В хижине угольщика король
Сидит один, озабочен.
Сидит он, качает дитя, и поет,
И слушает шорохи ночи.
«Баюшки-бай, в соломе шуршит,
Блеет овца в сарае.
Я вижу знак у тебя на лбу,
И смех твой меня пугает,
Баюшки-бай, а кошки нет.
На лбу твоем знак зловещий.
Как вырастешь ты, возьмешь топор, —
Дубы в лесу затрепещут.
Был прежде угольщик благочестив, —
Теперь все стало иначе:
Не верят в бога дети его,
А в короля тем паче,
Кошки нет — раздолье мышам.
Жить осталось немного, —
Баюшки-бай, — обоим нам:
И мне, королю, и богу.
Мой дух слабеет с каждым днем,
Гнетет меня дума злая.
Баюшки-бай. Моим палачом
Ты будешь, я это знаю.
Твоя колыбельная — мне Упокой.
Кудри седые срезав,
У меня на затылке, — баюшки-бай, —
Слышу, звенит железо.
Баюшки-бай, а кошки нет.
Царство добудешь, крошка,
И голову мне снесешь долой.
Угомонилась кошка.
Что-то заблеяли овцы опять.
Шорох в соломе все ближе.
Кошки нет — мышам благодать.
Спи, мой палачик, спи же».