Сцена из драмы 0 (0)

Петр Ан[дреевич]

Дитя мое любезное, <наташа>! {*}
Оставь шитье, узоры кружевные:
Не выряжать тебе красы своей
На светлых праздниках. Не выезжать
С боярами, князьями. Было время:
Ласкают и манят тебя с собой
И мчат в богато-убранной карете.
А ныне знать, вельможи — где они?…
Тот князь, твой восприемник от купели?
Его жена? Родня? Исчезли все!
Их пышные хоромы опустели.
Когда слыла веселою Москва,
Они роились в ней. Палаты их
Блистали разноцветными огнями…
Теперь, когда у стен ее враги,
Бессчастные рассыпалися дети,
Напрасно ждет защитников; сыны,
Как ласточки, вспорхнули с теплых гнезд
И предали их бурям в расхищенье.
Ты из житья роскошного обратно
В убогий дом отцовский отдана,
А мне куда с тобой?… Куда укрыться?
И если б мог бежать отселе я,
Нет! нет!… Не оторвался б от тебя,
О матерь наша, мать России всей,
Кормилица моя, моих детей!
В тебе я мирно пожил, видел счастье, —
В тебе и гроб найду. Мой друг, <наташа>, {*}
Гроза над нами носится, — потерпим,
И с верою вдадимся той судьбе,
Которую господь нам уготовил.
Грустна, грустна!… О ком же плачешь ты?
О прежних ли подругах и забавах?

Наташа

Ах, батюшка! Я плачу не о том!
Теперь не та пора…
(Рыдает)

Петр Ан[дреевич]

И те ли времена? О брате что ли?
Наш Алексей… Даруй ему господь
Со славой устоять на ратном поле.
Мне всё твердит: он будет жив.

Наташа

Нет, батюшка, я плачу не об нем.,
(Рыдает пуще прежнего)

Петр Ан[дреевич]

Когда же ты о родине печальна,
Рыдай, мое дитя, — и для тебя
Отрадного я слова не имею.
Бывало, на душе кручинно, — посох в руки,
С тобою сердцу легче, всё забыто…
Утешенный я приходил домой.
Бывало, посетишь и ты меня, отца,
Обнимешь, всё осмотришь… угол мой
На полгода весельем просветится…
А ныне вместе мы, и ним не легче!
Москва! Москва! О, до чего я дожил!…
(Растворяет окно)
___________________
{* В первопечатном тексте — Надежда. — Ред.}

Прости, Отечество 0 (0)

Не наслажденье жизни цель,
Не утешенье наша жизнь.
О! не обманывайся, сердце,
О! призраки, не увлекайте!…
Нас цепь угрюмых должностей
Опутывает неразрывно.
Когда же в уголок проник
Свет счастья на единый миг,
Как неожиданно! как дивно! —

Мы молоды и верим в рай, —
И гонимся и вслед и вдаль
За слабо брежжущим виденьем.
Постой! и нет его! угасло! —
Обмануты, утомлены.
И что ж с тех пор? — Мы мудры стали,
Ногой отмерили пять стоп,
Соорудили темный гроб,
И в нем живых себя заклали.

Премудрость! вот урок ее:
Чужих законов несть ярмо,
Свободу схоронить в могилу,
И веру в собственную силу,
В отвагу, дружбу, честь, любовь!!! —
Займемся былью стародавней,
Как люди весело шли в бой,
Когда пленяло их собой
Что так обманчиво и славно!

Домовой 0 (0)

Детушки матушке жаловались,
Спать ложиться закаивались:
Больно тревожит нас дед-непосед,
Зла творит много и множество бед,
Ступней топочет, столами ворочит,
Душит, навалится, щиплет, щекочит.

Крылами порхая, стрелами звеня 0 (0)

Крылами порхая, стрелами звеня,
Любовь вопрошала кого-то:
Ах! — есть ли что легче на свете меня?
Решите задачу Эрота.

Любовь и любовь, решу я как раз,
Сама себя легче бывает подчас,
Есть песня такая:
Легко себе друга сыскала Аглая
И легче того
Забыла его.

По духу времени и вкусу 0 (0)

— По духу времени и вкусу
Он ненавидел слово «раб»…
— За то попался в Главный штаб
И был притянут к Иисусу!..

— Ему не свято ничего…
— Он враг царю!.. — Он друг сестрицын!..
— Скажите правду, князь Голицын,
Уж не повесят ли его?..

Как распложаются журнальные побранки 0 (0)

Как распложаются журнальные побранки!
Гласит предание, что Фауст ворожил
Над банкой, полною волшебных, чудных сил —
И вылез чорт из банки;
И будто Фаусту вложил
Он первый умысел раавратный —
Создать станок книгопечатный.
С тех вор, о, мокрые тряпичные листы,
Вы полем сделались журналам для их браней,
Их мыслей нищеты, их скудости познаний!
Уж наложил на вас школярные персты
Михаило Дмитриев с друзьями,
Переплетясь они хвостами,
То в прозе жилятся над вами.
То усыряют вас водяными стихами.

Грузинская ночь 0 (0)

1

К.

Но сам я разве рад твоей печали?
Вини себя и старость лет своих.
Давно с тебя и платы не бирали…

Т.

Ругаться старостью — то в лютых ваших нравах.
Стара я, да, — но не от лет одних!
Состарелась не в играх, не в забавах,
Твой дом блюла, тебя, детей твоих.
Как ринулся в мятеж ты против русской силы,
Укрыла я тебя живого от могилы,
Моим же рубищем от тысячи смертей.
Когда ж был многие годины в заточеньи,
Бесславью преданный в отеческом краю,
И ветер здесь свистал в хоромах опустелых,
Вынашивала я, кормила дочь твою.
Так знай же повесть ты волос сих поседелых,
Колен моих согбенных и морщин,
Которые в щеках моих изрыты
Трудами о тебе. Виною ты один.
Вот в подвигах каких младые дни убиты.
А ты? Ты, совести и богу вопреки,
Полсердца вырвал из утробы!
Что мне твой гнев? Гроза твоей руки?
Пылай, гори огнем несправедливой злобы…
И к_о_чет, если взять его птенца,
Кричит, крылами бьет с свирепостью борца,
Он похитителя зовет на бой неравный;
А мне перед тобой не можно умолчать, —
О сыне я скорблю: я человек, я мать…
Где гром твой, власть твоя, о, боже вседержавный!

К.

Творец, пошли мне вновь изгнанье, нищету,
И на главу мою все ужасы природы:
Скорее в том ущельи пропаду,
Где бурный Ксан крутит седые воды,
Терпеть разбойником гоненья, голод, страх,
От стужи, непогод не быв укрытым,
Чем этой фурии присутствие сносить,
И злость души, и яд ее упрёков,

Т.

Ничем тебя не можно умилить!
Ни памятью добра, ни силой слезных токов!
Подумай, — сам отец, и сына ты лишен.
Когда, застреленный, к тебе он был внесен
И ты в последний раз прощался с трупом милым,
Без памяти приник к очам застылым
И оживить хотел потухший взор,
Весь воздух потрясал детей и жен вой дикий,
И вторили раскаты этих гор
С утра до вечера пронзительные крики, —
Ты сам хотел зарыться в землю с ним.
Но взятый смертию вовек невозвратим!
Когда ж бы искупить ты мог его из плена,
Какой тогда казны бы пожалел?
На чей бы гнев суровый не посмел?
Ты чьи тогда не обнял бы колена?,

К.

И нет еще к тебе вражды!..
Я помню о люд_я_х, о боге,
И сына твоего не дал бы без нужды.
Но честь моя была в залоге:
Его ценой я выкупил коня,
Который подо мной в боях меня прославил,
Из жарких битв он выносил меня…
Тот подл, кто бы его в чужих руках оставил.

Т.

Ни конь твой боевой всей крепостию жил,
Ни кто из слуг твоих любимых
Так верой-правдою тебе не послужил,
Как я в трудах неисчислимых,
Мой отрок, если б возмужал,
За славу твоего он княжеского дома
Сто раз бы притупил и саблю и кинжал,
Не убоялся бы он язв и пушек грома.
Как матерью его ты был не раз спасен,
Так на плечах своих тебя бы вынес он!

К.

Прочь от меня! Поди ты прочь, старуха!
Не раздражай меня, не вызывай на гнев,
И не терзай мне жалобами слуха…
Безвременен кому твой вопль, и стон, и рев.
Уж сын твой — раб другого господина,
И нет его, он мой оставил дом,
Он продан мной, и я был волен в том, —
Он был мой крепостной….

Т.
(падает на колена)

Он сын мой! Дай мне сына!
И я твоя раба, — зачем же мать
От детища ты разлучил родного?
Дай раз еще к груди его прижать!….
Ах, ради бога имени святого,
Чтоб не видать кровавых слез моих,
Соедини ты снова нас двоих.

К.

Не повторяй мне горькие упреки!
В поля и в горы — вот пути широки,
Там мчится шумная река,
Садись над пропастью, беседуй с высока
О сыне с мраками ночными,
И степь буди стенаньями своими,
Но в дом не возвращайся мой….
Уймись, или исчезни с глаз долой.

с Т.

Достойное заслугам воздаянье!
Так будь же проклят ты и весь твой род,
И дочь твоя, и всё твое стяжанье!
Как ловчие, — ни быстриною вод,
Ни крутизною скал не удержимы,
Но скачут по ветрам носимы,
Покуда зверь от их ударов не падет,
Истекший кровию и пеной, —
Пускай истерзана так будет жизнь твоя,
Пускай преследуют тебя ножом, изменой
И слуги, и родные, и друзья!
Неблагодарности в награду,
Конца не знай мученья своего,
Тогда продай ты душу аду,
Как продал сына моего.
Отступник, сам себя карая,
В безумьи плоть свою гложи,
И ночью майся, днем дрожи,
На церковь божию взирая.
Твой прах земле не предадут!
Лишь путники произнесут
Ругательства над, трупом хладным,
И будь добычею чекалам плотоядным….
А там, — перед судом всевышнего творца, —
Ты обречен уже на муки без конца!

Т.

О, люди! Кто назвал людьми исчадий зла,
Которых от кровей утробных
Судьба на то произвела,
Чтоб были гибелью, бичом себе подобных!
Но силы свыше есть! Прочь совесть и боязнь!….
Ночные чуда! Али! Али!
Явите мне свою приязнь,
Как вы всегда являли
Предавшим веру и закон,
Душой преступным и бессильным,
Светите мне огнем могильным,
Несите ветер, свист и стон,
Дружины Али! Знак условный —
Вот пять волос
От вас унес
Ваш хитрый, смелый враг, мой брат единокровный,
Когда в {*} он блуждал
{* Несколько слов остались неразобранными. — Ред.}
На мшистых высотах уединенных скал.
Я крестным знаменьем от вас оборонялась,
Я матерью тогда счастливой называлась,
А ныне кинутой быть горько сиротой!
Равны страдания в сей жизни или в той?
Слетайтеся, слетайтесь,
Отколе в темну ночь исходят привиденья,
Из снежных гор,
Из диких нор,
Из груды тли и разрушенья,
Из сонных тинистых зыбей,
Из тех пустыней многогробных,
Где служат пиршествам червей
Останки праведных и злобных.
Но нет их! Непокорны мне!
На мой привет не отзовутся,
Лишь тучи н_а_ небе несутся
И воет ветр…. Ах, вот оне!
(Прислоняется к утесу и не глядит на них)

Али
(плавают в тумане у подошвы гор)

В пар_а_х вечерних, перед всходом
Печальной девственной луны,
Мы выступаем хороводом
Из недозримой глубины.

Т.

Робеет дух, язык прикован мой!
Земля, не расступайся подо мной…

Али

Таятся в мрачной глубине
Непримиримых оскорбленья
И созревают в тишине
До дня решительного мщенья;
Но тот, чей замысел не скрыт,
Как темная гробов обитель,
Вражды во век не утолит,
Нетерпеливый мститель.

Р.

………………. {*}
……………….
Настанет день и час пробьет.
{* Две строки точек — в подлиннике. — Ред.}

Али

Неизъяснимое свершится:
Тогда мать сына обретет
И ближний ближнего лишится,
(Молчание)
Куда мы, Али? В эту ночь
Бежит от глаз успокоенье.

Одна из них

Спешу родильнице помочь,
Чтоб задушить греха рожденье.

Другие

А мы в загорские края,
Где пир пируют кровопийцы.

Последняя

Там замок есть… Там сяду я
На смертный одр отцеубийцы.

Печатается по тексту первой публикации в «Русском слове» 1859, No 5.
Там же приведены следующие варианты:
К стр. 325. После стиха: «А ныне кинутой быть горько сиротой!..»

Так от людей надежды боле нет,
И вседержителем отвергнуто моленье!
Услышьте вы отчаянья привет
И мрака порожденье!

Далее, несколько отступя от этих стихов, записаны следующие:

Я крестным знаменьем от вас оборонялась,
Тогда была добра, имела сына я…

(Одна Али появляется на уединенном месте)

Кого клянешь?
На чью главу
Беды зовешь?

После стиха: «Останки праведных и злобны…» — два варианта:

Но нет их! Непокорны мне!..
Лишь тучи длинными грядами
Перебегают над холмами
И всё крутятся… Ах, оне!

——

Но нет их! Нет! И что мне в чудесах
И в заклинаниях напрасных!
Нет друга на земле и в небесах,
Ни в боге помощи, ни в аде для несчастных!

После стиха: «И воет ветр… Ах, вот оне!..» — также два варианта:

Али.

Ты здесь! Но ты, исчадье праха,
Где ты украла волоса?
Они нам сила и душа,
Отдай их нам…
Умри от страха.

——

Мы здесь, но гибель и напасть
Тому, кто взыщет ада власть.
Не цепенеешь ли со страха,
Увидя нас, исчадье праха?

Т

Ах! Вот они! Язык прикован мой!
Но не умру с испуги.
Вот ваши волоса… Вот суд вам роковой:
Кто их имеет, тех вы слуги.

Юность вещего 0 (0)

(Куростров. Ищут Михаила. Находят его. Ночь перед отплытием в дальний путь.)

Орел, едва лишь пухом оперенный,
Едва в себе почуял дерзость сил,
Рассек эфир, с размаху воспарил;
Хор птиц, его явленьем изумленный.
Неспорный крик ему навстречу шлет.
Нет! Дерзость тех очей и тот полет
Не зрит себе ни равных, ни преслушных
И властвует в селеньях он воздушных,
Не так между людьми: ах! от пелён
Томится столько лет ревнитель славы!
Еще томится возмужалый он,
Отвержен и не признан, угнетен…
Судьба! О, как тверды твои уставы!
Великим средь Австралии зыбей,
Иль в Севера снегах, везде одно ли
Присуждено! — Искать желанной доли
Путем вражды, препятствий и скорбей!
И тот певец, кому никто не смеет
Вослед ступить из бардов сих времен.
Пред кем святая Русь благоговеет,
Он отроком, безвестен и презрен,
Сын рыбаря, чудовищ земноводных
Ловитвой жил; в пучинах ледяных,
Душой алкая стран и дел иных,
Изнемогал в усилиях бесплодных!…

Давид 0 (0)

Не славен в братиях измлада,
Юнейший у отца я был,
Пастух родительского стада;
И се! внезапно богу сил
Орган мои создали руки,
Псалтырь устроили персты,
О! кто до горней высоты
Ко господу воскрилит звуки!
Услышал сам господь творец!
Шлет ангела: и светлозрачкый
С высот летит на долы злачны;
Взял от родительских овец;
Елеем благости небесной
Меня помазал. — Что ж сии
Велики братии мои?
Кичливы крепостью телесной!
Но в них дух божий, бога сил,
Господень дух не препочил!
Иноплеменнику не с ними,
Далече страх я отженя,
Во сретенье исшел: меня
Он проклял идолми своими;
Но я мечом над ним взыграл,
Сразил его и обезглавил
И стыд отечества отъял,
Сынов Израеля прославил!

Серчак и Итляр 0 (0)

Серчак

Ты помнишь ли, как мы с тобой, Итляр,
На поиски счастливые дерзали,
С коней три дня, три ночи не слезали;
Им тяжко; градом пот и клубом пар,
А мы на них — то вихрями в пустыне,
То вплавь по быстринам сердитых рек…
Кручины, горя не было вовек,
И мощь руки не та была, что ныне.
Зачем стареют люди и живут,
Когда по жилам кровь едва струится!
Когда подъять бессильны ратный труд,
И темя их снегами убедится!
Смотри на степь, — что день, то шумный бой,
Дух ветреный, другого превозмогший,
И сам гоним… сшибутся меж собой,
И завивают пыль и злак иссохший:
Так человек рожден гонять врага,
Настичь, убить иль запетлить арканом.
Кто на путях не рыщет алчным враном,
Кому уже конь прыткий не слуга,
В осенней мгле, с дрожаньем молодецким,
Он, притаясь, добычи не блюдет, —
Тот ляг в сыру землю: он не живет!
Не называйся сыном половецким!

Итляр

Мы дряхлы, друг, но ожили в сынах,
И отроки у нас для битвы зрелы.
Не праздней лук, — натянут в их руках;
Не даром мещут копья, сыплют стрелы.
Давно ль они несчетный лов в полон
Добыли нам, ценою лютых браней,
Блестящих сбруй, и разноцветных тканей,
И тучных стад, и белолицых жен.
О, плачься, Русь богатая! Бывало,
Ее полки и в наших рубежах
Корысть делят. Теперь не то настало!
Огни ночной порою в камышах
Не так разлитым заревом пугают,
Как пламя русских сел, — еще пылают
По берегам Трубёжа и Десны…
Там бранные пожары засвечают
В честь нам, отцам, любезные сыны.

Серчак

В твоих сынах твой дух отцовский внедрен!
Гордись, Итляр! Тебя их мужественный вид,
Как в зимний день луч солнечный, живит,
Я от небес лишь дочерью ущедрен,
И тою счастлив… Верь, когда с утра
Зову ее и к груди прижимаю, —
Всю тяжесть лет с согбенных плеч стрясаю.
Но ей отбыть из отчего шатра:
Наступит день, когда пришельцу руку
Должна подать на брачное житье;
Душой скорбя, я провожу ее,
И, может быть, на вечную разлуку…
Тогда приди всем людям общий рок!
Закройтесь, очи, — не в семье чад милых…
Наездник горький: ветх и одинок,
Я доживу остаток дней постылых!
Где лягут кости? В землю их вселят
Чужие руки, свежий дерн настелят,
Чужие меж собой броню, булат
И всё мое заветное разделят!…

Кальянчи 0 (0)

Отрывок из поэмы

Путешественник в Персии встречает прекрасного отрока, который подает ему кальян. Странник спрашивает, кто он, откуда. Отрок рассказывает ему свои
похождения, объясняет, что он грузин, некогда житель Кахетии.

В каком раю ты, стройный, насажден?
Какую влагу пил? Какой весной обвеян?
Эйзедом ли ты светлым порожден,
Питомец Пери, или Джиннием взлелеян?
Когда заботам вверенный твоим
Приносишь ты сосуд водовмещальный
И сквозь него проводишь легкий дым, —
Воздушной пеною темнеет ток кристальный,
И ропотом манит к забвенью, как ручья
Гремучего поток в зеленой чаще!
Чинара трость творит жасминной длань твоя
И сахарныя трости слаще,
Когда палимого Ширазского листа
Глотают чрез нее мглу алые уста,
Густеет воздух, напоенный
Алоэ запахом и амброй драгоценной!

Когда ж чарующей наружностью своей
Собрание ты освет_и_шь людей —
Во всех любовь!… Дерв_и_ш отбросил четки,
Примрачный вид на радость обменил:
Не ты ли в нем возжег огонь потухших сил?
Не от твоей ли то походки
Его распрямлены морщины на лице,
И заиграла жизнь на бывшем мертвеце?
Властитель твой — он стал лишь самозванцем,
Он уловлен стыдливости румянцем,
И к_у_дрей кольцами, по высоте рамен
Влекущихся, связавших душу в плен?
И гр_у_ди нежной белизною,
И жилок, шелком свитых, бирюзою,
Твоими взглядами, под свесом темных вежд,
Движеньем уст твоих невинным, миловидным,
Твоей, нескрытою покровами одежд,

Джейрана легкостью, и станом пальмовидным,
В каком раю ты, стройный, насажден?
Эдема ль влагу пил, дыханьем роз обвеян?
Скажи: или от Пери ты рожден,
Иль благодатным Джиннием взлелеян?

«На Риона берегах,
В дальних я рожден пределах,
Где горит огонь в сердцах,
Тверже скал окаменелых;
Рос — едва не из пелен,
Матерью, отцом, безвинный,
В чужу продан, обменен
За сосуд ценинный! {*}
{* В первопечатном тексте
опечатка «цененный». — Ред.}
«Чужой человек! скажи: ты отец?
Имел ли ты чадо от милой подруги?
Корысть ли дороже нам с сыном разлуки?
Отвержен ли враном невинный птенец?

«Караван с шелками шел,
С ним ага мой. Я, рабочий,
Глаз я долго не отвел
С мест, виднелся где кров отчий;
С кровом он слился небес;
Вечерело. Сном боримы,
Стали станом. Темен лес.
Вкруг огня легли мы,

«Курись, огонек! светись, огонек!
Так светит надежда огнем нам горящим!
Пылай ты весельем окрест приседящим,
Покуда спалишь ты последний пенек!

«Спал я. Вдруг взывают: «бой!»
В ста местах сверкает зелье;
Сечей, свистом пуль, пальбой
Огласилось всё ущелье,
Притаился вглубь межи
Я, и все туда ж влекутся.
Слышно — кинулись в ножи —
Безотвязно бьются!

«Затихло смятенье — сече конец.
Вблизи огня брошен был труп, обезглавлен,
На взор его мертвый был взор мой уставлен,
И чья же глава та?… О, горе!… Отец!..?

«Но могучею рукой
Был оторван я от тела.
«Будь он проклят, кровный твой! —
В слух мне клятва загремела —
«Твой отец разбойник был…»
И в бодце, ремнем увитом,
Казнь сулят, чтоб слез не лил
По отце убитом!

«Заря занялася, Я в путь увлечен.
Родитель, ударом погибший бесславным,
Лежать остается — он вепрям дубравным,
Орлам плотоядным на снедь обречен!

«Вышли мы на широту
Из теснин, где шли доселе,
Всю творенья красоту
В пышной обрели Картвеле.
Вкруг излучистой Куры
Ясным днем страна согрета,
Все рассыпаны цветы
Щедростию лета…»

Освобожденный 0 (0)

Луг шелковый, мирный лес!
Сквозь колеблемые своды
Ясная лазурь небес!
Тихо плещущие воды!
Мне ль возвращены назад
Все очарованья ваши?
Снова ль черпаю из чаши
Нескудеющих отрад?
Будто сладостно-душистой
В воздух пролилась струя;
Снова упиваюсь я
Вольностью и негой чистой.
Но где друг?… но я один!…
Но давно ль, как привиденье,
Предстоял очам моим
Вестник зла? Я мчался с ним
В дальний край на заточенье.
Окрест дикие места,
Снег пушился под ногами;
Горем скованы уста,
Руки тяжкими цепями.

Одоевскому 0 (0)

Я дружбу пел… Когда струн_а_м касался,
Твой гений над главой моей парил,
В стихах моих, в душе тебя любил
И призывал, и о тебе терзался!…
О, мой творец! Едва расцветший век
Ужели ты безжалостно пресек?
Допустишь ли, чтобы его могила
Живого от любви моей сокрыла?…