Стихи Вадима Шефнера

Воспеваем всякий транспорт,
Едущих на нем и в нем,
И романтикой пространства
Нынче век заворожен.

Но пока летаем, ездим
И других зовем в полет,
Кто-то трудится на месте
И безвыездно живет.

Он отцовского селенья
Не сменял на города,
И не ждет перемещенья,
И не мчится никуда.

По изведанным полянам
Он шагает, как в дому,
И травинки крупным планом
Открываются ему.

И пока спешим и спорим,
Одному ему слышна
Наливающихся зерен
Трудовая тишина.

Раньше всех он что-то понял,
Что-то в сердце уберег,—
И восходит символ Поля
Над символикой дорог.

Мы явленьям, и рекам, и звездам даем имена,
Для деревьев названья придумали мы, дровосеки,
Но не знает весна, что она и взаправду весна,
И, вбежав в океан, безымянно сплетаются реки.

Оттого, что бессмертия нет на веселой земле,
Каждый день предстает предо мною как праздник нежданный,
Каждым утром рождаясь в туманной и радужной мгле,
Безымянным бродягой вступаю я в мир безымянный.

Это легкое небо — как встарь — над моей головой.
Лишь оно не стареет с годами, с летами.

Порастают озера высокой спокойной травой,
Зарастают они водяными цветами.

Ты на камне стояла, звала меня смуглой рукой,
Ни о чем не грустя и судьбы своей толком не зная.

Отраженная в озере, только здесь ты осталась такой,-
На земле ты иная, иная, иная.

Только здесь ты еще мне верна, ты еще мне видна,-
Но из глуби подкрадывается забвенье.

Не спеша к тебе тянутся тихие травы со дна,
Прорастают кувшинки сквозь твое отраженье.

Ты порой встрепенешься от ветра, порою на миг
Улыбнешься стрекозам, над тобой летящим.

Но осенние тучи, зацепившись за тонкий тростник,
На лицо наплывают все чаще и чаще.

Как здесь холодно вечером, в этом безлюдном саду,
У квадратных сугробов так холодно здесь и бездомно.
В дом, которого нет, по ступеням прозрачным взойду
И в незримую дверь постучусь осторожно и скромно.

На пиру невидимок стеклянно звучат голоса,
И ночной разговор убедительно ясен и грустен.
— Я на миг, я на миг, я погреться на четверть часа.
— Ты навек, ты навек, мы тебя никуда не отпустим.

— Ты все снился себе, а теперь ты к нам заживо взят.
Ты навеки проснулся за прочной стеною забвенья.
Ты уже на снежинки, на дымные кольца разъят,
Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.

Ракеты взлетают над лугом,
Над парком летят наугад.
Смотри, с каким детским испугом
За ними деревья следят.

Как будто сегодня не праздник,
И новый надвинулся бой,
Как будто готовятся к казни,
Не зная вины за собой.

Они улететь бы хотели
От этих веселых зарниц;
Трепещут их зыбкие тени
Крылами испуганных птиц.

Как будто в их памяти тайной
Под взлет карнавальных ракет
Зажегся тревожно-печальный
Военный, не праздничный свет.

Льдина — хрупкая старуха —
Будет морю отдана.
Под ее зеркальным брюхом
Ходит гулкая волна.

Всё худеет, всё худеет,
Стала скучной и больной.
А умрет — помолодеет,
Станет морем и волной.

Улыбнется из колодца,—
Мол, живется ничего.
Так бессмертие дается
Всем, не ищущим его.

…Глянет радугой прекрасной
В окна комнаты моей:
Ты жалел меня напрасно,
Самого себя жалей.

Мы взглядом простор окинем,
Взойдя на бархан крутой.
Весною цветет пустыня,
Казавшаяся пустой.

Растенья-эфемериды
Так рады, выйдя на свет,—
Для грусти и для обиды
Минутки свободной нет.

Не жить им в разгаре лета,
Никто не обережет,—
Но травы тянутся к свету,
К солнцу, что их сожжет.

В их жизни, такой недлинной,
Многое им дано,—
Как мед в бутыли старинной,
Время их сгущено.

И рады они, как дети,
И славят ясные дни,
И пресного долголетья
Не просят себе они.

Я мохом серым нарасту на камень,
Где ты пройдешь. Я буду ждать в саду
И яблонь розовыми лепестками
Тебе на плечи тихо опаду.

Я веткой клена в белом блеске молний
В окошко стукну. В полдень на углу
Тебе молчаньем о себе напомню
И облаком на солнце набегу.

Но если станет грустно нестерпимо,
Не камнем горя лягу я на грудь —
Я глаз твоих коснусь смолистым дымом:
Поплачь еще немного — и забудь…

На осеннем рассвете в туман ковыляет дорога,
Оловянные лужи мерцают у дачных оград,
Над опавшей осиной мигает звезда-недотрога,
И на темных кустах полотенца тумана висят.

Как грустна и просторна земля на осеннем рассвете!
Сам не верю, сейчас, в этой сонной предутренней мгле,
Что нашел я тебя на такой необъятной планете,
Что вдвоем мы идем по прекрасной осенней земле.

Как тревожно трубят старики паровозы,
Будто мамонты, чуя свое вымиранье,—
И ложится на шпалы, сгущается в слезы
Их прерывистое паровое дыханье.

А по насыпи дальней неутомимо,
Будто сами собой, будто с горки незримой,
Так легко электрички проносятся мимо —
Заводные игрушки без пара и дыма.

И из тучи, над аэродромом нависшей,
Устремляются в ночь стреловидные крылья,
Приближая движенье к поэзии высшей,
Где видна только сила, но скрыты усилья.

Путь капли по стеклу и путь огня в лесу,
Путь падающих звезд в душе своей несу,
Путь горного ручья, бегущего к реке,
И тихий путь слезы, скользящей по щеке.

Путь пули и пчелы несу в душе своей,
Пути ушедших лет, пути грядущих дней;
Шаги чужих невзгод и радостей чужих
Вплетаются в мой шаг, и не уйти от них.

Пусть тысячи путей вторгаются в мой путь,
Но если бы я смог минувшее вернуть,—
Его б я выбрал вновь — неверный, непрямой:
Он мой последний путь и первопуток мой.

Любовь — это пятое время суток,-
Не вечер, не ночь, не день и не утро.
Придешь ты — и солнце сияет в полночь,
Уйдешь ты — и утро темнее ночи.

Любовь — это пятое время года,-
Не осень она, не весна, не лето,
Она не зима, а то, что ты хочешь,
И все от тебя одной зависит.

Любовь ни с чем на свете не схожа:
Не детство, не старость, не юность, не зрелость;
Любовь — это пятое время жизни.