Стихи Александра Гитовича

Азиатской тропы повороты
И вонючее горе болот…
Разве даром я шел по болотам,
Задыхаясь, — вперед и вперед?

Разве это проходит напрасно,
И напрасно я жил и дышал
У воды океана прекрасной,
Подымающей огненный шар?

Если я бескорыстным просторам
И открытым путям изменю,
Если я разорву договоры
И предам золотому огню,

Если, уличной девки покорней,
Я впущу малодушие в дом, —
То деревьев протянутся корни
И сойдутся на горле моем.

И забвения вечные воды
На меня по горячим следам
Опрокинутся силой Природы,
До сих пор неизвестною нам,

Но врывается солнце густое,
И дорога подводит коня.
…Вероятно, я что-нибудь стою,
Если ты полюбила меня.

Где ты пропадаешь эти годы
И земной не бережешь красы?
Дура, — неужели ради моды
Рыжих две остригла ты косы?

На каких равнинах пропадая,
Каблучком ступаешь на цветы.
Как ты веселишься, молодая,
И кого обманываешь ты?

Мало мы, в хорошем этом мире
Грелись у веселого огня:
Три часа (а я хотел четыре)
Ты любила, милая, меня.

Не тогда ли в музее — навеки и сразу,
В зимний полдень морозный и синий,
Нас пронзило отцовское мужество красок,
Материнская сдержанность линий.

Не тогда ль нас твое полотно полонило —
Благодарных за каждую малость:
Мы видали, как вечная женственность мир
Из мужского ребра создавалась.

Но не думали мы про библейские ребра,
Просто нас — до плиты до могильной —
Научил ты, что сила становится доброй
И что нежность становится сильной.

Да разве было это? Или снится
Мне сон об этом? Горная река,
Далекая китайская граница
И песенка уйгура-старика.
Да разве было это? На рассвете
Труба и марш. Военный шаг коней.
И с Балтики врывающийся ветер,
И шум ручья, и влажный блеск камней.
И веришь и не веришь… И с трудом
Бредешь за памятью в ее туманы.
…Бревенчатый под тихим солнцем дом
И вереском поросшие поляны.
И то, чего забыть никак нельзя,
Хотя бы вовсе память изменила:
И труд, и вдохновенье, и друзья,
И ты со мной. Все это было. Было.

Я пью за тех, кто честно воевал,
Кто говорил негромко и немного,
Кого вела бессмертная дорога,
Где пули убивают наповал.

Кто с автоматом полз на блиндажи, —
А вся кругом пристреляна равнина, —
И для кого связались воедино
Честь Родины и честь его души.

Кто не колеблясь шел в ночную мглу
Когда сгущался мрак на горизонте,
Кто тысячу друзей нашел на фронте
Взамен десятков недругов в тылу.

М. А. К.

В разноцветном лесу, в воскресенье,
Молодежь разжигает костер,
И неведомо ей опасенье,
Что безумный художник — хитер.

Только старость почувствует это,
И уже не обмануты мы
Бурным праздником красок и света
Этим пиром во время чумы.

Без умысла, наверное,
А так — средь бела дня
Монгола суевернее
Ты сделала меня.

И я со всею силою
Поверил в эту ложь —
Что если любишь, милая,
То и в огне спасешь.

Не мне могила вырыта
В бою, среди атак.
А если разлюбила ты, —
Тогда и смерть — пустяк.

Мне на днях предъявили угрюмый упрек
И, казалось бы, выхода нету:
Будто все, что я в сердце скопил и сберег,
Только вам выдаю по секрету.

Если правильно люди с том говорят,
Значит, надо условиться вместе,
Что Поэзия — это секретный доклад
На всемирном читательском съезде.

Когда поэт в беде —
Угнетена Природа
И робок свет восхода
На облачной гряде.

И к беднякам в оконце,
Повсюду и везде,
Опаздывает солнце —
Когда поэт в беде.

Пиры — это битвы. Заране
Был час испытанья суров:
Меня проверяли армяне —
Пригоден ли я для пиров.

И вот на колхозном базаре
Я принял как первый удар
Кувшин ледяного маджари
И красного перца пожар.

Пусть это будет берег моря
И ты на берегу, одна,
Где выше радости и горя
Ночного неба тишина.

Года идут, седеет волос,
Бушуют волны подо мной,
Но слышу я один лишь голос
И вижу свет звезды одной.

Все позади — и дни, и ночи,
Где страсть лгала, как лжет молва,
Когда не в те глядел я очи
И говорил не те слова.

Но разве знал иную власть я,
Или не верить я могу,
Что выше счастья и несчастья —
Судьба двоих на берегу.

Растет и крепнет гул простора,
Блестит, несет меня волна,
Живым иль мертвым — скоро, скоро
На берег вынесет она.

И в час, когда едва заметен
О скалы бьющийся прибой,
В венце из клеветы и сплетен
Я упаду перед тобой.

Не забыли мы, как в селах отчих
Полыхал неистовый пожар —
На страну строителей и зодчих
Пали ятаганы янычар.

И когда нас буря долу гнула,
Различали мы через туман
Драгоценные дворцы Стамбула,
Созданные гением армян.

(Неправильные октавы)

…Больше ничего
не выжмешь из рассказа моего.

1

Нам ненавистны варварские пьянки —
Мы пьем степенно, Ованес Шираз.
И, если это правда без прикрас,
Закажем, друг, по порции солянки
Такой, где, радуя голодный глаз,
Блестят маслины, как глаза армянки,
Что многократно, но не впопыхах,
В твоих изображаются стихах.

2

Вот это значит уважать культуру,
А не бесчинствовать в дыму и мгле,
Где пьют пижоны «под мануфактуру»,
Чтоб через час валяться на земле.

3

Обед по-царски и шашлык по-карски —
Синонимы. Тут разных мнений нет.
Мы не нуждаемся ни в чьей указке,
Чтоб сочинить наш княжеский обед.
Пока есть деньги, мы живем как в сказке,
Ну, а наутро, чуть забрезжит свет,
Мы дома вывернем свои карманы
И как-нибудь опять нальем стаканы.

4

И вот плывут, не ведая смущенья,
Как равные, солянка и шашлык:
То двух культур, достойных восхищенья,
Немой, по выразительный язык, —
И дух взаимного обогащенья
Над ними вьется, важен и велик.
И, понимая это, мы запьем
Солянку — водкой, а шашлык — вином.

5

Могучей кулинарии наука
Ты хороша и ныне, как в былом,
Ты и теперь, не зная слова «скука»,
Объединяешь нас таким теплом,
Что даже фаршированная щука
Была бы тут не лишней за столом.
Хотя тогда, Шираз, придется снова
Потребовать у девушки спиртного.

6

«Да будет так, — кивает Ованес, —
Я замечаю, что с твоим приездом
В меня как будто бы вселился бес,

Он прямо в душу, окаянный, влез,
Усевшись там определенным местом,
И не видать, чтоб скоро он исчез.
И если это, друг мой, предпосылка,
То следствием пусть явится бутылка».

7

По мне, хоть две бутылки: я не жмот, —
Они ускорят ровный ритм рассказа, —
Но люди скажут, что виновен тот,
Кто совратил непьющего Шираза,
Который духом трезвости слывет
От Закавказья до Владикавказа.
Я не хочу, чтоб от меня народ
Шарахался, как от дурного глаза.
И так тревога прибавляет сил,
Что я октаву эту удлинил.

8

А впрочем, пусть десятки зорких глаз,
Слегка знакомых или незнакомых,
Все это видят: нам пришлось не раз
Спокойно пить в прославленных хоромах

9

И что ж? Мы живы, Больше ничего
Не выжмешь ив рассказа моего.

В тайниках души, в тревожных недрах,
Сознаюсь: порой неясно мне —
С кем пирую? Кто мой друг, кто недруг
Так однажды ночью на войне,
Среди сосен низких и горбатых,
Подходили к нам из-за пурги
Люди в маскировочных халатах:
Не поймешь — друзья или враги.

Мне кажется, что когда-то
Природа, в глубоком горе,
Оплакивала Армению
Каменными слезами,
И слезы, соединяясь
Подобно шарикам ртути,
Образовали эти
Гладкие валуны.