Стихи Ивана Никитина

Ах ты, бедность горемычная,
Дома в горе терпеливая,
К куску черствому привычная,
В чужих людях боязливая!
Всем ты, робкая, в глаза глядишь,
Сирота, стыдом убитая,
К богачу придешь — в углу стоишь.
Бесприветная, забытая.
Ты плывешь — куда водой несет,
Стороной бредешь — где путь дадут,
Просишь солнышка — гроза идет,
Скажешь правду — силой рот зажму
У тебя весна без зелени,
А любовь твоя без радости,
Твоя радость безо времени,
Немочь с голодом при старости.
Век ты мучишься да маешься,.
Все на сердце грусть великая;
С белым светом ты расстанешься —
На могиле травка дикая!

Тихо ночь ложится
На вершины гор,
И луна глядится
В зеркала озер;

Над глухою степью
В неизвестный путь
Бесконечной цепью
Облака плывут;

Над рекой широкой,
Сумраком покрыт,
В тишине глубокой
Лес густой стоит;

Светлые заливы
В камышах блестят,
Неподвижно нивы
На полях стоят;

Небо голубое
Весело глядит,
И село большое
Беззаботно спит.

Лишь во мраке ночи
Горе и разврат
Не смыкают очи,
В тишине не спят.

Кое изобилие человеку во всем
труде его, им же трудится под солн-
цем; род преходит и род приходит,
а земля вовек стоит.

Етлеаиаста, гл. I, ст. 3 и ,.

С тех пор как мир наш необъятный
Из неизвестных нам начал
Образовался непонятно
И бытие свое начал,
Событий зритель величавый,
Как много видел он один
Борьбы добра и зла, и славы,
И разрушения картин!
Как много царств и поколений,
И вдохновенного труда,
И гениальных наблюдений
Похоронил он навсегда!..
И вот теперь, как и тогда,
Природа вечная сияет:
Над нею бури и года,
Как тени легкие, мелькают.
И между тем как человек,
Земли развенчанный владыка,
В цепях страстей кончает век
Без цели ясной и великой, —
Все так же блещут небеса,
И стройно движутся планеты,
И яркой зеленью одеты
Непроходимые леса;
Цветут луга, поля и степи,
Моря глубокие шумят,
И гор заоблачные цепи
В снегах нетающих горят.

В глуши на почве раскаленной
Береза старая стоит;
В ее вершине обнаженной
Зеленый лист не шелестит.
Кругом, сливаясь с небесами,
Полуодетыми в туман,
Пестреет чудными цветами
Волнистой степи океан.
Курганы ярко зеленеют,
Росу приносят вечера,
Прохладой тихой ночи веют,
И пышет заревом заря.
Но беззащитная береза
Глядит с тоской на небеса,
И на ветвях ее, как слезы,
Сверкает чистая роса;
Далёко бурею суровой
Ее листы разнесены,
И нет для ней одежды новой
И благодетельной весны.

Да здравствует донцов воинственное племя,
Да здравствует и млад и стар!
Привет вам всей Руси за славу в наше время!
Привет за славу вашу встарь!
Русь помнит те былые годы,
Когда свой гибельный удар,
Сын дикой степи и свободы,
Бросал ваш предок на татар;
Когда от Дона до Урала
И вдоль днепровских берегов
Внезапной молнией сверкала
Казачья сабля меж врагов.
И помнит Русь тот день великий,
Когда бесстрашный богатырь
К подножью Грозного владыки
Поверг обширную Сибирь;
И подвиг дивный и кровавый,
Которым в летопись веков
На память вечную и славу
Внесен разрушенный Азов.
Привет донцам! увековечен
Ваш сильный, доблестный народ,
И знает мир, как вами встречен
Войны отечественной год:
Весь Дон восстал, на голос чести
И день и ночь казак летел
И крови в битвах грозной мести
Последней капли не жалел.
Минула грозная година:
Повесив шашку на стене,
Казак за делом селянина
Забыл о славе и войне.
Но вот венгерец брани пламя
Рукой мятежною раздул, —
Донец опять родное знамя,
Наследье дедов, развернул,
Оставил мирные станицы
И на постах передовых
С отвагой новой за границей
Явился в битвах роковых.
«Вперед, донцы, врагу навстречу!
Долой мундир! через реку!» —
И молодцы уж под картечью,
Не страшны волны казаку,
Плывут… земля уж под ногами…
«Ура!» — вмиг шашки из ножен,
И берег, взятый удальцами,
Победы кликом потрясен.
Мятеж утих… года минули…
И вдоль дунайских берегов,
Как грозный лес, опять сверкнули
Стальные дротики донцов.
Привык казак к огню и бою,
Ему не страшно по реке
В глухую полночь под грозою
Пуститься в легком челноке,
Подкрасться к вражескому стану,
Канат у судна отрубить
И из-под носа оттомана
Его спокойно уводить,
Схватить «язык», открыть дороги
В лесах, болотах и горах,
И в неприятельских шатрах
Наделать шуму и тревоги,
Иль, подбоченясь молодцом,
На скакуне своем степном
Скрываясь в поле под туманом,
В руке с губительным арканом
Врага беспечного открыть
И вдруг — с коня его схватить.
Войны испытанные дети,
Русь помнит ваши имена!
Недаром славою столетий
Покрыты Дона знамена:
Вы вашей кровию вписали
Любовь к Руси в ее скрижали…
Теперь опять гроза шумит.
Восстань же снова, Дон наш славный!
Оковы брат твой православный
Четыре века уж влачит.
Как жалкий раб, четыре века
Он кровь и слезы проливал
И даже имя человека,
Святое имя потерял!
Но жив господь суда и мщенья!
Он грянет карой громовой!
Русь кровью выкупит своей
Родного племени спасенье!..
Вперед, казак! Тебя зовет
И кровь и плен твоих собратов!
Благословит тебя господь!
Благословит отец твой Платов,
И племя страждущих славян,
И царственный твой атаман.
Вперед, донцы! да разовьются
Родные ваши знамена,
И с честью ваши имена
Из рода в роды пронесутся!
Да поздний внук ваш на Дону
На вас с любовию укажет
И детям с гордостию скажет:
«Они в великую воину
За честь и славу христианства
Казнили зависть и тиранство».[1]

[1 Турки называют христиан гяурами, то есть собаками

Не широк мой двор
Разгороженный,
Холодна изба
Нетопленная.
Не пошла мне впрок
Казна батюшки,
В один год ее
Прожил молодец.
Довелось бы мне
С моей удалью
К кабаку идти
Или по мируг
Да богат сосед
Живет под боком,
У него казна
Непочатая;
Как поедет он
В город с вечера,
Намахнешь свою
Шубу на плечи —
И идешь, поешь,
Шапка на ухо,
А соседка ждет,
Песню слушает.
Продавай, сосед,
Муку в городе, —
Молодой жене
Деньги надобны.

Ноет сердце мое от забот и кручин…
Уж и где ж вы, друзья? Отзовись хоть один!
Не на пир вас прошу: до пиров ли пришло!
Дорогое душе отжилось, отцвело,
Только горе живет, только горе растет, —
Уж когда ж тебя, горе, погибель вовьмет?..
Безответны друзья… Только ветер шумит,
В поле ветер шумит, гром над лесом гремит,
Ьспыхнет туча огнем, виден путь мой впотьмах,
Путь лежит — извился черным змеем в полях…
Подожди — как зимой соловей запоет,
Вот тогда-то на горе погибель придет…

Помоги ты мне,
Сила юная,
В роковой борьбе
С горькой долею!

Нет мне, бедному,
Ни в чем счастия,
И друзья в нужде
Меня кинули.

На пирах прошло
Мое золото,
Радость кончилась
С весной красною.

На кого ж теперь
Мне надеяться,
Под окном сидеть
Призадумавшись?

Ведь что прошито —
Не воротится,
Что погублено —
Не исправится.

Умереть иль жить,
Что бы ни было, —
Гордо встречу я
Горе новое.

С кем теперь мне сидеть
В опустелом дому?
Кому стану я петь
О прожитой весне?
На призывный мой клич
Не приходят друзья,
Не заводят со мной
Задушевных речей:
Успокоила их
Мать сырая земля;
Крепким сном они спят
Под доской гробовой.
Лишь меня, сироту,
Словно ветер ковыль,
Горе гонит вперед
По дороге глухой.

Измученный жизнью суровой,
Не раз я себе находил
В глаголах предвечного слова
Источник покоя и сил.
Как дышат святые их звуки
Божественным чувством любви,
И сердца тревожного муки
Как скоро смиряют они!..
Здесь все в чудно сжатой картине
Представлено духом святым:
И мир, существующий ныне,
И бог, управляющий им,
И сущего в мире значенье.
Причина, и цель, и конец,
И вечного сына рожденье,
И крест, и терновый венец.
Как сладко читать эти строки,.
Читая, молиться в тиши,
И плакать, и черпать уроки
Из них для ума и души!

Спокойно небо голубое;
Одно в бездонной глубине
Сияет солнце золотое
Над степью в радужном огне;

Горячий ветер наклоняет
Траву волнистую к земле,
И даль в полупрозрачной мгле,
Как в млечном море, утопает;

И над душистою травой,
Палящим солнцем разреженный,
Струится воздух благовонный
Неосязаемой волной.

Гляжу кругом: все та ж картина,
Все тот нее яркий колорит.
Вот слышу — тихо над равниной
Трель музыкальная звучит:

То — жаворонок одинокой,
Кружась в лазурной вышине,
Поет над степию широкой
О вольной жизни и весне.

И степь той песни переливам,
И безответна и пуста,
В забытьи внемлет молчаливом,
Как безмятежное дитя;

И, спрятавшись в коврах зеленых,
Цветов вдыхая аромат,
Мильоны легких насекомых
Неумолкаемо жужжат.

О степь! люблю твою равнину,
И чистый воздух, и простор,
Твою безлюдную пустыню,
Твоих ковров живой узор,

Твои высокие курганы,
И золотистый твой песок,
И перелетный ветерок,
И серебристые туманы…

Вот полдень… жарки небеса…
Иду один. Передо мною
Дороги пыльной полоса
Вдали раскинулась змеею.

Вот над оврагом, близ реки,
Цыгане табор свой разбили,
Кибитки вкруг постановили
И разложили огоньки;

Одни обед приготовляют
В котлах, наполненных водой;
Другие на траве густой
В тени кибиток отдыхают;

И тут же, смирно, с ними в ряд,
Их псы косматые лежат,
И с криком прыгает, смеется
Толпа оборванных детей
Вкруг загорелых матерей;
Вдали табун коней пасется…

Их миновал — и тот же вид
Вокруг меня и надо мною;
Лишь дикий коршун над травою
Порою в воздухе кружит,

И так же лентою широкой
Дорога длинная лежит,
И так же солнце одиноко
В прозрачной синеве горит.

Вот день стал гаснуть… вечереет…
Вот поднялись издалека
Грядою длинной облака,
В пожаре запад пламенеет,
Вся степь, как спящая краса,
Румянцем розовым покрылась.

И потемнели небеса,
И солнце тихо закатилось.
Густеет сумрак… ветерок
Пахнул прохладою ночною,
И над уснувшею землею
Зарницы вспыхнул огонек.

И величаво месяц полный
Из-за холмов далеких встал
И над равниною безмолвной,
Как чудный светоч, засиял…

О, как божественно прекрасна
Картина ночи средь степи
Когда торжественно и ясно
Горят небесные огни,

И степь, раскинувшись широко,
В тумане дремлет одиноко,
И только слышится вокруг
Необъяснимый жизни звук.

Брось посох, путник утомленный,
Тебе ненадобно двора:
Здесь твой ночлег уединенный,
Здесь отдохнешь ты до утра;

Твоя постель — цветы живые,
Трава пахучая — ковер,
А эти своды голубые —
Твой раззолоченный шатер.