Стихи Анны Ахматовой

И это станет для людей
Как времена Веспасиана,
А было это — только рана
И муки облачко над ней.

О, знала ль я, когда в одежде белой
Входила Муза в тесный мой приют,
Что к лире, навсегда окаменелой,
Мои живые пальцы припадут.

О, знала ль я, когда неслась, играя,
Моей любви последняя гроза,
Что лучшему из юношей, рыдая,
Закрою я орлиные глаза…

О, знала ль я, когда, томясь успехом,
Я искушала дивную Судьбу,
Что скоро люди беспощадным смехом
Ответят на предсмертную мольбу.

Я видел поле после града
И зачумленные стада,
Я видел грозди винограда,
Когда настали холода.

Еще я помню, как виденье,
Степной пожар в ночной тиши…
Но страшно мне опустошенье
Твоей замученной души.

Как много нищих. Будь же нищей —
Отрой бесслезные глаза.
Да озарит мое жилище
Их неживая бирюза!

Молитесь на ночь, чтобы вам
Вдруг не проснуться знаменитым.

…и слово в музыку вернись.
О.М.

Ты растешь, ты цветешь, ты — в звуке.
Я тебя на новые муки
Воскресила — дала врагу…
Восемь тысяч миль не преграда,
Песня словно звучит у сада,
Каждый вздох проверить могу.
И я знаю — с ним равно то же,
Мне его попрекать негоже,
Эта связь выше наших сил, —
Оба мы ни в чем не виновны,
Были наши жертвы бескровны —
Я забыла, и он — забыл.

‘…ты пьян,
И все равно пора нах хауз…’
Состарившийся Дон-Жуан
И вновь помолодевший Фауст
Столкнулись у моих дверей —
Из кабака и со свиданья!..
Иль это было лишь ветвей
Под черным ветром колыханье,
Зеленой магией лучей,
Как ядом, залитых, и все же —
На двух знакомых мне людей
До отвращения похожих?

Как будто я все ведала заранее,
Как будто я алмазную дарани
В то утро очень много раз прочла.

Но мы от этой нежности умрем
. . . . . . . . . повсюду третья
Не оставляет никогда вдвоем,
Как призрак отлетевшего столетья.
. . . . . . . . . душит мак,
И говорит со мной опять виола,
И мы летим, и снова всюду мрак,
И кажется я говорю: — Паоло.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты смертною не можешь сделать душу,
А мудрое согласие с землей
Я никогда и в мыслях не нарушу.

Не кралось полуденным бродом,
Не числилось в списке планет,
Но прочно своим неприходом
Куда-то запрятало свет.

(Из Рильке)

О святое мое одиночество — ты!
И дни просторны, светлы и чисты,
Как проснувшийся утренний сад.
Одиночество! Зовам далеким не верь
И крепко держи золоту дверь,
Там, за нею, желанный ад.

А в книгах я последнюю страницу
Всегда любила больше всех других, —
Когда уже совсем неинтересны
Герой и героиня, и прошло
Так много лет, что никого не жалко,
И, кажется, сам автор
Уже начало повести забыл,
И даже «вечность поседела»,
Как сказано в одной прекрасной книге.
Но вот сейчас, сейчас
Все кончится, и автор снова будет
Бесповоротно одинок, а он
Еще старается быть остроумным
Или язвит – прости его господь! —
Прилаживая пышную концовку,
Такую, например:
…И только в двух домах
В том городе (название неясно)
Остался профиль (кем-то обведенный
На белоснежной извести стены),
Не женский, не мужской, но полный тайны.
И, говорят, когда лучи луны —
Зеленой, низкой, среднеазиатской —
По этим стенам в полночь пробегают,
В особенности в новогодний вечер,
То слышится какой-то легкий звук,
Причем одни его считают плачем,
Другие разбирают в нем слова.
Но это чудо всем поднадоело,
Приезжих мало, местные привыкли,
И говорят, в одном из тех домов
Уже ковром закрыт проклятый профиль.