Стихи Константина Ваншенкина

Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
В Болгарии русский солдат.

И сердцу по-прежнему горько,
Что после свинцовой пурги
Из камня его гимнастерка,
Из камня его сапоги.

Немало под страшною ношей
Легло безымянных парней,
Но то, что вот этот – Алёша,
Известно Болгарии всей.

К долинам, покоем объятым,
Ему не сойти с высоты.
Цветов он не дарит девчатам,
Они ему дарят цветы.

Привычный, как солнце, как ветер,
Как в небе вечернем звезда,
Как будто над городом этим
Вот так и стоял он всегда.

Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
В Болгарии русский солдат.

Надоела симметричность
Этих статуй и картин,
Монотонная привычность
Разговоров и квартир.

Не в обиде и не в раже,-
Это надо понимать!-
Я строку сломал бы даже,
Только совестно ломать.

Ты качаешь головою,
Говоришь с улыбкой ты:
— Симметрично все живое —
Люди, звери и цветы.

Это так. Но, между прочим,
Вот береза. И на ней
Ветви к северу — короче,
К югу — ярче и пышней.

Не последняя забава —
Бьется, полное огня,
Сердце слева. Ну, а справа
Нет же сердца у меня?!

Сорвавшись с поднебесной высоты
Стремительным сверкающим обвалом,
Внезапный ливень свежие листы
Пршбил к земле. И тихо-тихо стало.

Запахло сразу мокрою травой,
Приподнялись ромашки на пригорке,
И на поляну вышел часовой
В защитной потемневшей гимнастерке.

Пестреют полосатые столбы.
Поют дождем разбуженные птицы.
Ни окрика не слышно, ни стрельбы
У нашей государственной границы.

Поста не покидая своего,
Не спит солдат дождливыми ночами:
Россия за плечами у него,
Столица за солдатскими плечами.

Он видит плодоносные сады,
Кавказские заснеженные горы
И стряхивает капельки воды
С винтовочного, светлого затвора…

Густой туман разлегся на лугу,
И луг похож на озеро лесное
С березками ва самом берегу,
С растущей прямо в озере сосною.

А впереди все шире и ясней
Встает зари горящая полоска.
Деревья выделяются на ней
Особенно отчетливо и жестко.

Пронзив меня холодным взглядом,
Сержант торжественно изрек:
— За опозданье — два наряда!..-
И тихо тронул козырек.
— Так то ж совсем не опозданье,
Я просто думал о другом…-
В ответ на это оправданье
Сержант скомандовал: — Кру-гом!
И на глазах соседней роты
Я точно так же отдал честь
И, как велит устав пехоты,
Сказал коротенькое: — Есть!
И вот, когда спала бригада,
Я залезал во все углы,
Я отрабатывал наряды
И драил чистые полы.
Меня команда поднимала,
И я вставал, глядел во тьму…
Прошло с тех пор ночей немало,
Пока я понял, что к чему.
Я рассказать решил потомству,
Солдатских бед не утаив,
Про это первое знакомство
И про начальников моих,
И про занятья строевые,
Про дом, оставшийся вдали,
Про время то, когда впервые
Ребята в армию пришли,
Шинели серые надели,
И наша служба началась,
И я почувствовал на деле
Сержанта Прохорова власть.

Поймав попутную машину
И торопясь, пока светло,
Везет в мешке кинокартину
Мальчишка в дальнее село.

Была авария в дороге,
И он старательно, как все,
Из луж вытаскивая ноги,
Толкал машину до шоссе.

Он утомлен таким движеньем,
А те, кто едет вместе с ним,
К нему прониклись уваженьем
И рассуждают, как с большим.

Все задают ему вопросы,
Рассевшись около бортов,
И предлагают папиросы
Различных марок и сортов.

Мальчишка важно брови хмурит
И объясняет, что везет.
А папиросы он не курит,
Он только семечки грызет.

Вот он прощается с машиной
И дальше следует пешком.
Тяжел мешок с кинокартиной,
Не легок путь с таким мешком.

Он видит клуб. Подходит ближе.
Глядит, что делается тут.
Уже развешаны афиши,
Уже билеты продают.

Уже закрыт вечерней тенью
Соседний сквер и клубный двор.
Администрация в смятенье,
Что нет картины до сих пор.

И тут он молча входит в двери.
Его приветствует контроль,
Как будто он, по крайней мере,
В картине той играет роль.

Киномеханик в черном клеше,
И тот выходит на порог
И говорит: — Порядок, Леша!
Теперь сеанс начнется в срок…

И, отойдя скорей в сторонку,
Волос откидывая прядь,
На свет рассматривает пленку,
Стараясь что-то разобрать…

Передохнув две-три минутки,
Стирает мальчик пот с лица,
Он не уйдет из кинобудки
Теперь до самого конца.

Текут к экрану волны света,
На тихих улицах темно…
Сегодня в клубе сельсовета
Идет хорошее кино.

Сегодня все немного непривычно.
Вокруг бело. И около Карпат
Такая тишь, которая обычно
Бывает только в первый снегопад.

Летит снежок веселый. И солдаты,
Не занятые нынче на постах,
Глядят на величавые Карпаты,
Мечтая о своих родных местах.

Пускай в одних снега не выпадали,
В других дома по окна замело,
Но каждый видит памятные дали
И первый снег, упавший на село.

Летит снежок над лесом, над болотом,
Над поднятой солдатской головой.
И, словно зачарованная, рота
Следит за ним… И только часовой

Невозмутимо ходит по тропинке,-
Ему здесь каждый камешек знаком…
И скромно тают первые снежинки
Под кованым солдатским каблуком.

Комсомольские снились билеты
Ребятишкам горластым не зря.
Проходило последнее лето,
И прощайте навек, лагеря.
Но когда опускалась прохлада
И пора было делать отбой,
Выходил представитель отряда
Со своею любимой трубой.
От нагретого за день металла
Растекалось по коже тепло,
А труба над водой трепетала,
Говорила, что детство прошло.
А труба под луною блестела,
Как любая из лагерных труб,
И, наверно, никак не хотела,
Замолчав, оторваться от губ.
Ничего в мире не было, кроме
Необъятного звука того.
И услышал на дальнем пароме
Перевозчик веселый его.
Он прислушался к этому звуку,
Проплывавшему мимо полей,
Потянул было смуглую руку
К полинялой пилотке своей.
Да потом спохватился служивый,
Закурил, на костыль опершись…
Приближался рассвет торопливый,
Посветлела небесная высь.
Звук проплыл и растаял у плеса,
У склоненных над речкой берез…
По песку заскрипели колеса,
Подошел к переправе обоз.

Гудок трикратно ухает вдали,
Отрывистый, чудно касаясь слуха.
Чем нас влекут речные корабли,
В сырой ночи тревожа сердце глухо?

Что нам река, ползущая в полях,
Считающая сонно повороты,-
Когда на океанских кораблях
Мы познавали грозные широты!

Но почему же в долгой тишине
С глядящей в окна позднею звездою
Так сладко мне и так тревожно мне
При этом гулком звуке над водою?

Чем нас влекут речные корабли?
…Вот снова мы их голос услыхали.
Вот как бы посреди самой земли
Они плывут в назначенные дали.

Плывут, степенно слушаясь руля,
А вдоль бортов — ночной воды старанье,
А в стороне — пустынные поля,
Деревьев молчаливые собранья.

Что нас к такой обычности влечет?
Быть может, время, что проходит мимо?
Иль, как в любви, здесь свой особый счет
И это вообще необъяснимо?

Пусть в памяти навеки сохранится,
Как все дороги снегом замело
И как, минуя новую больницу,
Я шел когда-то в дальнее село.

Я не прошел еще и половины,
Погоду ошалелую кляня,
Как привлекло окно без крестовины
Своей необычайностью меня…

… Чтоб тень от рам не падала оконных
И чтобы было в комнате светло,
В окно больничных операционных
Всегда вставляют цельное стекло.

И вот когда на землю ночь ложится
И ярко освещается окно,
Во всем огромном здании больницы
Из прочих выделяется оно…

И стал следить я взглядом оробелым,
Как за оконным тоненьким стеклом,
Забыв про все, два человека в белом
Внимательно склонились над столом.

Стекло слегка подернулось морозом,
И видел я, как будто в полумгле,
Врачей и человека под наркозом,
Лежащего недвижно на столе.

Он мнился мне молоденьким служивым,
Отважным пограничником-бойцом,
И так хотелось, чтоб остался жив он,
Что я надолго замер под окном.

И я душою детскою измерил
Его пути без края и конца,
И я врачам внимательным поверил,
Как мог поверить младший брат бойца.

И я стоял у здания больницы,
Но стать мечтал я вовсе не врачом,
А тем бойцом, что около границы
Упал на снег с простреленным плечом.

… И сердце билось, билось учащенно,
И я в окне увидел наконец,
Как два врача вздохнули облегченно,
И понял я, что будет жить боец…

Ушел я со спокойною душою
Туда, куда судьба меня вела.
Заснеженной дорогою большою
Шагал я от села и до села.

И дней разнообразных вереница
Пошла кружить, мелькая предо мной.
Далекая районная больница
Осталась где-то в детстве, за спиной.

Не схваченное жесткой крестовиной,
Десятком ярких ламп освещено,
Горит вдали над снежною равниной
Отчетливое светлое окно.

Мне давно это чувство знакомо:
Ветви бьют вперехлест.
У крыльца, возле нашего дома,
Лужа, полная звезд.

Я стою и курю на пороге,
Двери настежь открыл.
В вышине, на небесной дороге,
Шелест медленных крыл.

Это гуси из дальней сторонки,
Как солдаты — домой.
Представляю пески и воронки
Той дороги прямой.

Крыльям тяжко, дыханию тесно.
Эй, правей забирай!
Что их ждет впереди — неизвестно,
Лишь бы отческий край.

…Мне и трудно, и грустно порою,
И пути не легки.
Но весеннею ночью сырою
Вижу — все пустяки

Перед этой огромной равниной,
Что томится к весне,
Перед этой дорогою длинной
Надо мной в вышине…

…Стук сосулек непрочных и веских,
И всю ночь напролет
В одиноких пустых перелесках
Дождь до снегу идет.

Укрывшийся шинелью длинной,
На девятнадцатом году
Я задыхался от жасмина
В глухом разросшемся саду.

Навис над нами пышной тучей
И небо звездное затмил
Ошеломляюще-пахучий,
Забытый армией жасмин.

Несовместимыми казались
Фигуры темные солдат
И эта лопнувшая завязь,
Собой заполнившая сад.

И на заросшем белом склоне,
В обозе, где-то невдали,
Тонули средь жасмина кони,
Чихая, гривами трясли.

Земли разбуженная сила
В который раз цвела опять,
Но только некому нам было
В ту ночь жасмину наломать.

Над полусонным нашим строем
Потом кружились лепестки,
Они ложились ровным слоем
В стволы орудий, в котелки.

Плыл надо мной жасмина ворох,
И я жасмином весь пропах.
Он был сильней, чем дымный порох,
Чем пот солдатский и табак…