О черная душа! Недуг напал —
Он, вестник смерти, на расправу скор…
Ты — тот, кто край свой предал и с тех пор
Бежал в чужие страны и пропал;
Ты — тот, кто воли всей душой желал
И проклинал темницу, жалкий вор,
Когда ж услышал смертный приговор,
Любовью к той темнице воспылал…
Ты благодать получишь, лишь покаясь,
Но как начать, который путь верней?
Так стань чернее, в траур облекаясь,
Грех вспоминай и от стыда красней,
Чтоб красная Христова кровь могла
Твой грех омыть, очистив добела!
Стихи Джона Донна
Подвиг
Я сделал то, чем превзошел
Деяния героев,
А от признаний я ушел,
Тем подвиг свой утроив.
Не стану тайну открывать
Как резать лунный камень,
Ведь вам его не отыскать,
Не осязать руками.
Мы свой союз решили скрыть,
А если б и открыли,
То пользы б не было: любить
Все будут, как любили.
Кто красоту узрел внутри,
Лишь к ней питает нежность,
А ты — на кожи блеск смотри,
Влюбившийся во внешность!
Но коль к возвышенной душе
Охвачен ты любовью,
И ты не думаешь уже,
Она иль он с тобою,
И коль свою любовь ты скрыл
От любопытства черни,
У коей все равно нет сил
Понять ее значенье, —
Свершил ты то, чем превзошел
Деяния героев,
А от признаний ты ушел,
Тем подвиг свой утроив.
Любовная война
Пока меж нами бой, пускай воюют
Другие: нас их войны не волнуют.
Ты — вольный град, вольна ты пред любым
Открыть ворота, кто тобой любим.
К чему нам разбирать голландцев смуты?
Строптива чернь или тираны люты —
Кто их поймет! Все тумаки — тому,
Кто унимает брань в чужом дому.
Французы никогда нас не любили,
А тут и бога нашего забыли;
Лишь наши «ангелы» у них в чести:
Увы, нам этих падших не спасти!
Ирландию трясет, как в лихорадке:
То улучшенье, то опять припадки.
Придется, видно, ей кишки промыть
Да кровь пустить — поможет, может быть.
Что ждет нас в море? Радости Мидаса:
Златые сны — и впроголодь припаса,
Под жгучим солнцем в гибельных краях
До срока можно обратиться в прах.
Корабль — тюрьма, причем сия темница
В любой момент готова развалиться,
Иль монастырь, но торжествует в нем
Не кроткий мир, а дьявольский содом;
Короче, то возок для осужденных
Или больница для умалишенных:
Кто в Новом Свете приключений ждет,
Стремится в Новый, попадет на Тот.
Хочу я здесь, в тебе искать удачи:
Стрелять и влагой истекать горячей,
В твоих объятьях мне и смерть и плен,
Мой выкуп — сердце, дай свое взамен!
Все бьются, чтобы миром насладиться;
Мы отдыхаем, чтобы вновь сразиться.
Там — варварство, тут — благородный бой,
Там верх берут враги, тут верх — за мной.
Там бьют и режут в схватках рукопашных,
А тут — ни пуль, ни шпаг, ни копий страшных.
Там лгут безбожно, тут немножко льстят,
Там убивают смертных — здесь плодят.
Для ратных дел бойцы мы никакие,
Но, может, наши отпрыски лихие
Сгодятся в строй. Не всем же воевать:
Кому-то надо и клинки ковать;
Есть мастера щитов, доспехов, ранцев…
Давай с тобою делать новобранцев!
Страстная пятница 1613 года
Сравнив с планетой нашу душу, вижу:
Той — перворазум, этой — чувство движет.
Планета, чуждым притяженьем сбита,
Блуждает, потеряв свою орбиту,
Вступает на чужую колею
И в год едва ли раз найдет свою.
И суета так нами управляет —
И от первопричины отдаляет…
Вот дружбы долг меня на запад влек,
Когда душа стремилась на восток, —
Там солнце шло во мрак в полдневный час.
И вечный день рождало, помрачась:
Христос на крест взошел — и снят с креста,
Чтоб свет навек не скрыла темнота…
Я не был там, и я почти что рад:
Подобных мук не вынес бы мой взгляд.
Кто даже жизнь — лик божий — зрит, — умрет…
Но зрящим божью смерть — каков исход?!
Мир потрясен, и меркнет солнце божье,
Земля дрожит, земля — Его подножье!
Возможно ль вынести? Немеют в муке
Ход всех планет направившие руки!
Кто всех превыше, кто всегда — зенит
(Смотрю ли я, иль антипод глядит),
Тот втоптан в прах! И кровь, что пролилась
Во искупленье наше, льется в грязь!
Святое тело — божье облаченье —
Изранено, разодрано в мученье!..
На это все не мысля и смотреть,
Как мог бы я святую Матерь зреть,
Что со Христом страдала воедино,
Участвуя в великой жертве Сына?!..
… Скачу, на запад обратив свой взгляд,
Но очи чувства — на восток глядят:
Спаситель, на кресте терпя позор,
Ты смотришь прямо на меня в упор!
Я ныне обращен к Тебе спиной —
Пока не смилуешься надо мной.
Мои грехи — пусть опалит твой гнев,
Вся скверна пусть сойдет с меня, сгорев.
Свой образ воссоздай во мне, чтоб смог
Я обратиться — и узреть восток!..
О Боже, всеми на меня правами
О Боже, всеми на меня правами
Владеешь Ты, сперва меня создав,
Потом — погибнуть до конца не дав,
Мой грех своими искупив скорбями,
Как сына — осияв меня лучами,
И как слуге — за все труды воздав.
Я жил в Тебе — твой образ не предав,
И жил во мне Твой Дух — как в неком храме…
Но как же завладел мной сатана?
Как взял разбоем данное тобой?
Встань, защити меня и ринься в бой —
Моя душа отчаянья полна:
Ты не избрал меня, иных любя,
А враг не отпускает от себя!
Твикнамский сад
В тумане слез, печалями повитый,
Я в этот сад вхожу, как в сон забытый;
И вот к моим ушам, к моим глазам
Стекается живительный бальзам,
Способный залечить любую рану;
Но монстр ужасный, что во мне сидит,
Паук любви, который все мертвит,
В желчь превращает даже божью манну;
Воистину здесь чудно, как в раю, —
Но я, предатель, в рай привел змею.
Уж лучше б эти молодые кущи
Смял и развеял ураган ревущий!
Уж лучше б снег, нагрянув с высоты,
Оцепенил деревья и цветы,
Чтобы не смели мне в глаза смеяться!
Куда теперь укроюсь от стыда?
О Купидон, вели мне навсегда
Частицей сада этого остаться,
Чтоб мандрагорой горестной стонать
Или фонтаном у стены рыдать!
Пускай тогда к моим струям печальным
Придет влюбленный с пузырьком хрустальным:
Он вкус узнает нефальшивых слез,
Чтобы подделку не принять всерьез
И вновь не обмануться так, как прежде.
Увы! судить о чувствах наших дам
По их коварным клятвам и слезам
Труднее, чем по тени об одежде.
Из них одна доподлинно верна —
И тем верней меня убьет она!
Прощальная речь о слезах
Пока ты здесь,
Пусть льются слезы по моим щекам,
Они — монеты, твой на них чекан,
Твое лицо им сообщает вес,
Им придана
Твоя цена;
Эмблемы многих бедствий в них слились,
Ты с каждою слезой спадаешь вниз,
И мы по разным берегам с тобою разошлись.
Из небытья
Картограф вызовет на глобус вмиг
Европу, Азиатский материк…
Так округлилась в шар слеза моя,
Неся твой лик:
В ней мир возник
Подробным отражением, но вот
Слились два наших плача, бездной вод
Мир затопив и захлестнув потоком небосвод.
О дщерь Луны,
Не вызывай во мне прилив морской,
Не убивай меня своей тоской,
Не возмущай сердечной глубины,
Смири сей вихрь
Скорбей своих:
Мы дышим здесь дыханием одним,
Любой из нас и ранит и раним,
Еще один твой вздох — и я исчезну вместе с ним.
Христос, Свою невесту, всю в лучах
Христос! Свою невесту, всю в лучах,
Яви мне!.. Не за морем ли она
Владычит, в роскошь риз облачена?
Иль здесь, как и у немцев, сеет страх?
Иль замерла и спит себе в веках?
И лжи она иль истины полна?
И на холме ль она утверждена?
Иль вне холма? Иль на семи холмах?
Средь нас?.. Или за подвиги в награду,
Как рыцарей, ее любовь нас ждет?
Благой Жених! Яви невесту взгляду!
Пускай душой владеет Голубь тот,
Который радостью ее венчает,
Когда она всем ласки расточает!
Образ любимой
Моей любимой образ несравнимый,
Что оттиском медальным в сердце вбит,
Мне цену придает в глазах любимой:
Так на монете цезарь лицезрит
Свои черты. Я говорю: исчезни
И сердце забери мое с собой,
Терпеть невмочь мучительной болезни,
Блеск слишком ярок: слепнет разум мой.
Исчезла ты, и боль исчезла сразу,
Одна мечта в душе моей царит;
Все, в чем ты отказала, без отказу
Даст мне она: мечте неведом стыд.
Я наслажусь, и бред мой будет явью:
Ведь даже наяву блаженство — бред;
Зато от скорби я себя избавлю,
Во сне нет мысли — значит, скорби нет.
Когда ж от низменного наслажденья
Очнусь я без раскаянья в душе,
Сложу стихи о щедром наважденье
Счастливей тех, что я сложил уже.
Но сердце вновь со мной — и прежним игом
Томится, озирая сон земной;
Ты — здесь, но ты уходишь с каждым мигом,
Коптит огарок жизни предо мной.
Пусть этой болью истерзаю ум я:
Расстаться с сердцем — худшее безумье.
Отец, твой Сын возвысил род земной
Отец, твой Сын возвысил род земной,
Он — человек, в нем — наше оправданье:
Победой, смерть поправшей и страданье,
Он — в Царстве Божьем — делится со мной!
Со смертью Агнца стала жизнь иной…
Он заклан от начала мирозданья.
И два Завета дал нам в обладанье —
Два завещанья с волею одной…
Закон твой — тверд, и человеку мнилось:
Его исполнить — недостанет сил…
Но Дух, послав целительную милость,
Все, что убито буквой, воскресил!
Последнее желанье, цель Завета —
Любовь! Так пусть свершится воля эта!
Растущая любовь
Любовь, я мыслил прежде, неподвластна
Законам естества;
А нынче вижу ясно:
Она растет и дышит, как трава.
Всю зиму клялся я, что невозможно
Любить сильней — и, вижу, клялся ложно.
Но если этот эликсир, любовь,
Врачующий страданием страданье,
Не квинтэссенция — но сочетанье
Всех зелий, горячащих мозг и кровь,
И он пропитан солнца ярким светом, —
Любовь не может быть таким предметом
Абстрактным, как внушает нам поэт —
Тот, у которого, по всем приметам,
Другой подруги, кроме Музы, нет.
Любовь — то созерцанье, то желанье;
Весна — ее зенит,
Исток ее сиянья:
Так солнце Весперу лучи дарит,
Так сок струится к почкам животворней,
Когда очнутся под землею корни.
Растет любовь, и множатся мечты,
Кругами расходясь от середины,
Как сферы Птолемеевы, едины,
Поскольку центр у них единый — ты!
Как новые налоги объявляют
Для нужд войны, а после забывают
Их отменить, — так новая весна
К любви неотвратимо добавляет
То, что зима убавить не вольна.
Бог триединый, сердце мне разбей
Бог триединый, сердце мне разбей!
Ты звал, стучался в дверь, дышал, светил,
Но я не встал… Так Ты б меня скрутил,
Сжег, покорил, пересоздал в борьбе!..
Я — город, занятый врагом. Тебе
Я б отворил ворота — и впустил,
Но враг в полон мой разум захватил,
И разум — твой наместник — все слабей…
Люблю Тебя — и Ты меня люби:
Ведь я с врагом насильно обручен…
Порви оковы, узел разруби,
Возьми меня, да буду заточен!
Твой раб — тогда свободу обрету,
Насильем возврати мне чистоту!..
О, если знанье, верных душ награда
О, если знанье — верных душ награда,
Душа отца в раю награждена
Вдвойне: следит, блаженствуя, она,
Как смело я парю над пастью ада!
Но если, райского сподобясь сада,
Душа и там прозренья лишена,
То как раскрыть мне пред отцом сполна
Всю непорочность помысла и взгляда?
Душа с небес кумиров ложных зрит,
Волхвов, носящих имя христиан,
И видит: фарисейство и обман
Притворно святы, праведны на вид…
Молись, отец, печали не тая:
Полна такой же скорбью грудь моя!
Лихорадка
Не умирай! — иначе я
Всех женщин так возненавижу,
Что вкупе с ними и тебя
Презреньем яростным унижу.
Прошу тебя, не умирай:
С твоим последним содроганьем
Весь мир погибнет, так и знай,
Ведь ты была его дыханьем.
Останется от мира труп,
И все его красы былые —
Не боле чем засохший струп,
А люди — черви гробовые.
Твердят, что землю огнь спалит,
Но что за огнь — поди распутай!
Схоласты, знайте: мир сгорит
В огне ее горячки лютой.
Но нет! не смеет боль терзать
Так долго — ту, что стольких чище;
Не может без конца пылать
Огонь — ему не хватит пищи.
Как в небе метеорный след,
Хворь минет вспышкою мгновенной,
Твои же красота и свет —
Небесный купол неизменный.
О мысль предерзкая — суметь
Хотя б на час (безмерно краткий)
Вот так тобою овладеть,
Как этот приступ лихорадки!
Облако и ангел
Тебя я знал и обожал
Еще до первого свиданья:
Так ангелов туманных очертанья
Сквозят порою в глубине зеркал.
Я чувствовал очарованье,
Свет видел, но лица не различал.
Тогда к Любви я обратился
С мольбой: «Яви незримое!» — и вот
Бесплотный образ воплотился,
И верю: в нем любовь моя живет;
Твои глаза, улыбку, рот,
Все, что я зрю несмело, —
Любовь моя, как яркий плащ, надела,
Казалось, встретились душа и тело.
Балластом грузит мореход
Ладьи, чтоб тверже курс держала,
Но я дарами красоты, пожалуй,
Перегрузил любви непрочный бот:
Ведь даже груз реснички малой
Суденышко мое перевернет!
Любовь, как видно, не вместима
Ни в пустоту, ни в косные тела,
Но если могут серафима
Облечь воздушный облик и крыла,
То и моя б любовь могла
В твою навек вместиться,
Хотя любви мужской и женской слиться
Трудней, чем духу с воздухом сродниться.