К Лиде (Что значит взор) 0 (0)

Что значит взор смущенный твой,
И сердца страстное биенье,
И непритворное волненье?..
Скажи, о Лида, ангел мой!
Давно ль на ложе сладострастья
Блаженства я испил фиал
И к груди страстной прижимал
Тебя, как сын веселый счастья?
Я зрел румянец алый твой
И груди белой колебанье,
Твое смущенье, трепетанье,
Когда прелестною рукой
Ты взоры робкие скрывала
И мне свободы не давала
Ступить порочною стопой
На ложе кротости невинной…
Мой дух любовию пылал,
Я счастья робко ожидал
И в страсти сильной, непрерывной
Нетерпеливою рукой
Отдернул полог сокровенный
И розу, полную весной,
Сорвал — в завет любви святой,
Мечтой блаженства увлеченный…
Я полный кубок счастья пил
Средь неги страстной и волненья,
На ложе розовом забвенья
Мой жребий временный хвалил!..
Но время счастья быстро мчится,
Денницы быстро луч блеснул:
Нам должно было разлучиться,
Ты спала, Лида, я взглянул…
И прелестей твоих собор,
При свете слабом обнаженный,
Лишь дымкой легкой сокровенный,
Очаровал мой дерзкий взор.
Но я, как узник страсти нежной,
Искал свободы от цепей
Средь роз душистых и лилей…
На груди страстной, белоснежной.
Исчез твой тихий сон как миг,
И ты в объятиях моих
С невольным ропотом взглянула,
Слеза в очах твоих блеснула…
И я, смущенный, робко ждал
Минуты грозной разлученья
И в миг счастливый упоенья
[Давно ль] тебя лобзал?..
И в неге тайной пресыщенья
В восторгах страсти утопал?..
О Лида! Прочь твое роптанье!
С тобою гений добрый твой!
Пусть время хладною рукой
Грозит прервать очарованье
Любви и счастья юных лет.
Исчезнет всё, как ранний цвет,
Исчезнет страсти ослепленье,
Минутой надо дорожить…
И непрерывно радость пить
Из полной чаши наслажденья!

Она одна казалась мне мила 0 (0)

Она одна казалась мне мила,
Как роза свежая весною;
Как роза юная, цвела
Вдали от света, бурь и зла
Она прекрасною душою.
Улыбка, легкий стан, ее убор простой —
Всё было зеркалом Авроры,
И в новом мире к ней одной
Невольно мрачные мои стремились взоры.
Всегда беспечна, весела,
Она казалась мне мила
Невинностью своей и детской простотою —
Всё в ней для глаз моих дышало красотою.

Стыдливость, детский страх, звук трепетный речей,
Ее рука в руке моей
И первый поцелуй дрожащими устами
И нежное «люблю» вполголоса, с слезами,
Улыбка райская, вид девственный лица,
И всё для глаз, для чувств земное совершенство
Могли б вдохнуть небесное блаженство
В стальную грудь темничного жильца,
Могли б разжечь любви опасный пламень,
Но грудь моя была как камень.
О, сколько раз вечернею порой
Она мой кров убогий посещала
И думы гордые и ропот правый мой
Улыбкой детскою смиряла.
Поблек румянца цвет живой,
Прелестное чело задумчивость покрыла
И тайная печаль грудь слабую стеснила!
Она жила надеждою одной,
Как срезанный цветок ещё живет росой,—
Родных, забавы, свет для пришлеца забыла
И, к небу взор поднявши свой,
У неба мир душе молила.
Беспечная, зачем ты встретилась со мной?
Зачем ты странника узнала?
Вся жизнь его загадка для тебя,
Ты с тайн его не снимешь покрывала.
Не встретишь с ним ты радостного дня!
И совесть мрачная, преследуя меня,
Душе холодной говорила:
Она живет теперь надеждою одной,
Как срезанный цветок живет еще росой,—
Родных, забавы, свет для пришлеца забыла!

И эта мысль летела вслед за ней,
В печальную тайгу, на пажити полей,
Чрез волны быстрые за светлою струею
И в мирный дом ее отца,
Где, бледная, она с растерзанной душою
Молила за меня творца!
Беспечная, зачем ты странника узнала?
Вся жизнь его загадка для тебя,
Ты с тайн его не снимешь покрывала.
Не встретишь с ним ты радостного дня,
Ты к сердцу не прижмешь дрожащею рукою
Венчального кольца!
И в радости его безмолвного лица
На лоне роскоши не оросишь слезою.

Задумчивый, один повсюду пред собою
Я видел дом ее отца,
Где, бледная, она с растерзанной душою
Молила за меня творца!
Но я не знал, что пламень потаенный
Давно горел в груди моей,
Я выше был судьбы своей
И весь бледнел пред девою смиренной…
Где ж твой обет, сын праха и земли?
Светильник твой над бездной роковою?
Что ж мрачные твои гаданья прорекли?
Ты дышишь вновь любовию земною!

Она моя, она теперь со мною,
Неразделенное одно!
Ее рука с моей рукою,
Как крепкое с звеном звено!
Она мой путь, как вера, озарила.
Как дева рая и любви,
Она сказала мне отрадное «живи»
И раны сердца залечила!
Упал с души моей свинец,
Ты мне дала ключи земного рая —
Возьми кольцо, надень венец,
Пойдем вперед, сопутница младая!

Сатира на нравы 0 (0)

Мой друг! в наш дивный век — науками, искусством
И россов доблестью и благородства чувством
Любви к отечеству достойных сограждан,
В наш новый век, когда властитель и тиран
Несметных орд к нам внес убийства и пожары
И провидения испытывал удары…
Неся в триумф побед победный бег и страх…
И трупы хищников рассеялись в полях,
Когда прошедшее из книги современной
Мечом росс вырубал и, лавром покровенный,
Секване начертал постыдный приговор…
Когда вселенной взор
России беглый бег к величью измеряет
И подвиги ее в истории читает,
Возможно ли тогда, забыв свой подвиг славы,
Чудесно исказя и нрав и разум свой,
В очах невежества чтут модные уставы,
И наши знатные отечества столпы
О марсовых делах с восторгом рассуждают…
С утра до вечера за картами зевают,
А жены их, смеясь, в боскетах нежны лбы
Иноплеменными рогами украшают…
Но свет орангутанг, и мы живем в том свете,
Где дым тщеславия рассудок закурил
И многих мудрецов в паяцы нарядил.
У всякого одно в предмете —
И бедный Ир с клюкой
Под добрый час себя с Юпитером равняет…
И кучи золота, и царства рассыпает,
И наслаждается мечтой!..
Все в свете допустить возможно,
Но быть игрушкою шутов и обезьян
В сей славный век для нас постыдно и безбожно.
Напрасно умный наш певец,
Любовью чистою к отчизне возбужденный,
И нравам и умам чумы иноплеменной
С войною — хочет дать конец!
Мартышка весь свой век не устает кривляться,
Для подражания; бесхвостый, без ушей
Престанет ли осел кряхтеть и спотыкаться?
Из всех гражданских зол — всего опасней, злей
Для духа нации есть чуждым подражанье,
Но спорить не хочу, смешно осьмнадцать лет
В уборе дедовском явиться в шумный свет
И с важностью начать другое подражанье.
Но, друг мой! Переждем — эпоха началась,
И наше сбудется желанье…
Орел с одним орлом стремится в состязанье.
Гражданства искра в нас зажглась —
И просвещение спасительной рукою
Бальзам свой разольет в болезненных умах,
И с новою зарею
Исчезнет, может быть, еще неверный страх.

Меналк 0 (0)

Один, уединясь под дубом наклоненным,
Где тихий ручеек струи свои катил
И тихим ропотом к забвенью приводил,
Меналк задумчивый со взором потупленным,
Оставя посох свой, овечек и свирель,
Так тайну скорби пел:

«Жестокая судьба, где дней моих отрада?
Где радость юных лет, о коей я мечтал?
Как в тучах солнца луч, мне счастья свет пропал.
В замену радостей мне слезы лить — награда,
Напрасно юная Корина милый взор
Ко мне наедине с улыбкой устремляет:
Ее старания и нежный разговор
В груди еще сильней тяжелый вздох стесняет.
Бесчувственный! Вчера, томимая тоской,
Печальным голосом она еще сказала:
«Меналк! Мой милый друг, что сделалось с тобой?
Ты плачешь?— И слеза из глаз ее упала.—
Ужель не видишь ты забавы пастухов,
Их радость общую, шум песней, хороводы,
Мое томление, мою к тебе любовь?
Чего недостает тебе, скажи?..» — Свободы!
Как пленник, средь оков,
От братий, от друзей в край дальний увлеченный,
В пустынной Таврии, средь грубых пастухов,
Жестокою судьбой нежданно занесенный,
Я должен слезы проливать.
Ни милой родины сияние денницы,
Ни голос утренний приветливой певицы
Сюда умерить грусть мою не долетят.
Жестокий корифей устав моих страданий
Бесчувственной рукой до гроба начертал
И отческим полям колючий терн устлал
Мой путь, лишив меня и самых ожиданий.
Почто не скрылся я под дружеский покров,
Когда гремел вдали гром бурный предо мною?
Почто я тешился обманчивой мечтою
И тихо ожидал дней ясных средь громов?
Стада несчетные среди лугов шелковых,
Сады, где сочный плод деревья бременит,
Поля, что жатвою Церера золотит,
Пруды зеркальные, для рыб златых оковы,
Несут годичный дар тому, кто бед виной.
Но в доле бедственной сравнюсь ли я с тобою?
Рука богов хранит страдальца под грозою,
Ты в счастья, но страшись их мщенья над тобой!»

Ода другу 0 (0)

На лоне ласкательной неги
Сбрось иго заботы, мой друг!
Здесь всё ненадолго —
Спеши, пока еще время, душистые в поле цветы
Рукою беспечной срывать…

Ах! радости смежны с печалью,
Фортуна лелеет тебя,
И злато рекой
Лиется в обитель твою зарею безбедного дня…
Но буря таится во мгле,

Ланиты и сердце пылают
Любви сладострастным огнем,
И дева прелестна
Белолилейной рукою на ложе восторгов зовет —
Там чашу Киприде пить в дар.

Алмазной клубится струею
Шампанское в кубках златых,
Сонм юношей резвых
С тобою разделят вино и яствы роскошных столов,
И годы как миг пролетят!

Но, друг, в упоеньи страшися соделаться жертвой
страстей,
Да гордость с пороком
Тебя не коснется во тьме под видом змеи золотой;
Опасны и взгляды льстецов;
Померкнут, как в сумрак денница,
И мысли довольства собой;
Душа унывает,
Когда не стремимся ко благу прямою и верной стезей,

Свобода и совесть твой путь.
Жизнь наша есть искра во мраке —
Пылает душою она,
А разум нас высит
Превыше ничтожных сует к Источнику жизни миров
И прах сотрясает земной!

Шарлоте (О, если и тебе) 0 (0)

О, если и тебе назначено судьбою
Изведать мрачное томление души,
За сладости любви
Платить раскаяньем и тайною слезою —
Скажи, могу ли чтить святым судьбы закон
И провидению вверять мои надежды?

Могу ль, смыкая вежды,
Надеяться на сладкий сон?
Нет, нет, беги от глаз доверенность и вера.
Свет мрачный есть цепь зла, избегни цепи сей —
На выях возлежит блуждающих людей;
Их радость детская есть страшная химера!

Забуду ли, когда тебя к груди моей,
Волнуемый страстей робеющих желаньем
Прижал я в первый раз и с тайным трепетаньем
Вкусил сладчайший дар [неспелой] жизни сей,
И воздремал с тобой, блаженством упоенный.
Беспечный, я не мог предвидеть бури бед,
Когда мне в первый раз казался благом свет,
Когда, с тобой соединенный,
Восторгами любви считал мой каждый час;
Но в тихих облаках таился гром опасный —
Приметно исчезал жар чувства сладострастный,
И светлый пламенник желаний вдруг погас!

Предчувство — жребия превратность возвещало!
В борьбе с самим собой я мыслить не дерзал
О следствиях любви. Но глас природы снял
Со взоров мрачное сомнений покрывало!
Я вижу, милый друг, причину тайных слез
И тайного томленья;
Оставь рабам сует пути предрассужденья
И не страшись молвы бессмысленных угроз:
Не может зла творить устав святой природы.
Покорствуй ей, она ведет добра рукой
От бурь и непогод сокрытою стезей
Под кров прямой любви и нравственной свободы!

От ранней юности я жребий мой познал 0 (0)

От ранней юности я жребий мой познал
Из урны роковой — погибельный, несчастный,
И взором трепетным и смутным пробегал
Судьбы моей скрижаль!..

С тех пор денницы блеск и юной девы взоры
Я с равнодушием встречал!
И муз пленительные хоры,
Как песни грубые, внимал
И на величие природы
Взирал, как сквозь туман осенней непогоды!..

Песнь 0 (0)

Полно плакать и кручиниться,
Полно слезы лить горючие:
Честь и родина любезные
Мне велят с тобой не видеться.

О девица, о красавица,
Осуши слезу горючую,
Дай прижать тебя к груди моей!

В поле знамя развевается,
И товарищи любезные
С кликом радостным волнуются
В ожиданьи время бранного.

О девица, о красавица,
Осуши слезу горючую,
Дай прижать тебя к груди моей!

Полно плакать и кручиниться.
Если любишь друга верного,
С верой к богу, к другу с верностью
Дожидайся возвращения.

О девица, о красавица,
Осуши слезу горючую,
Дай прижать тебя к груди моей!

Не захочет дева русская
Посрамить стыдом любезного,
Чтобы он священну родину
Позабыл для страсти пламенной.

О девица, о красавица,
Осуши слезу горючую,
Дай прижать тебя к груди моей!

Если я погибну с честию,
Мы с тобою там обымемся.
Если я останусь с славою,
Нам любовь сто раз прелестнее.

О девица, о красавица,
Осуши слезу горючую,
Дай прижать тебя к груди моей.

К друзьям в Кишинев 0 (0)

Итак, я здесь… за стражей я…
Дойдут ли звуки из темницы
Моей расстроенной цевницы
Туда, где вы, мои друзья?
Еще в полусвободной доле
Дар Гебы[1] пьете вы, а я
Утратил жизни цвет в неволе,
И меркнет здесь заря моя!
В союзе с верой и надеждой,
С мечтой поэзии живой
Еще в беседе вечевой
Шумит там голос ваш мятежный.
Еще на розовых устах,
В объятьях дев, как май, прекрасных
И на прелестнейших грудях
Волшебниц милых, сладострастных
Вы рвете свежие цветы
Цветущей девства красоты.
Еще средь пышного обеда,
Где Вакх чрез край вам вина льет,
Сей дар приветный Ганимеда[2]
Вам негой сладкой чувства жжет.
Еще расцвет душистой розы
И свод лазоревых небес
Для ваших взоров не исчез.
Вам чужды темные угрозы,
Как лед, холодного суда,
И не коснулась клевета
До ваших дел и жизни тайной,
И не дерзнул еще порок
Угрюмый сделать вам упрек
И потревожить дух печальный.
Еще небесный воздух там
Струится легкими волнами
И не гнетет дыханье вам,
Как в гробе, смрадными парами.
Не будит вас в ночи глухой
Угрюмый оклик часового
И резкий звук ружья стального
При смене стражи за стеной.
И торжествующее мщенье,
Склонясь бессовестным челом,
Еще убийственным пером
Не пишет вам определенья
Злодейской смерти под ножом
Иль мрачных сводов заключенья…
О, пусть благое привиденье
От вас отклонит этот гром!
Он грянул грозно надо мною,
Но я от сих ужасных стрел
Еще, друзья, не побледнел
И пред свирепою судьбою
Не преклонил рамен с главою!
Наемной лжи перед судом
Грозил мне смертным приговором
«По воле царской» трибунал.
«По воле царской?» — я сказал,
И дал ответ понятным взором.
И этот черный трибунал
Искал не правды обнаженной,
Он двух свидетелей искал
И их нашел в толпе презренной.
Напрасно голос громовой
Мне верной чести боевой
В мою защиту отзывался,
Сей голос смелый пред судом
Был назван тайным мятежом
И в подозрении остался.
Но я сослался на закон,
Как на гранит народных зданий.
«В устах царя,— сказали,— он,
В его самодержавной длани,
И слово буйное «закон»
В устах определенной жертвы
Есть дерзновенный звук и мертвый…»
Итак, исчез прелестный сон!..
Со страхом я, открывши вежды,
Еще искал моей надежды —
Ее уж не было со мной,
И я во мрак упал душой…
Пловец, твой кончен путь подбрежный,
Мужайся, жди бедам конца
В одежде скромной мудреца,
А в сердце — с твердостью железной.
Мужайся! Близок грозный час,
И, может быть, в последний раз
Еще окину я глазами
Луга, и горы, и леса
Над светлой Тирасы струею,
И Феба золотой стезею
Полет по чистым небесам
Над сердцу памятной страною,
Где я надеждою дышал
И к тайной мысли устремлял
Взор светлый с пламенной душою.
Исчезнет всё, как в вечность день;
Из милой родины изгнанный,
Средь черни дикой, зверонравной
Я буду жизнь влачить, как тень,
Вдали от ветреного света,
В жилье тунгуса иль бурета,
Где вечно царствует зима
И где природа как тюрьма;
Где прежде жертвы зверской власти,
Как я, свои влачили дни;
Где я погибну, как они,
Под игом скорбей и напастей.
Быть может — о, молю душой
И сил и мужества от неба!—
Быть может, черный суд Эреба[3]
Мне жизнь лютее смерти злой
Готовит там, где слышны звуки
Подземных стонов и цепей
И вопли потаенной муки;
Где тайно зоркий страж дверей
Свои от взоров кроет жертвы.
Полунагие, полумертвы,
Без чувств, без памяти, без слов,
Под едкой ржавчиной оков,
Сии живущие скелеты
В гнилой соломе тлеют там,
И безразличны их очам
Темницы мертвые предметы.
Но пусть счастливейший певец,
Питомец муз и Аполлона,
Страстей и бурной думы жрец,
Сей берег страшный Флегетона[4],
Сей новый Тартар[5] воспоет:
Сковала грудь мою, как лед,
Уже темничная зараза.
Холодный узник отдает
Тебе сей лавр, певец Кавказа[6];
Коснись струнам, и Аполлон,
Оставя берег Альбиона[7],
Тебя, о юный Амфион[8],
Украсит лаврами Бейрона.
Оставь другим певцам любовь!
Любовь ли петь, где брызжет кровь,
Где племя чуждое с улыбкой
Терзает нас кровавой пыткой,
Где слово, мысль, невольный взор
Влекут, как ясный заговор,
Как преступление, на плаху
И где народ, подвластный страху,
Не смеет шепотом роптать.
Пора, друзья! Пора воззвать
Из мрака век полночной славы,
Царя-народа дух и нравы
И те священны времена,
Когда гремело наше вече
И сокрушало издалече
Царей кичливых рамена.
Когда ж дойдет до вас, о други,
Сей голос потаенной муки,
Сей звук встревоженной мечты?
Против врагов и клеветы
Я не прошу у вас защиты:
Враги, презрением убиты,
Иссохнут сами, как трава.
Но вот последние слова:
Скажите от меня О[рлов]у[9],
Что я судьбу мою сурову
С терпеньем мраморным сносил,
Нигде себе не изменил
И в дни убийственныя жизни
Немрачен был, как день весной,
И даже мыслью и душой
Отвергнул право укоризны.
Простите… Там для вас, друзья,
Горит денница на востоке[10]
И отразилася заря
В шумящем кровию потоке.
Под тень священную знамен,
На поле славы боевое
Зовет вас долг — добро святое.
Спешите! Там волкальный звон
Поколебал подземны своды
И пробудил народный сон
И гидру дремлющей свободы!
_______________
Примечания:
1. Геба — богиня молодости, разносившая богам нектар.
2. Ганимед — виночерпий на пирах богов.
3. Эреб — в греч. мифологии — часть Аида, подземного жилища мертвых, где находился дворец его владыки — Плутона.
4. Флегетон — в греч. мифологии огненная река в подземном царстве.
5. Тартар — в греческой мифологии — подземная бездна (позже под этим словом подразумевали преисподнюю).
6. «Певец Кавказа» — Пушкин
7. Альбион — Англия.
8. Амфион — сын Зевса, звуками лиры заставлявший двигаться камни.
9. Орлов М. Ф. — генерал, один из вождей Союза благоденствия, командир 16 пехотной дивизии, стоявшей в Кишиневе. Был заподозрен в политической неблагонадежности в связи с арестом Раевского и в 1822 г. устранен от командования дивизией.
10. Денница на востоке — греческое восстание (см. выше).

Песнь воинов перед сраженьем 0 (0)

Заутра грозный час отмщенья,
Заутра, други, станем в строй,
Не страшно битвы приближенье
Тому, кто дышит лишь войной!..
Сыны полуночи суровой,
Мы знаем смело смерть встречать,
Нам бури, вихрь и хлад знакомы.
Пускай с полсветом хищный тать
Нахлынул, злобой ополченный,
В пределы наши лавр стяжать;
Их сонмы буйные несчетны,
Но нам не нужно их считать.
Пусть старец вождь прострет рукою
И скажет: «Там упорный враг!»
Рассеем громы пред собою —
И исполин стоглавый — в прах!..

Сей новый Ксеркс стопою силы,
Как огнь всежгучий, к нам притек
Узреть Батыевы могилы,
Сарматов плен и шведов рок,
Узреть поля опустошенны,
Прах мирных сел и городов,
И небо, заревом возжженно,
И вкруг — изрытый ряд гробов,
А пред собой — перуны мести
И твердокаменную грудь
С хоругвью: «Смерть на поле чести
Или свершим опасный труд».
Ужель страшиться нам могилы?
И лучше ль смерти плен отцов,
Ярем и стыд отчизны милой
И власть надменных пришлецов?

Нет, нет, судьба нам меч вручила,
Чтобы покой отцов хранить.
Мила за родину могила,
Без родины поносно жить!
Пусть дети неги и порока
С увялой, рабскою душой
Трепещут гибельного рока,
Не разлучимого с войной,
И спят на ложе пресыщенья,
Когда их братья кровь лиют.
Постыдной доле их — презренье!
Во тьме дни слабых протекут!
А нам отчизны взор — награда
И милых по сердцу привет,
Низвергнем сонмы супостата,
И с славой нам восплещет свет!..
Краса певцов, наш бард любимый,
Жуковский в струны загремит,
И глас его непобедимых
Венком бессмертья отличит.
И юный росс, приникший слухом
К его цевнице золотой,
Геройским вспыхивает духом
И, как с гнезда орел младой,
Взлетит искать добычи бранной
Вослед испытанным вождям…
О други! близок час желанный
И близок грозный час врагам,-
Певцы передадут потомству
Наш подвиг, славу, торжество.
Устроим гибель вероломству,
Дух мести — наше божество!

Но, други, луч блеснул денницы,
Туман редеет по полям,
И вестник утра, гром, сторицей
Зовет дружины к знаменам.
И мощный вождь перед полками
И с ним вождей бесстрашных сонм
Грядут!.. с победными громами
И взором ищут стан врагов…
К мечам!.. Там ждет нас подвиг славы,
Пред нами смерть, и огнь, и гром,
За нами горы тел кровавых,
И враг с растерзанным челом
В плену ждет низкого спасенья!..
Труба, сопутник наш, гремит!..
Друзья! В пылу огней сраженья
Обет наш: «Пасть иль победить!»

Певец в темнице 0 (0)

О, мира черного жилец!
Сочти все прошлые минуты;
Быть может, близок твой конец
И перелом судьбины лютой!

Ты знал ли радость — светлый мир,
Души награду непорочной?
Что составляло твой кумир —
Добро иль гул хвалы непрочной?

Читал ли девы молодой
Любовь во взорах сквозь ресницы?
В усталом сне ее с тобой
Встречал ли яркий луч денницы?

Ты знал ли дружества привет?
Всегда с наружностью холодной
Давал ли друг тебе совет
Стремиться к цели благородной?

Дарил ли щедрою рукой
Ты бедных золотом и пищей?
Почтил ли век под сединой
И посещал ли бед жилища?

Одним исполненный добром
И слыша стон простонародный,
Сей ропот робкий под ярмом,
Алкал ли мести благородной?

Сочти часы, вступя в сей свет,
Поверь протекший путь над бездной,
Измерь ее — и дай ответ
Потомству с твердостью железной.

Мой век, как тусклый метеор,
Сверкнул в полуночи незримый,
И первый вопль как приговор
Мне был судьбы непримиримой.

Я неги не любил душой,
Не знал любви, как страсти нежной,
Не знал друзей, и разум мой
Встревожен мыслию мятежной.

Забавы детства презирал,
И я летел к известной цели,
Мечты мечтами истреблял,
Не зная мира и веселий.

Под тучей черной, грозовой,
Под бурным вихрем истребленья,
Средь черни грубой, боевой,
Средь буйных капищ развращенья

Пожал я жизни первый плод,
И там с каким-то черным чувством
Привык смотреть на смертный род,
Обезображенный искусством.

Как истукан, немой народ
Под игом дремлет в тайном страхе:
Над ним бичей кровавый род
И мысль и взор казнит на плахе,

И вера, щит царей стальной,
Узда для черни суеверной,
Перед помазанной главой
Смиряет разум дерзновенный.

К моей отчизне устремил
Я, общим злом пресытясь, взоры,
С предчувством мрачным вопросил
Сибирь, подземные затворы;

И книгу Клии[1] открывал,
Дыша к земле родной любовью;
Но хладный пот меня объял —
Листы залиты были кровью!

Я бросил свой смиренный взор
С печалью на кровавы строки,
Там был подписан приговор
Судьбою гибельной, жестокой:

«Во прах и Новгород и Псков,
Конец их гордости народной.
Они дышали шесть веков
Во славе жизнию свободной».

Погибли Новгород и Псков!
Во прахе пышные жилища!
И трупы добрых их сынов
Зверей голодных стали пища.

Но там бессмертных имена
Златыми буквами сияли;
Богоподобная жена —
Борецкая[2], Вадим[3], вы пали!

С тех пор исчез как тень народ,
И глас его не раздавался
Пред вестью бранных непогод.
На площади он не сбирался

Сменять вельмож, смирять князей,
Слагать неправые налоги,
Внимать послам, встречать гостей,
Стыдить, наказывать пороки,

Войну и мир определять.
Он пал на край своей могилы,
Но, рано ль, поздно ли, опять
Восстанет он с ударом силы!
_____________
Примечания:
1. Книга Клии — история (Клио — муза истории).
2. Борецкая — Марфа Посадница, руководившая борьбой Новгорода с московским царем Иваном III.
3. Вадим — по летописной легенде — вождь восстания новгородцев против Рюрика.

Послание к Н. С. Ахматову 0 (0)

Оставя тишину, свободу и покой,
Оставя отчий кров, семейства круг любимый,
Во цвете юных лет, неопытной стопой
Ты в шумный круг ступил тропой невозвратимой!
Отчизне, долгу раб, в краю чужом один,
От милых в отдаленьи,
Обманчивой Фортуны сын!
Куда влечет тебя твое воображенье?..
На утренней заре удел твой испытать
Печали, огорченье,
Чувствительным сердцам назначено страдать
И горькою слезой платить за наслажденье.
Так, должен ты, мой друг! всем общий жребий знать:
И твой веселый взор покроется слезою,
И вздохи кроткую улыбку умертвят
Зоилов стрелы пред тобою;
Но жребий низких душ — в презреньи исчезать!
Воспоминание дней ясных, невозвратных
Мечты о счастии угасшем возвестят,
Что в изменениях превратных
Рассвет твой был… блаженнее стократ
И славы громкия, и почестей ничтожных,
И честолюбия, и пагубных страстей,
Предначертаний невозможных,
Которым нет конца средь тысячи путей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но ум возвышенный, тебе природой данный,
Но сердце нежное и благородный дух,
Под надзиранием отца образованны,
Тебе откроют путь ко славе, юный друг;
Для кроткого царя, для родины священной
Приятно жертвовать собой;
В наш век чудесный, просвещенный
Примеры славных дел сияют пред тобой!

Отечество твое, под скипетром священным
Монарха славного, закон царям дает
И простирает длань народам угнетенным!
И изумляет свет!
Колосс надменный пал! Европа в удивленьи
Зрит победителя, свободу и закон!
Благословляя мир, повсюду в восхищеньи,
Благословляет русский трон!
Так, юноша! гордись отчизною твоею!
Спеши ей долг отдать, ее достойным быть;
И добродетельной стезею
Спеши полезным быть и славу заслужить!
Делами славными героев восхищенный,
Ты с благородною душой
Стремись на путь, тебе судьбой определенный,
Неколебимою стопой!
В кругу общественных всечасных изменений,
Где в юности твоей всё ново пред тобой,
Ты будешь зрителем превратных приключений
И будешь сам судьбы иль случая игрой.
Приманки хитрых фей, любви обвороженье
Для сердца нежного опасны могут быть;
Но времени закон, но опыт размышленья
Сей пламенный огонь и чувства уменьшит.
И я на утре дней, страстям порабощенный,
Цирцее отдал долг, ей жертвы приносил…
Но, ах! неверными стократно обольщенный,
Светильник пламенный рассудком погасил.
Пусть добродетели закон всегда священный
Тебя к бессмертию ведет среди путей,
Сокрытых от невежд, где разум просвещенный
Находит истину и в красоте своей.
Бессмертие по смерть великим достается:
Потомство правды глас героя возвестит,
А истинный талант препон не ужаснется.
Приятная мечта — в потомстве вечно жить!
С спокойной совестью и позднею зарею
Воспоминание приятно усладит
Дни угасающи под времени рукою;
Не вечно радости из полной чаши пить!
Прийдет и твой закат с приметной быстротою,
Исчезнет светлый луч, и твой веселый взгляд
Покроется навек определенной тьмою,-
Не сладостно ль своей отчизне долг отдать?
И, шуму удалясь, с пенатами, с семьею,
Протекшие часы ненастья забывать?
Подчас и с музами и с милою своею
Дни безмятежные свободно восхвалять?..

К моим пенатам 0 (0)

От отческих полей, от друга отлученный,
Игра фортуны злой, коварной и страстей,
Мечтой обманчивой в свет бурный увлеченный,
Свидетель суеты, неравенства людей,
Сражаясь сам с собой,- я вижу преткновенье
На скользком сем пути и бездны пред собой.
Пенаты милые! услышьте голос мой,
Внемлите странника бездомного моленье:
Вы, в юности меня хранившие от бед,
Теперь от роковых ударов защитите
И к дому отчему скорее возвратите:
Уже я видел бурный свет!
Как в ясный, тихий день воздушный метеор
Движеньем мрачных туч свод неба помрачает,
Так в утро дней моих меня тоска снедает,
И тщетно в будущность бросаю робкий взор:
Там новые беды грозят еще цепями…
О лары кроткие! да будет ваш покров
Над бедным путником, зовущим со слезами
На помощь вас одних; услышьте скорбный зов —
И горести мои на время прекратите…
Под небом неродным веселий, счастья нет,
Меня вы к родине скорее возвратите:
Уже я видел бурный свет!
Честь, слава вдалеке взор слабый обольщает,
Богатство, титулы — совместны с суетой,
И Крезус пьет фиал тоски и скорби злой,
Сатрапы гордые средь роскоши скучают.
Нет, больше не хочу я славы и честей!
Знаком кровавый путь мне грозныя Беллоны,
Средь сечи гибельной, средь громов и мечей
Я слышал славы клич — и жертв невинных стоны.
Пенаты добрые! Внемлите мой обет —
И бурю над главой моею отведите,
И к дому отчему скорее возвратите:
Уже я видел бурный свет!

Час меланхолии 0 (0)

Меня ничто не веселит,
Я счастья под луной не знаю —
Средь игр лишь горести встречаю,
Покой всегда меня бежит.
Увы! в мечтаниях одних
Зарю дней ясных представляю,
Но где она, того не знаю.
С собою сам, в слезах моих,
Себе отраду обретаю.
Ничто мне в мире сем не льстит,
Средь юности тоской убит.
Увы! не знаю наслаждений,
Любви опасных обольщений.
Для красоты и дев младых —
Угас мой взор, огнь чувств моих,
И время медленной рукою
Длит жизнь. Под тучей громовою
Удел мой горесть испытать.
Стремлюсь я к вечному покою,
Хочу под гробовой доскою,
Что есть бессмертие, узнать.
Почто мне в цвете дней моих
Страдать назначено судьбою?
Надежда, я забыт тобою,
Не вижу радостей твоих.
О друг, товарищ огорченный,
Почто не вместе я с тобой?
Почто час грозный, роковой,
Час гибельных моих мучений
Делить не можешь ты со мной?
Сей ад в душе, тоска сердечна,
Предчувства глас — быть может, вечно
Я не увижуся с тобой.
Мой гроб открыт, и червь голодный
Спешит мой синий труп глодать,
Скелет останется лежать
В могиле мрачной и холодной;
Не буду я тогда роптать
На рок бесчувственный, жестокий —
Я буду мертвый, одинокий…
Но буду ль я тогда страдать?
Никто винить меня не будет,
Враги забудут осуждать
И — следственно — могу ль роптать,
Что недруг мой меня забудет?
Я зла не сделал никому,
И зло казалось мне загадкой,
Я часто слезы лил украдкой —
И сердцу верил одному;
В душе моей явились страсти,
И счастья свет, как миг, протек,
Со тьмой явилися напасти,—
Неумолим жестокий рок!
Злой яд кипит в душе моей
И дух унынием томится.
Ах! Долго ль казнь моя продлится,
Дождуся ль в жизни ясных дней?..

Шарлоте (Давно ли в неге утопал) 0 (0)

Давно ли в неге утопал,
Пылая страстью безмятежной?
Давно ль зари восход блистающей встречал
На груди белоснежной?..

Шарлота! грозен взор завистливой судьбы —
Она нас разлучила,
Не внемля голосу мольбы,
Утехи цвет скосила.

Но буря грозная минет,
Мы свидимся с тобою —
Душа надеждою живет…
Разлука не страшна мечтою!..

Пусть верность будет твой закон,
Добро — путеводитель,
И спутник верных, Абеон,
Нам снова возвратит обитель.

В замену радостей, забав и страсти милой
Осталися в удел недуги и печаль…
И мысль от прошлого, стремясь в безвестну даль,
Знакомит нас с безвестною могилой!..