Стихи Демьяна Бедного

Часть первая

Царская война

Запев

Ну-тка, милые мои!
Сладко свищут соловьи
По весне в зелёной роще.
Наша песенка попроще.
Где уж нам да сладко петь!
Нам бы горе дотерпеть,
Вековое наше горе.
Не забросить горя в море,
Не спалить его в огне.
По родимой стороне
Горе, знай себе, гуляет —
Счастье ж где-то ковыляет.
«Эх ты, — мается народ, —
Кабы всё наоборот!
Кабы то вот нам да это,
Чтоб зимою было лето,
Чтобы жить нам без хлопот,
Нужды-горюшка не ведать, —
Чтобы сел мужик обедать,
Глядь, само всё лезет в рот!»
Только кто про что ни грезит,
В рот само ничто не лезет.
Что тут делать? Как тут быть?
С горя волком, что ль, завыть?
И завоем, — вот как воем! —
Да запьём, — и пьём запоем,
Растерявши все концы.
Вот какие молодцы!
Легче сипнуть нам от вою,
Чем раскинуть головою:
Кто — примерить аккурат —
В нашем горе виноват?
Не схватиться ли нам с горем?
Может, мы его поборем,
Скинем лихо с наших плеч,
Ежли дружно приналечь
Да тряхнуть, что станет силы,
Всех, кто тянет наши жилы,
Норовя наш век заесть?
«Тут загвоздка вся и есть!»

Ой вы, братцы, тётки, дяди,
Я пишу не шутки ради,
Не для смеху, не для слёз,
Потолкуемте всерьёз:
Где болит? На что мы ропщем?
На совете нашем общем,
Ум прибавивши к уму,
Подберёмся кой к чему;
Подберёмся, разберёмся,
Друг на друга обопрёмся,
Словим горе в перемёт
И посмотрим — чья возьмёт:
Горе ль нам порвёт все снасти,
Мы ль в его широкой пасти, —
Люд рабочий, батраки, —
Все повыкрошим клыки?!

Облегчивши душу, сразу
Перейду теперь к рассказу.
С правдой-истиной в ладу
Речь простую поведу.
Не за страх пишу — за совесть
Быль доподлинную, повесть,
Где нам в ровном ходе строк
Жизнь сама даёт урок,
Где событие к событью
Жизнь пришила крепкой нитью,
Дав канву всему и связь.
«Ну, начнём, благословясь!»
Июль 1917 г.

I

На деревне тихо-тихо,
По деревне бродит лихо,
Со двора бредёт во двор.
Объявил, вишь, царь набор,
Объявил набор досрочный.
У царя расчёт был точный:
Как, мол, немец ни мудри,
Как в бою он ни хитри,
С ним нам справиться нетрудно,
Наше царство многолюдно.
Все войска как соберём,
Да всей силой как напрём, —
Не спасут тут немца пушки,
Не война, сказать, — игрушки!
Напирай да напирай,
В день полцарства отбирай! —
А что головы кто сложит,
То царя не так тревожит!
Миллион голов аль два, —
Не своя ведь голова!
На деревне тихо-тихо,
По деревне бродит лихо.
Чей там голос? Кто зовёт?
Кто-то плачет аль поёт?

Песни народные

Не кукушечка во сыром бору куковала,
Не соловушко в зелёном саду громко свищет, —
Добрый молодец, во неволюшке сидя, плачет,
Обливается добрый молодец горючми слезми:
«Как берут меня, добра молодца, во неволю,
Уж как вяжут мне, добру молодцу, белы руки,
Что куют-куют добру молодцу скоры ноги,
Что везут-везут добра молодца, везут в город,
Отдают меня, добра молодца, в царску службу,
Что во ту ль, во ту службу царскую — во солдаты,
Уж никто по мне, добром молодце, не потужит;
Только тужит лишь одна матушка, мать родная,
А ещё по мне, добром молодце, красная девица.
Как все девушки про молодчика вспоминают,
Род и племя всё меня, молодца, провожают:
«Послужи-ка ты, добрый молодец, верой-правдой,
Положи за нас свою буйную ты головку!»
«Не шумите-ка, вы, ах, да ветры буйные,
Не бушуйте, вы, ах, да леса тёмные,
Ты не плачь, не плачь, душа красна девица!»
«Не сама-то я плачу, плачут очи ясные,
Поневолюшке из глаз слёзы катятся,
Поневолюшке да всё по милом дружке,
Что везут-то ль, отдают дружка во солдатушки,
В молодые ли его, ах, да во некрутики!
Снаряжу ль я, снаряжу дружка хорошохонько,
Провожу ль я, провожу дружка далекохонько,
Я до городу его, городу Владимира,
Я до матушки ль его каменной Москвы.
Середи-то ли Москвы да мы становилися,
Со милым ли со дружком да мы распрощалися,
Господа-то ли купцы на нас дивовалися:
Уж и кто же это с кем, кто с кем распрощается?
Или муж с женой, или это брат с сестрой?
Добрый молодец с душой красной девицей!»

II

Горько Маша убивалась,
Как с Ванюшею прощалась.
Ваня — красный, что кумач, —
Утешал её: «Не плачь!
Так по мне ты слёзы ронишь,
Словно загодя хоронишь.
Даст бог, справимся с войной,
Будешь, Маша, мне женой.
Коль вернут домой калеку —
Не губи со мною веку,
А погибну на войне —
Помолися обо мне».

III

Солнце весело светило.
Землю дождиком прибило.
Пар валил с осенних нив.
Лихо шапки заломив,
Заливая горе брагой,
Парни шумною ватагой
Пляс вели последний день.
— Трень-брень!
Трень-брень!
Ты сыграй-ка,
Балалайка,
А мы песенку споём:
Завтра всем нам на приём!

Ой вы, немцы-супостаты,
Из-за вас идём в солдаты,
Из-за вас у нас печаль:
Покидать девчонок жаль!

Как посадят нас в вагоны,
То-то будет плач да стоны.
Все вагоны — грох да грох,
Все девчонки — ох да ох!

Вы, сударушки-сударки,
Выносите-ка подарки,
Чтоб, отправясь в дальний путь,
Было чем вас помянуть.
Нам подарки ваши любы:
Щёчки алые да губы!

Ты играй-играй, гармошка,
Ты спляши-пляши, Тимошка!

Плясовая

Отчего не поплясать?
— Поплясать.
Дома нечего кусать.
— Что кусать?
Кабы мне да калачи,
— Калачи,
Я лежал бы на печи,
— На печи.
Кабы мне да сапоги,
— Сапоги,
Я б ударил в три ноги,
— В три ноги.
Кабы мне стакан винца,
— Да винца,
Я плясал бы без конца,
— Без конца.
О каблук да каблуком!
— Каблуком,
Слёзы б вытер кулаком,
— Кулаком.
Неча, братцы, горевать,
— Горевать.
Царь велит нам воевать,
— Воевать.
Царь землёй нас наградит,
— Наградит.
Нам землица не вредит,
— Не вредит!
Ай, люли, люли, люли!
— Ай, люли!
Уж добьёмся мы земли!
— Всей земли!
Прощай, горе-маята!
— Маята!
Запирует беднота!
— Беднота!

Ай, Тимошка, молодчина,
Разошлася вся кручина,
Разошлася вся тоска,
Подковыривай с носка!

Эх-ма!
Друг Кузьма!
Парень с подковыркой.
Денег, думаешь, сума, —
Ан карман-то с дыркой!

Ах, дыра — не дыра;
Плакали монетки!
Раздарил я всё вчера
Девкам на конфетки!

У старушки деньги есть.
Стоит только к ней подлезть,
Поцелуешь — гривна.
Очень уж противна!

Та-ра-рам!
Хи-хи-хи!
Ахти, срам!
Ох, грехи!
Сидит баба, хмурится.
Чем она не курица!
Иха-хо! Иха-ха!
Полюбила петуха.
Петушок хорошенький,
Звать его Тимошенькой!

Эх, скачи-скачи-скачи:
На нас смотрят богачи!

Фу ты, чёрт! Хоть одному бы
Хорошо заехать в зубы!
Эх, судьбинушка-судьба!
Загуляла голытьба!

Парни малость захмелели,
А в хмелю чего не пели!
Долго шёл весёлый пляс.
Разбрелися в поздний час.
А назавтра, пред дорогой,
Поп им в церковке убогой
Всем напутствие сказал,
Окропил и наказал,
Чтоб вели себя примерно
Да царю служили верно
И сумели бы в бою
Стать за родину свою.

IV

Что творилося с деревней!
От мальца до бабки древней
Выли все до хрипоты,
Надрывая животы.
Ох, война ли, не война ли —
Всех работничков угнали!
На приёме, говорят,
Забирали всех подряд.
В деревушку от приёма
Прискакал один Ерёма.
Был отпущен он домой,
Потому: глухонемой.
Всех, кого не сбраковали,
Сразу в части рассовали
Для муштровки боевой —
В помощь силе войсковой.
Агафон попал в минёры,
Тришка с Кузькою — в сапёры,
Пров с Тимошкою — во флот,
В артиллерию Федот,
Ване выпало — в пехоту,
В Курский полк, в седьмую роту.

V

«Ать! — Два! — Ать! — Два!
В ногу, дурья голова!
Ать, два, три, четыре!
Шире шаг, Михеев! Шире!
Смир-рно! Что там за галдёж?
Соловьёв, ты это что ж?
Стосковался по аресте? —
Левой! Правой! Шаг на месте!
Стой! Оправься!.. Ну народ:
Черти! Стадо, а не взвод!»
Чертыхался унтер взводный.
Вечерел денёк холодный,
И ученье на плацу
Подходило уж к концу.
Унтер снова взвод построил,
Все ряды сравнял и сдвоил.
Раз, другой солдат ругнул
И к казармам повернул.
«Марш! Равнение направо!
Ну, гляди, ребята, браво!
Никакой беды не знай.
Запевала, начинай!»

Песня
(Солдатская)

У ворот мамзель стоит,
На солдатика глядит.
Ах, калина, ах, малина,
На солдатика глядит.

— Ты, солдатик милый мой,
Приходи ко мне домой.
Ах, калина, ах, малина,
Приходи ко мне домой!

Приходи да не скучай,
Будем пить с вареньем чай.
Ах, калина, ах, малина,
Будем пить с вареньем чай.

Ежли будешь молодцом,
Угощу тебя винцом.
Ах, калина, ах, малина,
Угощу тебя винцом.

Ты скажи мне, что не прочь
Провести со мною ночь.
Ах, калина, ах, малина,
Провести со мною ночь.

Ах, любовь, любовь — игра,
Поиграем до утра!
Ах, калина, ах, малина,
Поиграем до утра!

Отвечает тут солдат:
— Хоть я холост — не женат,
Ах, калина, ах, малина,
Хоть я холост — не женат,

Берегу свою я честь:
У меня невеста есть!
Ах, калина, ах, малина,
У меня невеста есть!

Как в казарму я приду,
В сундуке патрет найду.
Ах, калина, ах, малина,
В сундуке патрет найду.

И патретик и кольцо:
Пошлю милке письмецо.
Ах, калина, ах, малина,
Пошлю милке письмецо.

Напишу я ей, любя:
«Чижало мне без тебя!»
Ах, калина, ах, малина,
Чижало мне без тебя.

В полковой свернувши двор,
Сразу смолк солдатский хор.

VI

Тяжело пришлося Ване.
Был он словно как в тумане,
Всё смешалось в голове.
На плацу недели две
Новобранцев муштровали,
Передышки не давали:
Целый полк, что было сил,
Грязь на площади месил,
По всей площади по длинной
Шёл походкой журавлиной,
На ходу на все лады
Перестраивал ряды,
Заставляли раз по двести
Повторять отданье чести,
Но ружья в полку зато
Не держал в руках никто.
Перед самым уж походом
Пронесли ружьё по взводам,
Показали, как держать
И откуда заряжать,
Как управиться с прицелом.
Штука мудрая! Но в целом —
Вышел полк, как все полки:
Безоружные стрелки!
О стрельбе им рассказали,
Все приёмы показали,
Суть сноровки боевой
При атаке штыковой.
Может, шло б ученье дольше,
Но и в Пруссии и в Польше
Убывал в боях народ.
Курский полк пошёл в поход.
Дней с пяток ещё в Сувалках
Обучался он на палках
И, обученный вполне,
Чрез неделю был в огне.
Ружья выдали… пред боем,
Хоть не всем, того не скроем,
И с патронами ж опять —
Хоть у немца призанять.
Шли стрелков живые стены
На ружьишко по три смены!
И палили во всю мочь:
Пять патронов за всю ночь!

VII

Левой! Правой! Левой! Правой!
Был наш Ваня под Варшавой,
Был под Краковом и был…
Где, уж я и позабыл.
Очутившися за Львовом,
На Карпаты лез… Ну, словом,
Выбиваяся из сил,
Много мест исколесил.
За две раны храбрый воин
Двух крестов был удостоен.
Чуть оправившись от ран,
Снова в полк рвался Иван.
Много раз он стыл на стуже,
Пух от голоду, но хуже
Парень горя не знавал,
Как в Карпатах зимовал.
Ох, Карпаты, вы, Карпаты,
Будут помнить вас солдаты!
Не забудут никогда,
Где настигла их беда, —
Как пришлося им с врагами
Биться голыми руками,
Как по чьей-то злой вине
Войско гибло в западне!

VIII

Начиная повесть нашу,
Помянул уж я про Машу,
Как, предчувствий злых полна,
Над дружком своим она
Убивалась пред разлукой.
Стала жизнь сплошною мукой
Для Машутки с той поры,
Как рыданьями дворы
Огласилися и хаты,
Как вели парней в солдаты,
И как шёл с тоской в груди
Друг Ванюша впереди.
Ей допреж того не в сладость,
И не в сладость и не в радость,
Жизнь убогая была
Без родимого угла:
Маша с детства в горькой доле,
Что былинка в диком поле,
Средь чужих людей росла,
Службу чёрную несла.
Над несчастною сироткой,
Безобидною и кроткой,
Измывался, кто хотел:
Сироты таков удел.

IX

Но нежданно бедной Маше
Дни пришли — не надо краше,
Ей вздохнулося вольней.
Не забыть ей этих дней,
Промелькнувших светлой сказкой,
Дней, когда с любовью, с лаской
Подошёл Ванюша к ней.
Не забыть ей этих дней!
Ах, недолго счастье длилось!
Горе страшное свалилось:
Распроклятая война.
Вновь осталася одна,
Не вдова и не молодка, —
Горемычная сиротка.
Счастье было. Счастья нет.
«Ваня, где ты? Дай ответ!»
Но прошло четыре лета,
Всё от Вани нет привета.
Маша день и ночь скорбит:
«Иль в плену, или убит!»

X

Время шло, не шло — хромало.
Натерпелася немало
В эти годы сирота.
Воевала беднота,
Гибла в битвах, как солома,
Разорялась крепко дома:
Шло хозяйство всё вразброд, —
С каждым днём нищал народ.
Но проклятым лиходеям,
Мироедам-богатеям
Каждый лишний день войны
Был находкой для мошны.
Богачи народ прижали,
Как в клещах его держали
И сгибали в три дуги:
«С нами спорить не моги!»
Как с войной пошла вся каша,
У попа служила Маша.
За несчастные гроши,
Как прикажут, так пляши.

XI

Маша день-деньской в работе.
Попадья сидит в капоте,
Объедается, скулит
Да работницу пилит:
«Что ты мечешься, кобыла?
За детьми убрать забыла,
Не докончено шитьё,
Время браться за мытьё,
Опоздаешь вновь с обедом,
За тобой ходи всё следом.
Подоила ль ты коров?
Наколола ли ты дров?
Аль самой полоть мне грядки?
Вот они — пошли порядки:
Плату любишь, жрёшь как — во!
А работать не тово!»

XII

Поп иные любит шутки:
Трётся около Машутки,
Вслед за нею со смешком
Скачет батя петушком,
Строит масленые глазки
Да рассказывает сказки,
Пакость всякую несёт,
Бородёнкою трясёт…
Маша бате не сдавалась,
Вырывалась, отбивалась.
Незадачливый отец
Обозлился под конец,
Объявил расчёт до срока:
«Нет с тебя, я вижу, прока.
Тож, подумаешь, княжна!
Ты мне больше не нужна!»

XIII

Пров Кузьмич — хозяин новый —
Был мужик весьма суровый.
Но с Машуткой хмурый Пров
Тож не слишком был суров.
У него своя припевка:
«Фу ты, дьявол!.. Козырь-девка!
За красу твою… тово…
Мне не жалко ничево…
Нынче все торгуют честью».
Пров не силой брал, так лестью.
Хлопал Машу по плечу:
«Я тебя озолочу!»
Так пришлося Маше снова
Бросить службу и у Прова.

XIV

Стойте, братцы. Долог путь.
Дайте малость отдохнуть.
Чай, никто не мчит вдогонку?
На часок свернём в сторонку
И оглянемся назад:
Далеко ли Петроград?
Петербургом был он ране.
В чёрной копоти, в тумане,
Возлежал среди болот
Мощи царственной оплот,
Всероссийский обирала.
Здесь томилась, вымирала,
Набивая чердаки,
Голь людская, бедняки.
Здесь в подвалах тёмных, душных
Для малюток золотушных
Из-за копоти и туч
Не сверкал весенний луч.
Здесь под сводами заводов,
Средь громадных дымоходов
Рос могучий дух борьбы
Пролетарской голытьбы.
И не раз уж эта сила
Воли-выхода просила, —
Разметавши тьму препон,
Колебала царский трон.
Перед страшною войною
Снова грозною стеною
Стал вздыматься бурный вал:
Люд рабочий бунтовал.

XV

Добрый царь в досаде лютой
Зашушукался с Малютой,
Самым главным палачом:
Порешить, мол, им на чём,
Как им быть с фабричным людом?
Не окончился бы худом
Бунт проклятой голытьбы, —
Мол, от уличной борьбы,
От всеобщего шатанья
До открытого восстанья
Остаётся только шаг.
С каждым днём наглеет враг.
Пред опасностью подобной
И царю и шайке злобной
Всех приспешников его
Не осталось ничего,
Как — всё это уж заране
Палачи держали в плане,
Животы свои храня, —
Чтоб спастися от огня,
Прыгать в полымя. Миколку
Сбить нетрудно было с толку:
Отродясь уж он таков —
Был на редкость бестолков.
Дуралей поверил сдуру,
Что свою спасёт он шкуру,
Застрахуется вполне,
Отыгравшись на войне.

XVI

Вот война пошла откуда.
Для трудящегося люда
Жизнь настала — чистый ад.
Застонал и стар и млад.
С фабрик, с каждого завода
Обобрали тьму народа, —
Торопились поскорей
Изничтожить бунтарей,
Гнали их в огонь, под пули,
Туго петлю натянули
И не ждали, гады, дней,
Как забьются сами в ней.
Больше года шли сраженья.
Где добыть нам снаряженья?
Немец лез на нас да лез,
А у нас всего в обрез.

XVII

Втапоры — не без причины —
Царь извёлся от кручины
И, дрожа за ход войны,
Каждый час менял штаны,
Со штанами — мысли тоже.
Драл царя мороз по коже,
Затрещал пустой чердак:
«Заварил я кавардак».
Шло кругом столпотворенье,
Царь не прочь на замиренье,
Но, ожегшись на войне,
Мира трусил он вдвойне:
«Мир позорный, без победы,
Принесёт такие беды,
Что мне вряд ли сдобровать.
Нет, уж лучше воевать».

XVIII

Богачи тому и рады:
Вновь посыпались подряды.
Повалил доход сплошной, —
Знай, потряхивай мошной.
Порох, пушки да винтовки,
Интендантству заготовки…
Расторопные тузы,
Русь «спасая» от грозы,
Собирались в комитеты
Да прикидывали сметы.
Сметы очень хороши:
Всё сплошные барыши.
Наживаться — не новинка,
Но случилась тут заминка:
Всё, кажись, идёт под стать,
Да рабочих не достать;
С фронта брать чертей обратно
Тож не очень-то приятно:
«Очень вредный элемент»,
Замутят народ в момент,
Перепакостят всё стадо.
Хоть опять же думать надо:
Из ребяток боевых
Половины нет в живых.

XIX

Так и сяк тузы гадали,
В комитетах заседали,
Порешили все на том, —
Брать на фабрики гуртом,
Без особого разбору:
— До разбору ль в эту пору?
Девок, баб и детвору,
Всё, мол, будет ко двору.
Невелик, мол, курс науки.
Где ж нужны мужские руки,
Знанье, опыт, верный глаз,
Где военный есть заказ, —
Там придётся поневоле
Уж не брать рабочих боле
В пополнение полков
От вагранок и станков,
А держать их «на учёте»,
Не ахти в каком почёте:
Стал рабочий призывной
Настоящий крепостной, —
Больше дела, меньше платы,
Забунтуй — сошлют в солдаты.

XX

Слух дошёл до деревень:
Дескать, всем, кому не лень,
На заводах есть работа.
У кого к тому ж охота
Подкопить себе деньжат, —
Под рукой они лежат.
Плата — во! И харч отличный.
Обрядишься в шёлк столичный.
Сразу в баре попадёшь.
В ресторацию зайдёшь —
Пей чаишко под шарманку.
Кто польстился на приманку, —
Многих горькая нужда
Потянула в города,
В том числе Машутку нашу,
Там испить лихую чашу.
Снарядившись к Покрову,
Маша двинулась в Москву.
Здесь, на фабрике на ткацкой,
После жизни злой батрацкой,
Как-никак, но с первых дней
Ей вздохнулося вольней.

XXI

Жизнь фабричная — не шутка.
Осмотрелася Машутка:
Шум-содом стоит вокруг,
Новых тысяча подруг.
На миру, как говорится,
Смерть красна и труд спорится.
Одинокая душа,
Общей радостью дыша
И деля со всеми горе,
Растворилась каплей в море.
Капли! Жизнью их полна,
Понесёт их всех волна
К берегам, нам всем известным,
К цели — подвигам совместным!

XXII

А в деревне той порой
Шёл у Прова пир горой.
Пров прощался с сыновьями,
Целовался с зятевьями,
Самогонку чашкой дул:
«Кузька, пей!.. Ну, что, Федул?
Вы б ценили, эфиопы,
Что везу вас… не в окопы!
Вот он, промысл-то отцов:
Берегу вас, подлецов.
Два зятька да три сыночка,
Всем, глядишь ты, есть отсрочка.
Все попали «на учёт».
Ваша кровь не потечёт!
Кум Гордеич, молодчина,
Рассудительный купчина,
Как узнал мою беду,
«Я её, грит, отведу:
Свой завод на днях открою,
Всех вояк твоих пристрою,
На себя ответ возьму.
Помню крестника, Кузьму, —
Препотешный был мальчишка.
Поезжай и жди письмишка».
Вот письмо: «Всё на мази, —
Молодцов своих вези!»

XXIII

Пятерых своих героев
«На учёт» в Москве пристроив,
Сразу понял Пров Кузьмич,
Что война — не божий бич,
А источник благодати:
Были б только деньги кстати,
Чтоб пускать их в оборот,
Всё само полезет в рот.
Разорённые солдатки
Все последние достатки
Продают, несут, в заклад.
Есть молодки — мармелад:
И лицом тебе, и станом!
Ходит Пров Кузьмич султаном.
Всем, кто сир и кто убог,
Мироед — и царь и бог!

XXIV

Втёршись в земскую управу,
По заслугам и по праву,
У господ Кузьмич в чести.
Стал кулак дела вести:
На свой риск зерна закупит,
С интендантства втрое слупит,
С интендантами в тиши
Вместе делит барыши.
Пров нигде не даст промашки,
Муслит пальцами бумажки,
Счёт им бережно ведёт
Да в бумажничек кладёт.
«Как делишки?»
«Расчудесно!»
Стало Прову дома тесно,
Опостылел старый двор,
Тянет Прова на простор.
В ход пустивши всё уменье,
Стал соседнее именье
Приторговывать мужик.
А именье — просто шик!

XXV

За пять вёрст от деревушки,
Под горою у речушки
Приютился барский дом
С парком, садом и прудом.
Пашни, лес и луг поёмный…
Пров Кузьмич, как туча, тёмный,
Едет мимо, весь дрожит:
«Вот он, клад где мой лежит»…
Клад всё в руки не давался.
Пров на части разрывался,
Торговался — сам не свой —
С генеральскою вдовой.
Генеральша ничего бы:
К ней у Прова мало злобы,
Баба — что уж за делец! —
Управляющий — подлец.
Вот кто дело всё изгадил:
Как с ценой одно заладил,
Так не спустит ни гроша,
Распроклятая душа!

XXVI

За наборами — наборы.
Всё хозяйство — без опоры.
Позабрали молодцов, —
Добралися до отцов.
Бабы сохнут от заботы,
От заботы, от работы.
Стало жить невмоготу,
Сжало горе бедноту.
Нужда скачет, нужда пляшет,
Там полоски не допашет,
Там полоски не дожнёт,
Пред богатым спину гнёт:
«Пров Кузьмич, займи десятку!»
«Пров Кузьмич, возьми лошадку!»
«Пров Кузьмич, продай зерна!»…
Прова линия верна:
Даст взаймы, лошадку купит,
Меру-две зерна уступит,
Купит даром, а продаст…
Маху жох-мужик не даст!

XXVII

Всю опутавши округу,
Пров и недругу и другу —
Речь зайдёт лишь про войну —
Тянет песенку одну:
«По еде — свинье отрыжка.
Немцу скоро будет крышка.
Погодите, дайте срок:
Уж получит он урок!»
Как завидит Пров солдата —
Федьку, Тришку иль Филата —
Рот в улыбочку кривит,
Сам в сторонку норовит.
Федька смотрит мёртвым глазом,
Тришка — весь отравлен газом,
А Филатка — без руки.
Прежде были батраки,
Нынче — летом и зимою —
Бродят с нищенской сумою.

XXVIII

Как-то Прова Кузьмича
Крепким словом сгоряча
Обложил у церкви Тришка:
«Так кому, ты баишь, крышка?
Сам ты, что ль, поступишь в строй,
Чтоб сквитаться с немчурой?
Аль сынков возьмёшь с завода
Для военного похода?
Много ты добра принёс,
Забрехался, старый пёс!»
«Ты, брат, видно, помешался!» —
Пров ответить покушался,
Но, взглянувши на народ,
Вдруг воды набрал он в рот
И — айда домой вприпрыжку.
«Ладно! Вспомню я вам Тришку!
Распрасукиных сынов,
Всех оставлю без штанов!»

Часть вторая

Петроград

I

Чуден Питер, град-столица!
В нём живут какие лица:
Царь с царицею, чины.
Круглый год у них блины,
Что ни день — то шампанея,
Что ни вечер — то затея:
И театры и балы.
Ведь доходы не малы:
Протранжирить их умело —
Тоже, знаете ли, дело!
Как по улице Морской
Шум-движенье день-деньской,
Мчат моторы и кареты…
Пешеходы разодеты, —
Им мороз трескучий люб:
Не проймёт он барских шуб,
Дорогих пушных салопов.
То ли дело средь окопов!
Тут морозцу путь наскрозь.
Знай, солдатиков морозь!

II

В ночь глухую после смены —
Печь, облупленные стены,
Так бы к ним вот и прирос!
Проклиная злой мороз,
Посинелые, как трупы,
Позабилися в халупы
Утомлённые бойцы.
Отогрелись молодцы,
Подкрепились чем попало,
И как горя не бывало:
Вынув сахарный паёк,
Налегают на чаёк.
Кто вприкуску, кто внакладку,
Кто-то, глядь, пошёл вприсядку
Под охрипшую гармонь.
А в печи трещит огонь,
Всем разостлана солома,
Разместились, «словно дома»,
И, забыв о всём дневном,
Балагурят перед сном.

III

Вся изба до слёз хохочет!
Распотешил Фролка Кочет
Всех побаскою смешной
«Про Луку с его женой,
Про измену бабы мужу,
И как вышло всё наружу, —
Как Лука был плоховат:
Сам остался виноват!»
«Правда, братцы, очень колка,
Не серчайте! — хитрый Фролка
Подзадоривал солдат. —
Может, кто из вас женат.
Доложу серчать охочим:
Сам женат я, между прочим.
Да. Так случай был какой
С мужиком одним, с Лукой:
Помолившись утром богу,
Собрался мужик в дорогу.
«Всё ль я взял? Прощай пока, —
Говорил жене Лука, —
Надо двигаться к соседу.
В город нынче с ним поеду.
Эк, пустила уж слезу!
Я гостинца привезу.
Завтра жди меня к обеду».
На прощанье муж с женой
Лобызнулись троекратно.
Только, глядь: Лука домой
Через час бежит обратно.
«Мавра! деньги позабыл».
Мавры дома след простыл.
«Знать, с тряпьём пошла на речку,
Аль куда неподалечку!»
Но, услыша у дверей
Частый топот, поскорей
Наш хозяин шмыг за печку!
Двери хлоп. Вошла жена,
Да вошла-то не одна:
Привела с собою кума,
Бакалейщика Наума.
«Эх, разлапушка, вдвоём
Славно ж ночку проведём!»
Кум к Мавруше скоком-скоком,
Мавра жмётся боком-боком,
Обхватила, обвила…
Заварилися дела!
«Стойте, черти! Стойте, гады!» —
Не стерпевши, из засады
Зверем ринулся Лука.
От лихого тумака
Кум, хрипя, свалился на пол.
«Стой! — Лука Маврушу сцапал. —
Я ж те дам!» Но, словно уж,
Вьётся баба: «Ай да муж!»
«Аль не муж!» — Лука опешил.
«Леший! Дьявол! Ну, хорош:
Жёнке веры ни на грош.
Неча молвить — разутешил!
Как не стыдно быть вралём?
В город нынче, дескать, еду.
Как не стыдно быть вралём?
«Завтра жди меня к обеду».
Сам за печку лёг кулём.
Как не стыдно быть вралём?!»

Бабья совесть в три обхвата,
С бабой спорить — слову трата,
С бабой лаяться — беда!
Баба, братцы, никогда
И ни в чём не виновата!»

IV

«Постыдился бы ты, Фрол.
Сколько чуши напорол! —
Молвил тут солдат степенный,
Бородач — Корней Ячменный. —
Что смешно, так то смешно.
Зря ж болтать про баб грешно.
Есть, брат, всякие. Но чаще:
Горько нам, и им не слаще, —
В суете да в кутерьме,
С нами век в одном ярме.
И вопрос ещё: чьей шее
То ярмо потяжелее.
Всех спроси — один ответ:
Без хозяйки дому нет.
Всё — одна, за всех горюя…
Аль неправду говорю я?»
«Правда, брат!»
«Чего верней!»
«Славный ты мужик, Корней! —
Отвечали все тут хором. —
Только зря ты тож… с укором.
Нас за смех не обессудь.
Нам забыться б как-нибудь,
Затушить в груди тревогу…
Натерпелись, слава богу!
То в походе, то в огне,
В трижды проклятой войне.
Знаешь сам ведь, как горюем.
Хоть бы знать, за что воюем?
Аль цари да короли
Столковаться не могли
Без убийств и без пожарищ?»
«Эх, чудак же ты, товарищ! —
Рассмеялся с этих слов
Ротный слесарь, Клим Козлов
(До войны служил он вроде
На Путиловском заводе). —
Пусть бы путал кто другой,
Ну, а ты ведь, Фрол, с мозгой.
С повсесветного разбою,
Что ж, прибыток нам с тобою?
А не нам, так и война,
Стало быть, не нам нужна.
Вот башкой ты и распутай:
Кто ж повинен в бойне лютой?
Получил я два письма,
Примечательных весьма.
В этих письмах говорится,
Что там в Питере творится.
Молвить истину: содом!
Очутились под судом
От рабочих депутаты:
Очень, дескать, виноваты.
Что ж вменили им в вину?
Их призыв: долой войну!
На суде чуть не пытали.
Всех, конечно, закатали
В те погиблые места,
Где равнинушка чиста,
В снеговом весь год в уборе,
Ледовитое где море,
Где полгода — ночь и мгла.
Вот какие, брат, дела!»
Натянув шинель на плечи,
Ваня слушал эти речи,
А потом не спал всю ночь:
Не отгонишь мыслей прочь!
День пришёл — и днём всё то же.
Стал задумчивей и строже
Наш Ванюша. Заскучал.
Но — крепился и молчал.

V

Шли дела меж тем всё хуже:
Петля стягивалась туже
У врага — от пушек гром,
А у наших: за бугром
Батареи — для парада:
На пять пушек два снаряда.
Раз-другой, коль что, пальни,
Но уж больше — извини.
Где ж тут «доблестно» сражаться?
Впору б только удержаться.
Наши части под огнём
Убывали с каждым днём;
Отбиваяся штыками,
Гибли целыми полками,
Каждый час со всех сторон
Наносился им урон,
Не давала смерть пощады:
Днём косили их снаряды,
А среди ночной поры —
Ядовитые пары.
Гибло войско безответно,
Но кой-где уже заметно
Падать стал «военный дух»,
И уже роптали вслух.

Барабан

Какой-то барабан — хороший аль плохой,
Вам скажет кто-нибудь другой:
Аз, грешный, мало смыслю в коже
И в барабанном бое тоже.
Но суть не в этом. Барабан,
Замест того чтоб тлеть
средь всякой лишней рвани,
При сборах брошенный случайно в шарабан,
С обозом полковым попал на поле брани.
И хоть обоз стоял, как водится, в тылу,
Но в боевом пылу
Наш барабан решил, что, в виде исключенья,
Попал он на войну по воле провиденья, —
Что «сокрушит» аль «оглушит»,
Но некий подвиг он, конечно, совершит.
И вот, когда пехота,
За ротой рота,
Рассыпав осторожно строй,
В глубокой тишине шла в бой под кровом ночи,
Забарабанил наш герой
Что было мочи!
Взметнулся бедный полк!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нет, я умолк!
Про полк прочтёте все вы в боевых анналах, —
Про барабан — скажу, что, к нашему стыду,
Его хрипящий бой в ту пору был в ходу…
Во всех газетах и журналах!!

VI

Были дни: возьмёшь газету,
Дочитать терпенья нету.
Не узнать совсем писак:
Не перо у них — тесак.
Так и рубят, душегубы.
Затрубили во все трубы,
Барабанят что есть сил,
Словно шмель их укусил.
Вдруг на всякие манеры
Про высокие примеры
Дисциплины боевой, —
Поднимают лютый вой;
Накликая злые беды
Против тех, кто ждёт победы
Не царёвых воевод,
Не помещиков-господ,
А победы всенародной
Рати нищей и голодной
Над оравой палачей,
Злых властей и богачей.
И статьи тебе и оды
Про блестящие походы,