Потерялась (или вовсе брошена?)
девочка притихшая, хорошая.
Личико чумазое, серьёзное.
Белый день. Вокзал. Дитя бесхозное.
На груди у потеряшки-девочки
тряпочная кукла, самоделочка.
Рядовой милиции застенчиво
за руку, как мама, держит птенчика.
Он и сам ещё не шибко взрослый-то,
страж румяный, свыше ей ниспосланный.
Водит по вокзалу, озирается:
может кто опомнится — признается?
…Но никто не вспомнил, к сожалению.
На вокзале люди — ошалелые.
Да и ни при чём тут люди-граждане:
есть свои ребёночки у каждого.
Глядя на беспомощную рожицу,
кто вздохнёт, кто вздрогнет, кто поёжится…
…Можно после виденного – здравствовать.
Пить в купе коньяк. Листать Некрасова.
Чтобы смочь до совести дотронуться, —
перечислить сотню для детдомовцев.
Душ принять. Ругать себя по батюшке.
Можно всё… Но чистым — не бывать уже.
…Колыбелит тело зыбь рессорная.
Снится мне малышка беспризорная.
В душу мне глядит глазами сонными
на руках у мальчика с погонами…