На чужой и холодный зал
Сердце больше не ропщет,
Не ищу ни наград, ни похвал,
Ни признаний всеобщих.
Пусть даже сто лет спустя
Будут все равнодушны,
И страницы мои, шелестя,
Опадут в библиотеке душной.
Я хочу, чтобы вместо венков,
Ученых критиков гула,
Чья-нибудь грудь от моих стихов,
Как от ветра в поле, вздохнула.
Чтобы кто-нибудь, задыхаясь, без сил,
Сжимая маленький томик, —
— Боже мой. Как он любил! —
Вскричал в смертельной истоме.