Когда-то, до войны, я был в Крыму.
Со мною шло, не зная, как назваться,
То счастье, о котором ни к чему,
Да и не стоит здесь распространяться.
Оно скользило солнечным пятном
По штукатурке низенького дома,
По мокрой гальке шлялось босиком
В пяти шагах от вспененного грома.
Бросало в разноцветные кусты
Цветы неугасимые и росы,
На ласточкиных крыльях с высоты
Кидалось в тень приморского утеса.
И — что с того? Ну, было, да прошло,
Оставив чуть заметные приметы:
Для посторонних — битое стекло,
Для сердцем переживших — самоцветы.
Не так давно я снова был в Крыму.
Со мною шла, на шаг не отставая,
Нещадная ни к сердцу, ни к уму,
Горячая, щемящая, живая.
И одолела. Вспомнив до конца,
Я бросился на камень молчаливый,
На камень у знакомого крыльца,
Поросшего бурьяном и крапивой.
И я спросил:- Ты все мне скажешь, боль?
Все без утайки? Все, мой друг жестокий?
Неужто век нам маяться с тобой,
Неужто вместе мерять путь далекий?
Я спрашиваю снова: чья вина?
Приговоренный зваться человеком,
Я четверть века всем платил сполна
За все, что не сполна давалось веком.
Я не был скуп. Цена добра и зла
Была ценой и мужества и крови…
И я был щедр. Но молодость прошла,
Не пожелав и доброго здоровья.
Я знаю, снова просквозят года…
И вновь, как в повторяющемся чуде,
Сюда придут, опять придут сюда
И юные и радостные люди.
И девушка, поднявшись на крыльцо,
Прочтет свою судьбу по звездной книжке
И спрячет побледневшее лицо
В тужурку светлоглазого парнишки.
Пусть будет так. Пусть будет к ним добрей
Жестокое и трудное столетье.
И радость щедрых и прекрасных дней
Получат полной мерой наши дети.
И нашу память снова воскресит
В иной любви живительная сила,
И счастье им сверкнет у этих плит
Поярче, чем когда-то нам светило!