Читать стихотворения онлайн
Любила очень плакать тайно,
Молчать, как будто бы взлетать.
Невидимое – видеть явно.
До острой боли сострадать
Цветку, травине и птенцу,
Соседской бабке и слепцу…
Ещё – тому в ямщицкой песне,
Кого сумели так предать,
Что даже силы нет для мести,
И лень ему гнедого гнать.
Сквозь ельник едет. Рассвело.
И конь ступает тяжело.
…Уж век прошел!
А он всё бредит
И через ельник едет, едет…
Сгорай, печаль, в огне шиповника,
Мне сумрак в сердце не швыряй.
Глазами Божьего угодника
Глядит синеющая даль.
Земля от зноя, трав и ярника –
Томится, млеет и зовет.
Подол мне рвут шипы кустарника,
И марь обманная плывет.
Паду на россыпи цветочные,
На малахитную траву.
Незагорелая, молочная,
Проникну взором в синеву.
Две сини – взгляда и небесная! –
Как будто бы глаза в глаза.
И словно стану бестелесная,
Как на шиповнике роса.
Земля, земля, зачем так мучаешь?
Не отпускаешь в скорбный час.
Хоть в небесах растаем душами,
Мы – из тебя, а ты – из нас.
Но через гриву солнца слышится:
Эй, жаркая, живи, чаруй!
И нежно бабочка-малинница
Коснулась лба, как поцелуй.
Я удивлялась Солнцу и Луне,
Меня сжигали в жертвенном огне,
Но, осененная святым крестом,
Я вновь рождалась в омуте лесном
И пела так в обугленной ночи
При свете лилии – речной свечи! –
Что мельники топились в омутах,
И девы исчезали в зеркалах,
А княжичи забрасывали сеть,
Чтоб на песке
Мне с плачем умереть…
Вы им не верьте! Сеть – была пуста.
И зря бросались многие с моста…
Вновь толпа колыхаясь течет,
У метро – целый рой.
Исчезает уставший народ,
Словно чудь, под землей.
«Менделеевской» шум и шары.
Гул подземный и стук.
В электричку вхожу – все правы.
И высок мой каблук.
Сжаты душами! Мчимся в тоннель.
Тыщи дум – в тот проём.
Так же в небе – толпою теней! –
Мы на свет поплывем.
Все молчим. Я надменная вновь.
Стон вагонный и всхлип.
Перерезал мне черную бровь
Черной шляпы изгиб.
Чужды мне ваши мысли вновь:
То брезжит спам, то лезет ложь.
Прогнув готическую бровь,
Смотрю задумчиво на дождь…
В нем столько шёпота и слёз,
И прикасается не алчно…
Стекая с платья и волос,
Меня рисует он прозрачно.
Полынь склонилась в бисерах,
Она их ловит не роняя…
И дуб узорный в небесах
Всё плачет, листья вырезая…
Мают майские луга,
Золотые пчёлы – тать!
Вдоль меня бегут шелка,
Да не могут убежать.
Здесь скрещение лучей
От возвышенных корон.
Шмель красивый и ничей
В дикий падает пион.
Облик чей явился мне?
Словно в душу – царский нож!
Ирис в ангельском огне…
Он безудержно хорош…
Всё! И дальше – не уйти,
Не затронуть, не сломить,
Только высверки ловить
Да манить его в свой сон.
Окатный жемчуг, розовый, речной,
Русалочьим дыханьем замолила,
Прополоскала млечною росой
И под подушкой семь ночей таила.
Потом вонзила в смоль своих волос
И по лугам бродила средь тумана.
И мне пригрезился жемчужный гость,
Легко жемчужная открылась тайна.
И я плыла в прозрачной пустоте,
Изгибами жемчужными белея…
Я пленница жемчужины, а те,
Что в черных волосах зовут бледнея,
Вам будут сниться, словно вербный шелк,
Который позабыть никто не смог.
Лилово-тёмно-буйная,
Пышная, безумная!
Мохнато-сластно-томная,
Девьи-свеже-сонная,
Та, пред которой пал плетень –
Сирень:
Гроздь поцелуев воздушных моих,
– Легкая марь-ненасыть! –
Что не успела тебе подарить
Перед разлукой, что бьет, словно плеть…
Десять деньков?!
Я боюсь умереть.
Черные волосы – вихрь до колен…
Вот и Луна – как сиреневый плен,
Жаждет меня одурманить и – в сеть!
Десять деньков?! Легче мне – умереть.
Чисто-верная Луна,
С ним целуешься в воде?
Опрометчивой не будь –
Это к плачу и беде.
Что скользишь по зеркалам?
Ты молочно-хороша.
Только долго не глядись –
Взноет тихая душа.
А в колодец ты зачем
Бело падаешь, летишь?
«Изменил он, изменил!» –
Сто веков уже твердишь…
… Выйду ночью в кружевах,
Тайно в воду погляжусь,
За обманутых –
Во мглах
Нежно-нежно помолюсь.
И чернота разлуки,
и тревога…
И не могу заснуть, за книгу взяться…
Нежнее надо бы с тобой прощаться,
а не затворницей, накинув шаль.
Вот потому – холодная печаль.
От лампы тень
шатается, – темна! –
на дверь и потолок бросается она.
И бездна звёзд сквозь чёрный крест окна…
Сквозь душу тонкую,
сквозь лёгкую ладонь
позёмкой вьется всех ночей огонь…
Опять гроза страшила души,
Кидались молнии в окно.
Небесный гром округу рушил,
И всё мелькало, как в кино:
Я на балу в туманной шляпе,
Как будто это и не я,
На юбке белые накрапы,
И брызжут кружевом края.
Вокруг снуют лакеи, люди.
И кто-то в черном – мил, не мил? –
Мне преподнес браслет на блюде
И алый лютик подарил.
А я уйду в дождливый вечер,
Одна, холодная, как лёд.
Чтоб в ближнем храме ставить свечи
И звать того, кто не придет.
Я Луну из ведра почерпнула –
До чего же она ледяна!
Я Луною на гряды плеснула –
Луноцветки взошли у окна:
Серебристы и лунно-ледовы,
И заоблачно-сонно-бредовы…
Я не верую в черные вести –
Поцелую нательный свой крестик…
Что, Луна, свечи бледные жжешь?
Лунный шепот скользит, словно нож:
«Зря, красавица, в хвойной дали,
На Земле жаждешь лунной любви…»
Зачем мне сетовать
На юное обличье?
Изгибы, линии, анархия волос…
Но пленом кажется
Весь мрамор мой девичий –
Сверкнуть,
Осыпаться бы инеем в мороз!
Всей сжаться в искру
И в полёте раствориться!
И разом созерцать
Семь Столбовых Миров!
А я –
Пред зеркалом, в венце из медуницы,
О князе думаю, ломая тонко бровь…
И даже этот мир забыла вновь!
Под крыльями ключиц –
Лишь розы и любовь…
Опять из ельника в избу
Легко порхнула птица темноты.
В моей душе – и вглубь! и вдаль! –
Лишь ты!
Поэтому русалочьи цветы
Я в волосах полночных утоплю.
Наверное, в лесу туман…
По ледяному полу – босиком!
Мне заблудиться бы в лесу
Родном,
Где волчьих глаз мерцание кругом,
Но волки у колен моих заснут.
На кованый сундук присесть?
Сорочкою белея, заберусь:
Колени – к подбородку,
И сожмусь
В белеющий бутон, в котором грусть.
Зачем и кто создал меня такой?
«Цыганка и ведьма!
Ой, птица она!»
Не верь, что болтают,
Толпа ведь дурна.
Не верь, что тебя я
Спалила, как страсть.
До кружев, до края —
Твоя, милый, власть!
Ты душу мне держишь
Легко, как цветок.
Так властвуешь, нежишь,
Что век — короток.
О, как покоряешь!
До боли, до слёз…
И лаской смиряешь
Вихрь юбок, волос…
Да что тебе мнится:
Я призрак, обман?
Исчезну жар-птицей —
И всё. И туман.