Твой день рождения 0 (0)

Конфеты и фрукты – накрытый стол,
Ты празднуешь свой день рождения.
Обрывки смеха, сказанных слов,
Звуки слышны веселия.

Ты так захотел, чтобы ты и друзья,
Добился, поспорив до крика.
Но ты не подумал, о том как же я.
Как я? Если дверь закрыта.

Диван, телевизор – тупо сижу,
Уставившись в одну точку.
Мысленно вижу, как я держу
Спеленутый теплый комочек.

Это потом, а до этого – «ночь»,
Четыре дня без просвета,
Выживешь ли? Кто может помочь?
Четыре дня без ответов!

Я все понимаю, ты растешь,
Тебе уже восемнадцать.
Скоро по жизни сам пойдешь,
Будешь всего добиваться.

Только и ты пойми, сынок,
Мать – одна на свете.
Сколько бы не было разных тревог,
Мать простит и приветит.

Конфеты и фрукты – накрытый стол,
Ты празднуешь свой день рождения.
Обрывки смеха, сказанных слов,
Звуки чужого веселия…

Умей 5 (1)

Умей, умей себе приказывать,
Муштруй себя, а не вынянчивай.
Умей, умей себе отказывать
В успехах верных, но обманчивых.

Умей отказываться начисто,
Не убоясь и одиночества,
От неподсудного ловкачества,
От сахарина легких почестей.

От ласки, платой озабоченной,
И от любви, достаток любящей,
И от ливреи позолоченной
Отказывайся — даже в рубище.

От чьей-то равнодушной помощи,
От чьей-то выморочной сущности…
Отказывайся — даже тонущий —
От недруга руки тянущейся!

Юношам 0 (0)

Будьте, юноши, скромнее!
Что за пыл! Чуть стал живее
Разговор – душа пиров –
Вы и вспыхнули, как порох!
Что за крайность в приговорах,
Что за резкость голосов!

И напиться не сумели!
Чуть за стол – и охмелели,
Чем и как – вам всё равно!
Мудрый пьет с самосознаньем,
И на свет, и обоняньем
Оценяет он вино.

Он, теряя тихо трезвость,
Мысли блеск дает и резвость,
Умиляется душой,
И, владея страстью, гневом,
Старцам мил, приятен девам
И – доволен сам собой.

Если вы есть будьте первыми 0 (0)

Если вы есть – будьте первыми,
Первыми, кем бы вы ни были.
Из песен – лучшими песнями,
Из книг – настоящими книгами.

Первыми будьте и только!
Пенными, как моря.
Лучше второго художника
Первый маляр.

Спросят вас оробело:
“Кто же тогда останется,
Если все будут первыми,
Кто пойдёт в замыкающих?”

А вы трусливых не слушайте,
Вы их сдуйте как пену,
Если вы есть – будьте лучшими,
Если вы есть – будьте первыми!

Если вы есть – попробуйте
Горечь зелёных побегов,
Примериваясь, потрогайте
Великую ношу первых.

Как самое неизбежное
Взвалите её на плечи.
Если вы есть – будьте первыми,
Первым труднее и легче!

Секрет молодости 0 (0)

Нет,
не те «молодёжь»,
кто, забившись
в лужайку да в лодку,
начинает
под визг и галдёж
прополаскивать
водкой
глотку.
Нет,
не те «молодёжь»,
кто весной
ночами хорошими,
раскривлявшись
модой одёж,
подметают
бульвары
клёшами.

Нет,
не те «молодёжь»,
кто восхода
жизни зарево,
услыхав в крови
зудёж,
на романы
разбазаривает.
Разве
это молодость?
Нет!
Мало
быть
восемнадцати лет.
Молодые –
это те,
кто бойцовым
рядам поределым
скажет
именем
всех детей:
«Мы
земную жизнь переделаем!»
Молодёжь –
это имя –
дар
тем,
кто влит в боевой КИМ,
тем,
кто бьётся,
чтоб дни труда
были радостны
и легки!

Некрасивая 5 (1)

Ты себя считаешь неприметной;
В стороне ровесницы твои
Меж собою делятся секретом
О волшебной сказочной любви.

Всем красивым девушкам на свете
Тайно ты завидуешь сейчас.
Только невозможно не заметить
Добрый свет твоих печальных глаз

Даже самым близким не расскажешь,
Сколько слёз украдкой пролила.
Но, поверь, французским макияжем
Не зажечь сердечного тепла!

Некрасивой ты себя считаешь.
Не грусти и плакать погоди!
Ты, наивная, ещё не знаешь,
Сколько ждёт сюрпризов впереди.

Срок настанет, и, как в детской сказке,
Из «утёнка гадкого» ты вдруг
Вырастешь принцессою прекрасной
И затмишь красою всех подруг!

… Ах, как жаль, что проводить не стали
Конкурсы душевной красоты.
Высшую ступень на пьедестале,
Безусловно, заняла бы ты!

Отцы и дети 0 (0)

Сегодня я слово хочу сказать
Всем тем, кому золотых семнадцать,
Кому окрыленных, веселых двадцать,
Кому удивительных двадцать пять.

По-моему, это пустой разговор,
Когда утверждают, что есть на свете
Какой-то нелепый, извечный спор,
В котором воюют отцы и дети.

Пускай болтуны что хотят твердят,
У нас же не две, а одна дорога.
И я бы хотел вам, как старший брат,
О ваших отцах рассказать немного.

Когда веселитесь вы или даже
Танцуете так, что дрожит звезда,
Вам кто-то порой с осужденьем скажет:
— А мы не такими были тогда!

Вы строгою меркою их не мерьте.
Пускай. Ворчуны же всегда правы!
Вы только, пожалуйста, им не верьте.
Мы были такими же, как и вы.

Мы тоже считались порой пижонами
И были горласты в своей правоте,
А если не очень-то были модными,
То просто возможности были не те.

Когда ж танцевали мы или бузили
Да так, что срывалась с небес звезда,
Мы тоже слышали иногда:
— Нет, мы не такими когда-то были!

Мы бурно дружили, мы жарко мечтали.
И все же порою — чего скрывать!-
Мы в парты девчонкам мышей совали,
Дурили. Скелетам усы рисовали,
И нам, как и вам, в дневниках писали:
«Пусть явится в срочном порядке мать!»

И все-таки в главном, большом, серьезном
Мы шли не колеблясь, мы прямо шли.
И в лихолетьи свинцово-грозном,
Мы на экзамене самом сложном
Не провалились. Не подвели.

Поверьте, это совсем не просто
Жить так, чтоб гордилась тобой страна,
Когда тебе вовсе еще не по росту
Шинель, оружие и война.

Но шли ребята, назло ветрам,
И умирали, не встретив зрелость,
По рощам, балкам и по лесам,
А было им столько же, сколько вам,
И жить им, конечно, до слез хотелось.

За вас, за мечты, за весну ваших снов,
Погибли ровесники ваши — солдаты:
Мальчишки, не брившие даже усов,
И не слыхавшие нежных слов,
Еще не целованные девчата.

Я знаю их, встретивших смерть в бою.
Я вправе рассказывать вам об этом,
Ведь сам я, лишь выживший чудом, стою
Меж их темнотою и вашим светом.

Но те, что погибли, и те, что пришли,
Хотели, надеялись и мечтали,
Чтоб вы, их наследники, в светлой дали
Большое и звонкое счастье земли
Надежно и прочно потом держали.

Но быть хорошими, значит ли жить
Стерильными ангелочками?
Ни станцевать, ни спеть, ни сострить,
Ни выпить пива, ни закурить,
Короче: крахмально белея, быть
Платочками-уголочками?!

Кому это нужно и для чего?
Не бойтесь шуметь нисколько.
Резкими будете — ничего!
И даже дерзкими — ничего!
Вот бойтесь цинизма только.

И суть не в новейшем покрое брюк,
Не в платьях, порой кричащих,
А в правде, а в честном пожатье рук
И в ваших делах настоящих.

Конечно, не дай только бог, ребята,
Но знаю я, если хлестнет гроза,
Вы твердо посмотрите ей в глаза
Так же, как мы смотрели когда-то.

И вы хулителям всех мастей
Не верьте. Нет никакой на свете
Нелепой проблемы «отцов и детей»,
Есть близкие люди: отцы и дети!

Идите ж навстречу ветрам событий,
И пусть вам всю жизнь поют соловьи.
Красивой мечты вам, друзья мои!
Счастливых дорог и больших открытий!

Мои ученицы смолят сигареты 5 (1)

Мои ученицы смолят сигареты.
Они знают всё: и про то, и про это.
А я говорю им совсем не про это,
А я им читаю с волнением Фета.

Мои ученицы, несносные дети,
В шестнадцать свои — супермодные
леди.
Смешны им признанья классической
лиры,
Майкл Джексон, Сталлоне — вот кто
их кумиры.

А я им в театр покупаю билеты,
А я, как подарки, дарю им сонеты. —
То с жалостью взглянут,
а то удивятся:
Да как же я смею в их души
вторгаться?

Не знаю, не знаю, но, кажется, смею…
От их равнодушья порой я немею,
От взглядов пустых холодею,
бледнею…
И всё-таки верю, и всё-таки смею.

Подростки 21 века 0 (0)

Подростки двадцать первого века,
Безжалостные, превосходные творения.
Вырожденные из острого клинка,
Ярче, чем сама молния.

Мы поколения гнусностей, алкоголя и наркотиков,
Вечно бушующие социопаты.
Психопаты, шизофреники и невротики,
Постоянные сэры и дамы.

Мы воспитаны сами собой,
Как высшая аристократия.
Одиночество, словно прибой,
Уносит нас от распятия.

Безумные мысли живут в головах,
Но души давно уже мертвые.
Похоронены будем в стеклянных гробах,
Как картины полустертые.

Нас запомнят, как идиотов,
Со стойким характером и падкостью к сладкому.
Мы одни из самых красивых снов,
Которые черные ночи встречают украдкой.

Поколение би, геев и лесби.
Да, жизнь многое нам обещала.
Залезаем с сердцем в самые дебри,
Занимаясь созданием личного идеала.

Душу открыть мы готовы не каждому,
Психологи нам вовсе не рыцари отважные.
Подходя все ближе к личному дурдому,
Чувствуем себя круче, даже эпатажнее.

Мы то поколение,
Что радуется безумной боли.
Думаем о скором исцелении,
Раздирая кровавые мозоли.

Мы можем трахаться так,
Как не снимут даже в Pornhab’e,
А потом залезать на чердак,
Осознавая проблему в полном масштабе.

Дети тех, кто все еще старой закалки,
Верит в силу ора с ремнем.
Пф, внутри нас уже только свалки,
Демона не выжжешь и серебром.

Мы верим в чистейшую силу любви,
Но мы же ее и боимся.
И говорим друг другу: «Жги»,
В надежде, что все еще снимся.

Поколение тех,
Кто творить никогда не боялся.
Не волновал нас вовсе успех,
Никто бы и не зазнался.

Наши стихи, наши песни и дикие фразы,
Будут лететь сквозь года, сквозь века.
О нас скажут: «Отважнее были, чем скалолазы.
Но внутри них извечно жили холода».

Что такое счастье 0 (0)

Что же такое счастье?
Одни говорят:- Это страсти:
Карты, вино, увлеченья —
Все острые ощущенья.

Другие верят, что счастье —
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье —
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.

По мненью четвертых, это
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,
Что счастье — это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека!

Главные признаки 0 (0)

Человек бывает разный:
средний, маленький, большой,
и не так-то просто сразу
разобраться, кто – какой.
Это – брови, это – уши,
это – рот и две ноздри…
Очень важно, что снаружи,
но важнее – что внутри.
Не любой прямоходящий
человеком может быть.
Ведь и древний звероящер
мог на двух ногах ходить!
Так что дело не в обличье,
Суть совсем не так проста.
Наши главные отличья –
сердце, разум, доброта.
Острый взгляд для сердца нужен,
повнимательней смотри –
очень важно, что снаружи,
но важнее – что внутри!

Некрасивая девочка 5 (1)

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

Зависть 0 (0)

Завидую я.
Этого секрета
не раскрывал я раньше никому.
Я знаю, что живет мальчишка где-то,
и очень я завидую ему.
Завидую тому,
как он дерется,-
я не был так бесхитростен и смел.
Завидую тому,
как он смеется,-
я так смеяться в детстве не умел.
Он вечно ходит в ссадинах и шишках,-
я был всегда причесанней, целей.
Все те места, что пропускал я в книжках,
он не пропустит.
Он и тут сильней.
Он будет честен жесткой прямотою,
злу не прощая за его добро,
и там, где я перо бросал:
«Не стоит!»-
он скажет:
«Стоит!»- и возьмет перо.
Он если не развяжет,
так разрубит,
где я ни развяжу,
ни разрублю.
Он, если уж полюбит,
не разлюбит,
а я и полюблю,
да разлюблю.
Я скрою зависть.
Буду улыбаться.
Я притворюсь, как будто я простак:
«Кому-то же ведь надо ошибаться,
кому-то же ведь надо жить не так».
Но сколько б ни внушал себе я это,
твердя:
«Судьба у каждого своя»,-
мне не забыть, что есть мальчишка где-то,
что он добьется большего,
чем я.

Кто может нас понять 0 (0)

Кто может нас понять?
Кому же интересны мы?
Ведь даже родителям наплевать
О чем наконец наши сны!!!
Мы можем кого-то любить
А еще ненавидеть можем
Мы можем хорошими быть
И можем плохими быть тоже.
Вам всем не судьба нас понять
Послушать вам нас хоть раз
Мы можем негодовать
Разочаруюсь в вас…

Бал в женской гимназии 0 (0)

1

Пехотный Вологодский полк
Прислал наряд оркестра.
Сыч-капельмейстер, сивый волк,
Был опытный маэстро.
Собрались рядом с залой в класс,
Чтоб рокот труб был глуше.
Курлыкнул хрипло медный бас,
Насторожились уши.
Басы сверкнули вдоль стены,
Кларнеты к флейтам сели, —
И вот над мигом тишины
Вальс томно вывел трели…
Качаясь, плавные лады
Вплывают в зал лучистый,
И фей коричневых ряды
Взметнули гимназисты.
Напев сжал юность в зыбкий плен,
Что в мире вальса краше?
Пусть там сморкаются у стен
Папаши и мамаши…
Не вся ли жизнь — хмельной поток
Над райской панорамой?
Поручик Жмых пронёсся вбок
С расцветшей классной дамой.
У двери встал, как сталактит,
Блестя иконостасом,
Сам губернатор Фан-дер-Флит
С директором Очкасом:
Директор — пресный, бритый факт,
Гость — холодней сугроба,
Но правой ножкой тайно в такт
Подрыгивают оба.
В простенке — бледный гимназист,
Немой Монблан презренья.
Мундир до пяток, стан как хлыст,
А в сердце — лава мщенья.
Он презирает потолок,
Оркестр, паркет и люстры,
И рот кривится поперёк
Усмешкой Заратустры.
Мотив презренья стар как мир…
Вся жизнь в тумане сером:
Его коричневый кумир
Танцует с офицером!

2

Антракт. Гудящий коридор,
Как улей, полон гула.
Напрасно классных дам дозор
Скользит чредой сутулой.
Любовь влетает из окна
С кустов ночной сирени,
И в каждой паре глаз весна
Поёт романс весенний.
Вот даже эти, там и тут,
Совсем еще девчонки,
Ровесников глазами жгут
И теребят юбчонки.
Но третьеклассники мудрей,
У них одна лишь радость:
Сбежать под лестницу скорей
И накуриться в сладость…
Солдаты в классе, развалясь,
Жуют тартинки с мясом;
Усатый унтер спит, склонясь
Над геликоном-басом.
Румяный карлик-кларнетист
Слюну сквозь клапан цедит.
У двери — бледный гимназист
И розовая леди.
«Увы! У женщин нет стыда…
Продать за шпоры душу!»
Она, смеясь, спросила: «Да?»,
Вонзая зубы в грушу…
О, как прелестен милый рот
Любимой гимназистки,
Когда она, шаля, грызёт
Огрызок зубочистки!
В ревнивой муке смотрит в пол
Отелло-проповедник,
А леди оперлась на стол,
Скосив глаза в передник.
Не видит? Глупый падишах!
Дразнить слепцов приятно.
Зачем же жалость на щеках
Зажгла пожаром пятна?
Но синих глаз не укротить,
И сердце длит причуду:
«Куда ты?» — «К шпорам». —
«Что за прыть?» —
«Отстань! Хочу и буду».

3

Гремит мазурка — вся призыв.
На люстрах пляшут бусы.
Как пристяжные, лбы склонив,
Летит народ безусый.
А гимназистки-мотыльки,
Откинув ручки влево,
Как одуванчики легки,
Плывут под плеск напева.
В передней паре дирижёр,
Поручик Грум-Борковский,
Вперёд плечом, под рокот шпор
Беснуется чертовски.
С размаху на колено встав,
Вокруг обводит леди
И вдруг, взметнувшись, как удав,
Летит, краснее меди.
Ресницы долу опустив,
Она струится рядом,
Вся — огнедышащий порыв
С лукаво-скромным взглядом…
О ревность, раненая лань!
О ревность, тигр грызущий!
За борт мундира сунув длань,
Бледнеет классик пуще.
На гордый взгляд — какой цинизм! —
Она, смеясь, кивнула…
Юнец, кляня милитаризм,
Сжал в гневе спинку стула.
Домой?.. Но дома стук часов,
Белинский над кроватью,
И бред полночных голосов,
И гул в висках… Проклятье!
Сжав губы, строгий, словно Дант,
Выходит он из залы.
Он не армейский адъютант,
Чтоб к ней идти в вассалы!..
Вдоль коридора лунный дым
И пар неясных пятна,
Но пепиньерки мчатся к ним
И гонят в зал обратно.
Ушёл бедняк в пустынный класс,
На парту сел, вздыхая,
И, злясь, курил там целый час
Под картою Китая.

4

С Дуняшей, горничной, домой
Летит она, болтая.
За ней вдоль стен, укрытых тьмой,
Крадётся тень худая…
На сердце легче: офицер
Остался, видно, с носом.
Вон он, гремя, нырнул за сквер
Нахмуренным барбосом.
Передник белый в лунной мгле
Змеится из-под шали.
И слаще арфы — по земле
Шаги её звучали…
Смешно! Она косится вбок
На мрачного Отелло.
Позвать? Ни-ни. Глупцу — урок,
Ей это надоело!
Дуняша, юбками пыля,
Склонясь, в ладонь хохочет,
А вдоль бульвара тополя
Вздымают ветви к ночи.
Над садом — перья зыбких туч.
Сирень исходит ядом.
Сейчас в парадной щёлкнет ключ,
И скорбь забьёт каскадом…
Не он ли для неё вчера
Выпиливал подчасник?
Нагнать? Но твёрже топора
Угрюмый восьмиклассник:
В глазах — мазурка, адъютант,
Вертящиеся штрипки,
И разлетающийся бант,
И ложь её улыбки…
Пришли. Крыльцо — как тёмный гроб,
Как вечный склеп разлуки.
Прижав к забору жаркий лоб,
Сжимает классик руки.
Рычит замок, жестокий зверь,
В груди — тупое жало.
И вдруг… толкнув Дуняшу в дверь,
Она с крыльца сбежала.
Мерцали блики лунных струй
И ширились всё больше.
Минуту длился поцелуй!
(А может быть, и дольше).