Одиночество 0 (0)

Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное…
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты…
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания…
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода…
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу…
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней…
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
«Уходи…
Не надо…
Я вижу —
ты не мой,
а ты — ее…»
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
«Мой маленький!
Мой маленький!» —
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
«Ты не мой!
Не мой!»
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их «прощай!» —
не «до свиданья!»,
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.

Мне в твоё уткнуться плечо бы 0 (0)

Мне в твоё уткнуться плечо бы,
Зарыдать из последних сил,
Рассказать обо всём, и чтобы
Ты прощения попросил…
Попросил за то, что обидел
Тем, что спал не со мной одной,
Попросил за то, что не видел,
Что в моих глазах дождь стеной.
Не «уткнусь» я: тебя нет рядом.
Есть работа, ребёнок, дом…
Телевизор смотрю устало
Вечерами, и сплю потом…
Вот сейчас там поёт Валюша
Толкунова. Горюю с ней:
«Быть хорошим другом обещался…
А уехал… И не попрощался…»

Одиночество 0 (0)

Я спал, и смыла пена белая
Меня с родного корабля,
И в черных водах, помертвелая,
Открылась мне моя земля.

Она полна конями быстрыми
И красным золотом пещер,
Но ночью вспыхивают искрами
Глаза блуждающих пантер.

Там травы славятся узорами
И реки словно зеркала,
Но рощи полны мандрагорами,
Цветами ужаса и зла.

На синевато-белом мраморе
Я высоко воздвиг маяк,
Чтоб пробегающие на море
Далеко видели мой стяг.

Я предлагал им перья страуса,
Плоды, коралловую нить,
Но ни один стремленья паруса
Не захотел остановить.

Все чтили древнего оракула
И приговор его суда
О том, чтоб вечно сердце плакало
У всех заброшенных сюда.

И надо мною одиночество
Возносит огненную плеть
За то, что древнее пророчество
Мне суждено преодолеть.

Я вынести могу разлуку 0 (0)

Я вынести могу разлуку
Со всем, что драгоценно мне;
Я вынести могу всю муку —
Быть в вечно мертвой тишине;
Всё — одиночество, лишенья,
Грусть по родному очагу,
В надеждах горькие сомненья —
Всё это вынесть я могу.
Но прозябать с живой душою,
Колодой гнить, упавшей в ил,
Имея ум, расти травою, —
Нет, это свыше всяких сил!

Одиночество 0 (0)

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

И вот одна осталась я 0 (0)

И вот одна осталась я
Считать пустые дни.
О вольные мои друзья,
О лебеди мои!

И песней я не скличу вас,
Слезами не верну,
Но вечером в печальный час
В молитве помяну.

Настигнут смертною стрелой,
Один из вас упал,
И черным вороном другой,
Меня целуя, стал.

Но так бывает раз в году,
Когда растает лёд,
В Екатеринином саду
Стою у чистых вод

И слышу плеск широких крыл
Над гладью голубой.
Не знаю, кто окно раскрыл
В темнице гробовой.

Одиночество 0 (0)

Среди людей, я средь — чужих…
Мне в этом мире не до них,
Как им, в борьбе и шуме дня,
Нет в жизни дела до меня…

В дороге дальней им, как мне,
Тужить, блуждать наедине…
Мне в мой простор, в мою тюрьму,
Входить на свете одному…

Пока в пути не встанет грань,
Нам всем томительную ткань
Рукою сирой в жизни ткать —
Душою замкнутой алкать…

Звучит по разному у всех
Один и тот же стон и смех,—
На всех ткачей один станок,
Но каждый сир и одинок…

Как скучно в «одиночке», вечер длинный 0 (0)

Как скучно в «одиночке», вечер длинный,
А книги нет.
Но я мужчина,
И мне семнадцать лет.
Я, «Марсельезу» напевая,
Ложусь лицом к стене.
Но отдаленный гул трамвая
Напоминает мне,
Что есть Остоженка, и в переулке
Наш дом,
И кофе с молоком, и булки,
И мама за столом.
Темно в передней и в гостиной,
Дуняша подает обед…
Как плакать хочется! Но я мужчина,
И мне семнадцать лет…

Ровно год 0 (0)

У меня сегодня праздник,
Я цветы поставлю в вазу,
Я оденусь в дорогое
И налью себе вина.
У меня сегодня праздник –
Ровно год, как мы расстались,
Ровно год, как ты с другою,
Ровно год, как я одна.

Я сегодня отмечаю
Праздник грусти и печали.
За безрадостную дату
Выпью я бокал до дна.
Год, как слушаю ночами
Телефонное молчанье,
Год, как нету виноватых,
Может, только я одна.

Знаешь, я живу отлично,
Всё нормально в жизни личной,
И нисколько не жалею,
Что не я твоя жена.
У меня свои заботы –
Плачу только по субботам,
И ещё по воскресеньям,
И еще… когда одна…

У меня другого нет,
Ты один в окошке свет,
Ровно год, как мы расстались,
Долгим был, как тыща лет!!!

Эрих Мария Ремарк — III. «И тишина, и одиночество насели…» 0 (0)

И тишина, и одиночество насели,
И лишь немая ночь мой провожатый.
Но стрелка, как всегда, стоит на север,
И лебеди мои летят к снегам голубоватым.

Друзей оставил я давно. И что друг значит?
Печальнее из всех наук для нас такая:
Для верности твоей себе друг — враг.
В придачу Друзья крадут нас, и мы таем, иссякая.

Свет маяка — ненужный в жизни мне пароль —
Пусть вновь зовет своим он льстиво-пестрым слогом.
Я к звездам нес своих вопросов боль,
И верил я, что звезды — то ступеньки к Богу.

Вера — всегда обман. И вера та ушла.
Поблекла и рассыпалась, как прах.
Пусть я один — меня сломать жизнь не смогла.
Если жизнь вечна, то я тоже жив в веках!

Я шел сквозь всё. Был Богом для себя, звездой,
Был зверем, пылью в том безудержном стремленье,
Был грязной похотью и светлою судьбой —
Хотел я, ворог-жизнь, быть всем — как ты явленьем.

Я бросил все. Я и себя забыл — неважно!
Над жертвами, что путь мой забирал, смеялся,
Пока не стал в пути я одинок так страшно,
Что в ледяном безмолвье я почти пугался.

Прижалась вдруг головка к моему плечу —
С тех пор она со мной. И верит мне как встарь.
Я берегу ее, как на ветру свечу, —
И Бог я для нее, и дом, мир и алтарь.

Но прежде чем на север дальше продвигаться
В погибели, в борьбе, в мольбе, в ночи бессрочной,
От мук паду я, чтоб опять в ногах валяться
И просьбы слать к немым пожарам безумолчно.
О ты, что создала меня! Загадка-мощь,
Что вытолкнула в жизнь меня из ничего
И вопрошать меня учила в злую ночь,
Затем оставив без ответа своего —
Я гнался за тобой и не страшился муки,
А ты ограбила меня, все вмиг забрав…
Взгляни лишь раз на мной протянутые руки
И милую головку мне оставь!

Гуниб 0 (0)

Тревожен был грозовых туч крутой изгиб.
Над нами плыл в седых огнях аул Гуниб.
И были залиты туманной пеленой
Кегерские высоты под луной.

Две женщины там были, друг и я.
Глядели в небо мы, дыханье затая,
Как молча мчатся молнии из глубины,
Неясыть мрачно кружится в кругу луны.

Одна из женщин молвила:
«Близка беда.
Об этом говорят звезда, земля, вода.
Но горе или смерть, тюрьма или война —
Всегда я буду одинока и вольна!»

Другая отвечала ей:
«Смотри, сестра,
Как светом ламп и очагов горит гора,
Как из ущелий поднимается туман
И дальняя гроза идет на Дагестан.

И люди, и хребты, и звезды в вышине
Кипят в одном котле, горят в одном огне.
Где одиночество, когда теснит простор
Небесная семья родных аварских гор?»

И умерли они. Одна в беде. Другая на войне.
Как люди смертные, как звезды в вышине.
Подвластные судьбе не доброй и не злой,
Они в молчанье слились навсегда с землей.

Мы с другом вспомнили сестер,
поспоривших давно.
Бессмертно одиночество? Или умрет оно?

Когда сижу я ночью одиноко 0 (0)

Когда сижу я ночью одиноко
И образы святые в тишине
Так из души я вывожу глубоко,
И звонкий стих звучит чудесно мне,—

Я счастлив! мне уж никого не надо.
Весь мир во мне! Создание души
Самой душе есть лучшая отрада,
И так его лелею я в тиши…

И вижу я тогда, как дерзновенно,
Исполнен мыслью, дивный Прометей
Унес с небес богов огонь священный
И в тишине творит своих людей…

Опять говорю с ежевикой 0 (0)

Опять говорю с ежевикой,
Опять не могу без осин.
Дрожишь и над малой травинкой,
Когда остаёшься один.

Гляжу, чтоб забыть укоризну
Твою, где любви ни на грош,
Как скачет весь день по карнизу
Какой-нибудь птичий гаврош.

До боли ладонями стисну
Колени. Но вдруг разогнусь
И так по-мальчишески свистну,
Что даже сама улыбнусь.

Одиночество 0 (0)

Враги умолкли — слава богу,
Друзья ушли — счастливый путь.
Осталась жизнь, но понемногу
И с ней управлюсь как-нибудь.

Затишье душу мне тревожит,
Пою, чтоб слышать звук живой,
А под него еще, быть может,
Проснется кто-нибудь другой.

Гордость 0 (0)

Я по утрам, как все, встаю.
Но как же мне вставать
не хочется!
Не от забот я устаю —
я устаю от одиночества.

Я полюбила вечера
за то, что к вечеру, доверчиво,
спадает с плеч моих жара —
мои дела сдаются к вечеру.

Я дни тяжёлые люблю
за то, что ждать на помощь некого,
и о себе подумать некогда.
От трудных дней
я крепче сплю.

Но снова утро настаёт!
И мне опять —
вставать не хочется
и врать, что всё —
наоборот:
что я устала —
от забот,
что мне плевать
на одиночество.

1963