Стихи Льва Друскина

Какие незнакомые предметы!
Ночная тьма размыла их приметы,
Лишь дверца шкафа светится одна,
И тишина — такая тишина,
Что кажется: прижались к полу звуки,
Лицом уткнувшись в маленькие руки.

Твоей ладони жаркая печать
Легла на губы и велит молчать.
На кухне кран забыл, что можно капать,
Часы остановились, как на грех…
Сейчас Щелкунчик выглянет из шкафа
И громко-громко разгрызет орех.

А как вещи мои выносили,
Все-то вещи по мне голосили:
Расстаемся, не спас, не помог!
Шкаф дрожал и в дверях упирался,
Столик в угол забиться старался
И без люстры грустил потолок.
А любимые книги кричали:
«Не дожить бы до этой печали!
Что ж ты нас продаешь за гроши?
Не глядишь, будто слезы скрываешь,
И на лестницу дверь открываешь –
Отрываешь живьем от души».
Книги, книги, меня не кляните,
В равнодушных руках помяните,
Не казните последней виной…
Скоро я эти стены покину
И, как вы, побреду на чужбину.
И скажите – что будет со мной?

Муравей — Самсон, Поддубный скромный,
Как ты тащишь этот груз огромный?
Как, должно быть, дышишь горячо!
В сотни раз готов я сократиться,
Чтоб с тобою рядом очутиться,
Чтоб подставить и свое плечо.
Дерево, в котором два обхвата,
Что ты взмыло надо мной крылато?
Ну зачем же так воображать?
Думаешь, я мал и не достану?
Подружись со мной, я рядом встану,
Чтобы вместе небо подержать.
Теплый ветер трогает мне веки,
Вены переполнились, как реки,
Зоркой кровью, радостью живой.
Кто со мною породниться хочет?
Муравей у ног моих хлопочет
И бушует дуб над головой.

Разлюбила? Не разлюбила?
Как в глаза этим ветром било!
Там, в раю, у самого моря,
На краю у самого горя.
Изменила? Не изменила?

И меня в тот капкан заманило!
Чет и нечет, и вновь: чет и нечет.
Рвет и мечет любовь, рвет и мечет.
Рядом дышит моя потеря,
Я смотрю на нее со слезами,
И выходит из-за портьеры
Мавр с налитыми кровью глазами.
Он над спящею серый-серый
Он уходит опять за портьеру.
Почему ты так ровно дышишь?
Почему ты меня не слышишь?

О, я тебя боготворю,
Я говорю тебе: «Хрю-хрю!»
Я обожаю всей щетиной,
Молю о взгляде, о пинке,
Смотрю на грудь твою в тоске –
И я когда-то был мужчиной!
И в час, когда свиное стадо
Спешит за легким каблучком,
Я умираю от досады
И рою землю пятачком.
В моей аорте острый стук –
Не молкнет сердце человечье.
Как он хорош, твой новый друг!
Как он берет тебя за плечи!
Красавец наглый с жадным ртом…
Ну что ж, он из того же теста:
Мы с ним похрюкаем потом –
Еще в хлеву довольно места.

А мы разжигали
Костры эти тоже —
На рыжих коней
Они были похожи.
Веселые, жаркие,
С гривой торчащей…
Да только на них
Не уедешь из чащи.
Хрустят они сучьями,
Фыркают грозно:
«Садитесь, садитесь,
Покуда не поздно!»
Скрипение седел
И повод свистящий…
Да только на них
Не уедешь из чащи.
Хотят они неба
Ноздрями касаться,
Зовут они, просят
И глазом косятся.
Хорошие кони
И пыл настоящий…
Да только на них
Не уедешь из чащи.
На них не уедешь,
На них не умчишься…
Что ж ходишь ты, рыжий,
И глазом косишься?
Сидим под сосною,
И фыркают кони
В сквозные и жаркие
Наши ладони.

Куда маршируют солдаты-дома?
В строю им не больно-то сладко.
То лето горит, то белеет зима,
А им не нарушить порядка.
Ты слышишь сапог их обрушенный гром?
С рожденья — бессменно, бессонно —
Они маршируют на месте одном
Поротно и побатальонно.
Двужильные! Служба — крутись не крутись.
То зябко, то жарко солдатам.
За гшвом бы сбегать, с девчонкой пройтись…
Да нет. Дисциплина. Куда там!
А я прохожу — перезвон, кутерьма,
Деревьев текучее пламя.
И грустно равняясь, вздыхают дома,
Меня провожая глазами.

Где шорох сбитых пулями ветвей,
Где смерть над каждым на дыбы вставала,
Кукушка нам, по доброте своей,
Еще по двадцать лет накуковала.
Они прошли, и вот мы снова тут,
Совсем седые — видно и кукушке.
Но мы смеемся: «Серенькая, слушай,
Добавь но двадцать — не сочти за труд».

Акробаты, акробаты —
Острый почерк мастерства!..
. . . . . . . . . . . . . .
Мы неловки, мы горбаты,
Наши руки, как трава,
Наши ноги, как из ваты,
Наши души трусоваты
И забраться по канату
Нас заставишь — черта с два!
Но нисколько не печалясь,
Мы садимся за труды
И блаженствуем, качаясь
От звезды и до звезды.
Но зато в моей тетради
Или в книжке, на виду,
Не держите, бога ради,
Я и сам не упаду!