Мне грозный ангел лиры не вручал,
рукоположен не был я в пророки,
я робок был, и из других начал
моей подспудной музыки истоки.
Больной лежал я в поле на войне
под тяжестью сугробного покрова.
Рыдание, пришедшее ко мне —
вот первый повод к появленью слова.
И не внимал я голосу творца,
но чувствую, что оставляет сила —
кровь отошла нежданно от лица
и к сердцу на мгновенье подступила.
И жалобы моей полночный крик
средь тишины, заполнившей траншею,
был беззащитен, но и был велик
одною лишь истошностью своею.
И был тогда, признаюсь, ни при чём,
когда больной дышал я еле-еле,
тот страшный ангел с огненным мечом,
десницей указующий на цели.