Стихи Уильяма Вордсворта

Небесный пилигрим и менестрель!
Иль кажется земля тебе нечистой?
Иль, ввысь взлетев и рассыпая трель,
Ты сердцем здесь с гнездом в траве росистой?
Ты падаешь в гнездо свое средь трав,
Сложивши крылья, пение прервав!

К пределам зренья, выше уносись,
Певун отважный! И любовной песней
Тебя с твоими не разлучит высь,
Долину с высоты чаруй чудесней!
Один ты можешь петь средь синевы,
Не связанный сплетением листвы.

Оставь тенистый лес для соловья;
Среди лучей — твое уединенье;
Божественней гармония твоя,
Над миром льющаяся в упоенье.
Так и мудрец парит, вдаль не стремясь
И в небе с домом сохраняя связь!

Моя любовь любила птиц, зверей,
Цветы любила, звезды, облака.
Я знал, что твари все знакомы ей,
Но не случалось видеть светлячка.

Ненастной ночью, едучи домой,
Я вижу вдруг зеленый луч у пня.
Гляжу, светляк! Вот радость, Боже мой!
Обрадованный, спрыгнул я с коня.

Я положил жучка на мокрый лист
И взял с собой в ненастье, в ночь его.
Он был все так же зелен и лучист,
Светил — и не боялся ничего.

Подъехав к дому Люси, я тайком
Прошел к ней в сад, хотя был еле жив,
Жучка оставил под ее окном
На ветке и ушел, благословив.

Весь день я ждал, надежду затая,
И ночью в сад пустился поскорей.
Жучок светился. «Люси!» — крикнул я
И так был рад, доставив радость ей!

Тут горы встали в грозном торжестве,
Тут храм для всех, достигших перевала,
Чье место — в прошлом, осень миновала,
И жизнь подобна вянущей траве,
Еще недавно свежей. О, как мало,
В искусственности наших модных зал,
Мы ценим счастье жить средь гор и скал,
Среди озер, чью гладь не оскверняло
Ничье дыханье. Трижды счастлив тот,
Пред кем осина дрогнет золотая
(В художествах октябрь — соперник мая).
И гостья красногрудая вспорхнет,
Задумчивую песню напевая,
Баюкая состарившийся год.

Вечерняя звезда земли моей!
Ты как бы в лоне Англии родном
Покоишься в блистании огней,
В закатном упоении своем.

Ты стать могла бы светочем, гербом
Для всех народов до скончанья дней.
Веселым блеском, свежестью лучей
Играла бы на знамени святом.

Об Англии, простертой под тобой,
Я думаю со страхом и мольбой,
Исполненный мучительных тревог.

В единстве жизни, славы и судьбы
Вы неразрывны — да хранит вас Бог
Среди пустой, нелюбящей толпы.

Не возбуждая любопытства птиц,
Облюбовавших придорожный куст,
Он все идет — лицо его, шаги,
Походка выражают лишь одно:
И в сгорбленной фигуре, и в глазах
Таится не страдание, но мысль;
Он так упорно приучал себя
К бесстрастью, что при взгляде на него
Не помнишь об усильях; он из тех,
Кого долготерпенье привело
К столь кроткому смиренью, что ему
Терпеть уже не трудно. И покой
Его так совершенен, что юнец,
Завидуя, глядит ему вослед.
На мой вопрос, куда он держит путь,
С какою целью? — он ответил так:
«Иду я в Фелмут к сыну своему.
Он ранен был в сражении морском.
Сейчас в больнице умирает он,
И я хочу успеть проститься с ним».

Как ярок отблеск встречных волн
В час летних сумерек, пока
На алый запад тихий челн
Стремит вечерняя река!
А позади растаял свет —
Улыбка краткого мгновенья!
И ловит движущийся вслед
Обманчивое отраженье.

Так юный думает певец,
Что красок этих вечен пир,
Пока в могиле, наконец,
С ним не исчезнет этот мир.
Хоть и умрет в печали он —
Пусть грезой тешится дотоле!
Кто ж не лелеял сладкий сон
В преддверье горечи и боли?

Струись же до скончанья лет,
О Темза, в блеске нежных волн,
Чтоб здесь мечтал другой поэт,
Как я, видений чудных полн!
Теки, прекрасная река,
Покуда тем же плавным ходом
И души наши на века
Не уплывут, подобно водам.

Нет, будь такою до конца,
Как ты сейчас явилась мне,
Затем что светлый дух певца
В твоей сияет глубине!
Сей дух благословил того,
Кто, сам нуждаясь в утешенье,
Оплакал брата своего
Последней песней сожаленья.

О Память, помолись со мной,
Челна остановивши бег,
Чтоб этой скорби ледяной
Другой поэт не знал вовек!
Какая тишь! Лишь капель звук,
С весла упавших! Мир в объятье
Вечерней тьмы, и все вокруг
Как в снизошедшей благодати.

Блажен идущий, отвративший взор
От местности, чьи краски и черты
Зовут себя разглядывать в упор,
Минующий прекрасные цветы.

Ему иной желаннее простор:
Пространство грезы, нежный зов мечты, —
Как бы мгновенно сотканный узор
Меж блеском и затменьем красоты.

Любовь и Мысль, незримые для глаз,
Покинут нас — и с Музой в свой черед
Мы поспешим проститься в тот же час.
Покуда ж вдохновение живет —

Росу на песнопение прольет
Небесный разум, заключенный в нас.

Поутру рано или в час, когда
Закат горит последним блеском света
И в сумрак вечера вся даль одета,
Взгляни, поэт задумчивый, тогда
На водопад, где бурная вода,
Как в логе лев, бушует. Нет предмета
Ужаснее! Дух страшный водомета
В венце из камня, кудри, борода
Струят потоки — воссидит над урной,
Скрывая днем свой облик. Он струит
По бархату лугов поток лазурный
Или, встречая на пути гранит
Обрушенный, обломки гор, гремит
И пенится чрез них волною бурной.

Ты все молчишь! Как быстро отцвела
Твоя любовь, не выдержав дыханья
Разлуки, растоптав воспоминанья,
Отвергла долг и дар свой отняла.

Но в горький плен мой разум ты взяла,
Тебе служить — иного нет желанья!
И хоть сожгла ты прошлое дотла,
Душа, как нищий, просит подаянья.

Ответь! — Пусть сердце, пылкое тогда,
Когда мы страстным предавались негам,
Пустым, холодным стало навсегда, —

Гнездо в лесу, засыпанное снегом,
В глухом лесу, где замер каждый звук.
Ответь, молю, не дли жестоких мук!

«Скажи мне, Вильям, почему,
На сером камне сидя праздно,
Воображенью своему
Часы ты жертвуешь напрасно?

Читай! Нам в книгах явлен свет.
И чтоб не быть слепым и диким,
Учись у тех, кого уж нет,
Исполнись духом их великим.

Вокруг ты смотришь, как дитя,
Как будто, первенец творенья,
Природой создан ты шутя,
Без цели и предназначенья».

Так у озерных вод, в краю,
Где жизнь сладка и воздух светел,
Мне говорил мой друг Метью,
И вот что я ему ответил:

«Не выбирая, видит глаз.
Слух чуток не по приказанью.
Не спрашивают чувства нас,
Являясь вопреки желанью.

И, несомненно, силы есть,
Что дарят знанье нам благое
И сердцу посылают весть
В час созерцанья и покоя.

И если их несметный рой
Нас наполняет голосами,
И все дано само собой, —
Зачем должны искать мы сами?

Теперь, надеюсь, понял ты,
Мой милый друг, что не напрасно
Я время трачу на мечты,
На сером камне сидя праздно».

Многопенные потоки,
Пробежав скалистый путь,
Ниспадают в дол глубокий,
Чтоб умолкнуть и заснуть.

Стая туч, когда смирится
Гнев грозы и гул громов,
Шлемом сумрачным ложится
На зубчатый ряд холмов.

День и ночь косуля скачет
По скалам среди высот,
Но ее в ненастье прячет
От дождя укромный грот.

Зверь морской, что в океане
Крова мирного лишен,
Спит меж волн, но их качанья
Он не чувствует сквозь сон.

Пусть, как челн, грозой гонимый,
Пляшет ворон в бурной мгле, —
Рад он пристани родимой
На незыблемой скале.

Робкий страус до заката
По пескам стремит свой бег,
Но и он спешит куда-то
В сень родную — на ночлег…

Без конца моя дорога,
Цель все так же впереди,
И кочевника тревога
День и ночь в моей груди.