В детский сад пришла я с мамой 0 (0)

В детский сад пришла
я с мамой,
Как остаться мне одной?..

Я сказала маме прямо:
— Уведи меня домой!
Без тебя мне скучно будет,
Здесь совсем чужие люди,
Здесь совсем… совсем… —
Но вот
Кто-то за руку берёт.
Я заплакать не успела —
Закружился хоровод!

А потом мы с Ваней
Сели на диване,
Ездили на лошади
С Машей и Алёшею…

Посмотри — тут сколько кукол!
Всех их нужно укачать,
Мне теперь уж не до скуки,—
Просто — некогда скучать!

Дозорный 0 (0)

1

День за днем все сидит
у крыльца лесовик
И уныло стучит колотушкой бессонной.
Клен листвою поник,
а под ним — лесовик
Все травой обсыпается сорной.
Второпях пробегу
рассержусь невзначай:
— Прекращай эти стуки! Довольно!
( Кто-то нас огорчит, вот и мы сгоряча
хоть кому-то да сделаем больно.)

Он обидится — листья в охапку возьмет
Вместе с ветками, бросит вдогонку…
А ночами такая тоска нападет!
Дождь пройдет одиноко и звонко…

Да заглянет в окно
лист, сквозной, голубой…
Может, это с трубою подзорной
За моею следит беспокойной судьбой
Охраняющий душу дозорный?

2

В гротах холодных —
река Забыванья.
Лучшая песня — порой однодневка.
Грянет внезапной
волной узнаванья-
Просто запевка.

Скажешь — опешишь!
Откуда явилось —
Тайное действо —
Камланье? Моленье?
Где совершилось?
Зачем объявилось
Стихотворенье?

Воду пила.
Да, наверное, мало,
Воду пила,
Да, наверное, много —
Перетекает река Забыванья
Воспоминанью
Живому дорогу.

3

Октябрь, подари мне осеннюю скрипку!
Пусть желтого, красного, синего звука
Польются напевы, сольются в улыбке —
Да скроется скука!

Ответит трамвай мне,
И мы распоемся,
И клен у крылечка
Закружит, запляшет…
Какая там скука!
Мы в осень вольемся —
Все радости наши!

И выйдет навстречу
В рубашечке желтой —
Такой мне понятный…
Жаль только сама я
Ему не понятна…
А, впрочем, занятно
Ему, как смешно я
На скрипке играю.

Да, так и играю!
Что может быть чище
Осеннего, синего, красного звука!..

Кого потеряли, того уж не ищем.
Да скроется мука!

4

Как птицу, крупицу души отпускаю:
Лети, разрывайся, такая сложилась!
Я медленно, долго тебя забываю —
Уж так получилось…

Смиряясь, вхожу в золотые хоромы
Осеннего воздуха, чистой прохлады.
Побыть тебе в мире, побыть тебе дома!
И знаю, так надо.

Осенняя дрема.
Покой же отчасти.
К стеклу припадаю
горячей щекою.
Там ливни и грозы!
Но окна бы настежь!
Без сна и покоя!

Не предавайтесь скуке, это грех 0 (0)

Не предавайтесь скуке, это грех
Ещё шампанское струится
Пускай нам суждено проститься,
Но сколько в жизни славных вех!
Меня услышите повсюду,
глаголом редким прозвеню
Я Вас за всё благодарю,
Науку эту помнить долго буду.
Бывают встречи эпохальны,
Период славный для творца,
Ещё Вы не поймёте до конца
Насколько были гениальны.
Прошу, расстанемся друзьями
Без громких слов и без речей,
Пусть не достало нам ключей
Дружить талантом и домами.

Дорогой скучно-длинною 0 (0)

Дорогой скучно-длинною,
Безрадостно-пустынною,
Она меня вела,
Печалями изранила,
И разум отуманила,
И волю отняла.

Послушен ей, медлительной,
На путь мой утомительный
Не жалуясь, молчу.
Найти дороги торные,
Веселые, просторные,
И сам я не хочу.

Глаза мои дремотные
В виденья мимолетные
Безумно влюблены.
Несут мои мечтания
Святые предвещания
Великой тишины.

Грусть, печаль, тоска да скука 5 (1)

Грусть, печаль, тоска да скука
повстречались у кровати,
а виной тому – разлука,
да и ревность виновата…

И бессонница явилась
вместе с болью головной –
скопом, суки, навалились,
хоть лежи, да волком вой!..

Русская песня (Скучно, девушки, весною жить одной) 0 (0)

Скучно, девушки, весною жить одной:
Не с кем сладко побеседовать младой.
Сиротинушка, на всей земле одна,
Подгорюнясь ли присядешь у окна —
Под окошком все так весело глядит,
И мне душу то веселие томит.
,
От любви той замирает в сердце кровь.
И я выду во широкие поля —
С них ли негой так и веет на тебя;
Свежий запах каждой травки полевой
Вреден девице весеннею порой,
Хочешь с кем-то этим запахом дышать
И другим устам его передавать;
Белой груди чем-то сладким тяжело,
Голубым очам при солнце не светло.
Больно, больно безнадежной тосковать!
И я кинусь на тесовую кровать,
К изголовью правой щечкою прижмусь
И горючими слезами обольюсь.
Как при солнце летом дождик пошумит,
Травку вспрыснет, но ее не освежит,
Так и слезы не свежат меня младой;
Скучно, девушки, весною жить одной!

Испанские атриды 0 (0)

В лето тысяча и триста
Восемьдесят три, под праздник
Сан-Губерто, в Сеговии
Пир давал король испанский.

Все дворцовые обеды
На одно лицо, — все та же
Скука царственно зевает
За столом у всех монархов.

Яства там — откуда хочешь,
Блюда — только золотые,
Но во всем свинцовый привкус,
Будто ешь стряпню Локусты.

Та же бархатная сволочь,
Расфуфырившись, кивает —
Важно, как в саду тюльпаны.
Только в соусах различье.

Словно мак, толпы жужжанье
Усыпляет ум и чувства,
И лишь трубы пробуждают
Одуревшего от жвачки.

К счастью, был моим соседом
Дон Диего Альбукерке,
Увлекательно и живо
Речь из уст его лилась.

Он рассказывал отлично,
Знал немало тайн дворцовых,
Темных дел времен дон Педро,
Что Жестоким Педро прозван.

Я спросил, за что дон Педро
Обезглавил дон Фредрего,
Своего родного брата.
И вздохнул мой собеседник.

«Ах, сеньор, не верьте вракам
Завсегдатаев трактирных,
Бредням праздных гитаристов,
Песням уличных певцов.

И не верьте бабьим сказкам
О любви меж дон Фредрего
И прекрасной королевой
Доньей Бланкой де Бурбон.

Только мстительная зависть,
Но не ревность венценосца
Погубила дон Фредрего,
Командора Калатравы.

Не прощал ему дон Педро
Славы, той великой славы,
О которой донна Фама
Так восторженно трубила.

Не простил дон Педро брату
Благородства чувств высоких,
Красоты, что отражала
Красоту его души.

Как живого, я доныне
Вижу юного героя —
Взор мечтательно-глубокий,
Весь его цветущий облик.

Вот таких, как дон Фредрего,
От рожденья любят феи.
Тайной сказочной дышали
Все черты его лица.

Очи, словно самоцветы,
Синим светом ослепляли,
Но и твердость самоцвета
Проступала в зорком взгляде.

Пряди локонов густые
Темным блеском отливали,
Сине-черною волною
Пышно падая на плечи.

Я в последний раз живого
Увидал его в Коимбре,
В старом городе, что отнял
Он у мавров, — бедный принц!

Узкой улицей скакал он,
И, следя за ним из окон,
За решетками вздыхали
Молодые мавританки.

На его высоком шлеме
Перья вольно развевались,
Но отпугивал греховность
Крест нагрудный Калатравы.

Рядом с ним летел прыжками,
Весело хвостом виляя,
Пес его любимый, Аллан,
Чье отечество — Сиерра,

Несмотря на рост огромный,
Он, как серна, был проворен.
Голова, при сходстве с лисьей,
Мощной формой норажала.

Шерсть была нежнее шелка,
Белоснежна и курчава.
Золотой его ошейник
Был рубинами украшен.

И, по слухам, талисман
Верности в нем был запрятан.
Ни на миг не покидал он
Господина, верный пес.

О, неслыханная верность!
Не могу без дрожи вспомнить,
Как раскрылась эта верность
Перед нашими глазами.

О, проклятый день злодейства!
Это все свершилось здесь же,
Где сидел я, как и ныне,
На пиру у короля.

За столом, на верхнем месте,
Там, где ныне дон Энрико
Осушает кубок дружбы
С цветом рыцарей кастильских,

В этот день сидел дон Педро,
Мрачный, злой, и, как богиня,
Вся сияя, восседала
С ним Мария де Падилья.

А вон там, на нижнем месте,
Где, одна, скучает дама,
Утопающая в брыжах
Плоских, белых, как тарелка, —

Как тарелка, на которой
Личико с улыбкой кислой,
Желтое и все в морщинах,
Выглядит сухим лимоном, —

Там, на самом нижнем месте,
Стул незанятым остался.
Золотой тот стул, казалось,
Поджидал большого гостя.

Да, большому гостю был он,
Золотой тот стул, оставлен,
Но не прибыл дон Фредрего,
Почему — теперь мы знаем.

Ах, в тот самый час свершилось
Небывалое злодейство:
Был обманом юный рыцарь
Схвачен слугами дон Педро,

Связан накрепко и брошен
В башню замка, в подземелье,
Где царили мгла и холод
И горел один лишь факел.

Там, среди своих подручных,
Опираясь на секиру,
Ждал палач в одежде красной,
Мрачно пленнику сказал он:

«Приготовьтесь к смерти, рыцарь.
Как гроссмейстеру Сант-Яго,
Вам из милости дается
Четверть часа для молитвы».

Преклонил колени рыцарь
И спокойно помолился,
А потом сказал: «Я кончил», —
И удар смертельный принял.

В тот же миг, едва на плиты
Голова его скатилась,
Подбежал к ней верный Аллан,
Не замеченный доселе.

И схватил зубами Аллан
Эту голову за кудри
И с добычей драгоценной
Полетел стрелою наверх.

Вопли ужаса и скорби
Раздавались там, где мчался
Он по лестницам дворцовым,
Галереям и чертогам.

С той поры, как Валтасаров
Пир свершался в Вавилоне,
За столом никто не видел
Столь великого смятенья,

Как меж нас, когда вбежал он
С головою дон Фредрего,
Всю в пыли, в крови, за кудри
Волоча ее зубами.

И на стул пустой, где должен
Был сидеть его хозяин,
Вспрыгнул пес и, точно судьям,
Показал нам всем улику.

Ах, лицо героя было
Так знакомо всем, лишь стало
Чуть бледнее, чуть серьезней,
И вокруг ужасной рамой

Кудри черные змеились,
Вроде страшных змей Медузы,
Как Медуза, превращая
Тех, кто их увидел, в камень.

Да, мы все окаменели,
Молча глядя друг на друга,
Всем язык одновременно
Этикет и страх связали.

Лишь Мария де Падилья
Вдруг нарушила молчанье,
С воплем руки заломила,
Вещим ужасом полна.

«Мир сочтет, что я — убийца,
Что убийство я свершила,
Рок детей моих постигнет,
Сыновей моих безвинных».

Дон Диего смолк, заметив,
Как и все мы, с опозданьем,
Что обед уже окончен
И что двор покинул залу.

По-придворному любезный,
Предложил он показать мне
Старый замок, и вдвоем
Мы пошли смотреть палаты.

Проходя по галерее,
Что ведет к дворцовой псарне,
Возвещавшей о себе
Визгом, лаем и ворчаньем,

Разглядел во тьме я келью,
Замурованную в стену
И похожую на клетку
С крепкой толстою решеткой.

В этой клетке я увидел
На соломе полусгнившей
Две фигурки, — на цепи
Там сидели два ребенка.

Лет двенадцати был младший,
А другой чуть-чуть постарше.
Лица тонки, благородны,
Но болезненно-бледны.

Оба были полуголы
И дрожали в лихорадке.
Тельца худенькие были
Полосаты от побоев.

Из глубин безмерной скорби
На меня взглянули оба.
Жутки были их глаза,
Как-то призрачно-пустые.

«Боже, кто страдальцы эти?» —
Вскрикнул я и дон Диего
За руку схватил невольно.
И его рука дрожала.

Дон Диего, чуть смущенный,
Оглянулся, опасаясь,
Что его услышать могут,
Глубоко вздохнул и молвил

Нарочито светским тоном:
«Это два родные брата,
Дети короля дон Педро
И Марии де Падилья.

В день, когда в бою под Нарвас
Дон Энрико Транстамаре
С брата своего дон Педро
Сразу снял двойное бремя:

Тяжкий гнет монаршей власти
И еще тягчайший — жизни,
Он тогда как победитель,
Проявил и к детям брата

Милосердье; Он обоих
Взял, как подобает дяде,
В замок свой и предоставил
Им бесплатно кров и пищу.

Правда, комнатка тесна им,
Но зато прохладна летом,
А зимой хоть не из теплых,
Но не очень холодна.

Кормят здесь их черным хлебом,
Вкусным, будто приготовлен
Он самой Церерой к свадьбе
Прозерпиночки любимой.

Иногда пришлет им дядя
Чашку жареных бобов»
И тогда, уж дети знают:
У испанцев воскресенье.

Не всегда, однако, праздник,
Не всегда бобы дают им.
Иногда начальник, псарни
Щедро потчует их плетью.

Ибо сей начальник псарни,
Коего надзору дядя,
Кроме псарни, вверил клетку,
Где племянники, живут,

Сам весьма несчастный в браке
Муж той самой Лнмонессы
В брыжах белых, как тарелка,
Что сидела за столом.

А супруга так сварлива,
Что супруг, сбежав от брани,
Часто здесь на псах и детях
Плетью вымещает злобу.

Но такого обращенья
Наш король не поощряет.
Он велел ввести различье
Между принцами и псами.

От чужой бездушной плети
Он племянников избавил
И воспитывать обоих
Будет сам, собственноручно».

Дон Диего смолк внезапно,
Ибо сенешаль дворцовый
Подошел к нам и спросил:
«Как изволили откушать?»

Хандра 0 (0)

Бывают дни, когда душа пуста:
Ни мыслей нет, ни чувств, молчат уста,
Равно печаль и радость постылы,
И в теле лень, и двигаться нет силы.
Напрасно ищешь, чем бы ум занять,—
Противно видеть, слышать, понимать,
И только бесконечно давит скука,
И кажется, что жить — такая мука!
Куда бежать? чем облегчить бы грудь?
Вот ночи ждешь — в постель! скорей заснуть!
И хорошо, что стало все беззвучно…
А сон нейдет, а тьма томит докучно!

Тайна скуки 0 (0)

Скучаю я, — но, ради Бога,
Не придавайте слишком много
Значенья, смысла скуке той.
Скучаю я, как все скучают…
О чем?.. Один, кто это знает, —
И тот давно махнул рукой.

Скучать, бывало, было в моде,
Пожалуй, даже о погоде
Иль о былом — что все равно…
А ныне, право, до того ли?
Мы все живем с умом без воли,
Нам даже помнить не дано.

И даже… Да, хотите — верьте,
Хотите — нет, но к самой смерти
Охоты смертной в сердце нет.
Хоть жить уж вовсе не забавно,
Но для чего ж не православно,
А самовольно кинуть свет?

Ведь ни добра, ни даже худа
Без непосредственного чуда
Нам жизнью нашей не нажить
В наш век пристойный… Часом ране
Иль позже — дьявол не в изъяне, —
Не в барышах ли, может быть?

Оставьте ж мысль — в зевоте скуки
Душевных ран, душевной муки
Искать неведомых следов…
Что вам до тайны тех страданий,
Тех фосфорических сияний
От гнили, тленья и гробов?..

Прости за то, что вызвал сожаление 3 (2)

Прости за то, что вызвал сожаление..
За то, что не сумел тебя увлечь…
За скуку и за лишние сомнения..
Прости, что не сумел тебя зажечь..

Таю надежду робкую я на прощение.
И шанс второй готов всю жизнь я ждать…
Ты скажешь: — не хватает мне терпения..
Я просто не хочу тебя терять…

Я так хочу помочь тебе оттаять..
Помочь тебе простить и отпустить..
Я понимаю….прошлое нельзя исправить.
Я знаю….. прошлое нельзя забыть.

В том сердце, где царит печаль по прошлому,
Пока ещё нет места для любви…
И пусть тобой сейчас я позаброшен..
Ты знаешь….Я весь твой…
Ты только позови….

Как скучно в «одиночке», вечер длинный 0 (0)

Как скучно в «одиночке», вечер длинный,
А книги нет.
Но я мужчина,
И мне семнадцать лет.
Я, «Марсельезу» напевая,
Ложусь лицом к стене.
Но отдаленный гул трамвая
Напоминает мне,
Что есть Остоженка, и в переулке
Наш дом,
И кофе с молоком, и булки,
И мама за столом.
Темно в передней и в гостиной,
Дуняша подает обед…
Как плакать хочется! Но я мужчина,
И мне семнадцать лет…

Бросьте скуку, как корку арбузную 0 (0)

Бросьте скуку, как корку арбузную, —
Небо ясное, лёгкие сны.
Парень лошадь имел и судьбу свою
Интересную — до войны.

А на войне, как на войне,
А до войны, как до войны,
Везде, по всей вселенной
Он лихо ездил на коне
В конце войны, в конце войны
Последней, довоенной.

Но туманы уже по росе плелись,
Град прошёл по полям и мечтам.
Для того чтобы тучи рассеялись,
Парень нужен именно там.

Там — на войне, как на войне,
А до войны, как до войны,
Везде, по всей вселенной
Он лихо ездил на коне
В конце войны, в конце весны
Последней, довоенной.

Серпухов 0 (0)

Прилетела, сердце раня,
Телеграмма из села.
Прощай, Дуня, моя няня,-
Ты жила и не жила.

Паровозов хриплый хохот,
Стылых рельс двойная нить.
Заворачиваюсь в холод,
Уезжаю хоронить.

В Серпухове
на вокзале,
В очереди на такси:
— Не посадим,-
мне сказали,-
Не посадим,
не проси.

Мы начальников не возим.
Наш обычай не таков.
Ты пройдись-ка пёхом восемь
Километров до Данков…

А какой же я начальник,
И за что меня винить?
Не начальник я —
печальник,
Еду няню хоронить.

От безмерного страданья
Голова моя бела.
У меня такая няня,
Если б знали вы,
Была.

И жила большая сила
В няне маленькой моей.
Двух детей похоронила,
Потеряла двух мужей.

И судить ее не судим,
Что, с землей порвавши связь,
К присоветованным людям
Из деревни подалась.

Может быть, не в этом дело,
Может, в чем-нибудь другом?..
Все, что знала и умела,
Няня делала бегом.

Вот лежит она, не дышит,
Стужей лик покойный пышет,
Не зажег никто свечу.
При последней встрече с няней,
Вместо вздохов и стенаний,
Стиснув зубы — и молчу.

Не скажу о ней ни слова,
Потому что все слова —
Золотистая полова,
Яровая полова.

Сами вытащили сани,
Сами лошадь запрягли,
Гроб с холодным телом няни
На кладбище повезли.

Хмур могильщик. Возчик зол.
Маются от скуки оба.
Ковыляют возле гроба,
От сугроба до сугроба
Путь на кладбище тяжел.

Вдруг из ветхого сарая
На данковские снега,
Кувыркаясь и играя,
Выкатились два щенка.

Сразу с лиц слетела скука,
Не осталось ни следа.
— Все же выходила сука,
Да в такие холода…

И возникнул, вроде скрипок,
Неземной какой-то звук.
И подобие улыбок
Лица высветило вдруг.

А на Сретенке в клетушке,
В полутемной мастерской,
Где на каменной подушке
Спит Владимир Луговской,
Знаменитый скульптор Эрнст
Неизвестный
глину месит;
Весь в поту, не спит, не ест,
Руководство МОСХа бесит;
Не дает скучать Москве,
Не дает засохнуть глине.
По какой-то там из линий,
Славу богу, мы в родстве.

Он прервет свои исканья,
Когда я к нему приду,-
И могильную плиту
Няне вырубит из камня.

Ближе к пасхе дождь заладит,
Снег сойдет, земля осядет —
Подмосковный чернозем.
По весенней глине свежей,
По дороге непроезжей,
Мы надгробье повезем.

Родина моя, Россия…
Няна… Дуня… Евдокия…

Страшно и скучно 0 (0)

Страшно и скучно.
Здесь новоселье,
Путь и ночлег.
Тесно и душно.
В диком ущелье —
Тучи да снег.

Небо чуть видно,
Как из тюрьмы.
Ветер шумит.
Солнцу обидно…

В часы забав иль праздной скуки 0 (0)

В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.