Длинноволосые, они лежат
Без лиц, в себя ушедших глубоко.
Глаза закрыты тяжестью пространства…
Скелеты, рты, цветы. И в этих ртах
Ряды зубов сияют, словно пешки
Дорожных шахмат из слоновой кости.
Цветы и кости тонкие, и жемчуг,
Рубашек ткань увядшая, и руки
Над сердцем рухнувшим. Еще, однако,
Под множеством колец и талисманов,
И голубых камней (даров любовных)
Стоит, как склеп, тайник безмолвный пола,
Под самый свод набитый лепестками.
И вновь — рассыпающийся желтый жемчуг
И чаши глиняные, на которых
Доподлинные их изображенья,
Зеленые осколки ваз для мазей,
Цветами пахнущие, и фигурки
Богов в домашнем тесном алтаре.
Разорванные пояса и геммы,
Изображения огромной плоти,
Смеющиеся рты, танцоры, пряжки
Из золота, похожие на луки,
Звериные и птичьи амулеты,
А также иглы длинные и утварь,
И круглый черепок из красной глины,
На нем — как надпись черная над входом —
Коней четверка, рвущаяся вдаль.
И вновь цветы, рассыпавшийся жемчуг,
И стройной лиры мягкие изгибы,
И вдруг мелькнул в тумане покрывала,
Из куколки башмачной появившись,
Изящной щиколотки мотылек.
Так и лежат, набитые вещами, —
Игрушками, камнями, мишурой,
Разбитой вдребезги — всем, чем угодно,
Темнея медленно, как дно реки.
Они и были руслом…
В их волны быстротечные сверзались
(Спешившие к последующей жизни)
Тела влюбленных юношей не раз
И бушевали в них мужей потоки.
А иногда со скал высоких детства
К ним скатывались мальчики на дно,
И здесь играли весело вещами,
Пока их не сбивала с ног стремнина.
Тогда, заполнив плоской и прозрачной
Водой всю ширь широкого пути,
Они взвивали в нем водовороты
И берега впервые отражали
И птичьи клики — но врезалась ночь
Тем временем звездами в небосвод,
Его раскалывая попалам.