Читать стихотворения онлайн
Державшийся всегда особняком
Клифф Клинтенхаген как-то пригласил
Меня к себе и щедро угостил;
Мы cлавно отобедали вдвоем.
Потом он взял стаканы и вином
Один из них наполнил, а в другой
Налил полынной горечи настой
И осушил полынь одним глотком.
Он протянул мне сладкое вино,
И я вскричал: — Что значит этот бред?
И услыхал уклончивый ответ:
— Да так уж у меня заведено.-
И, судьбы наши взвесив и сравнив,
Я понял вдруг, как счастлив этот Клифф.
Когда он выходил за свой порог,
Мы, жители окраины, глядели
На джентльмена с головы до ног,
Гуляющего в царственном безделье.
При этом он был скромен и умен
И счастлив оказать несчастным милость.
Он первый всем отвешивал поклон,
Он шел, и все вокруг него светилось.
Он был богат — богаче королей,—
Он был прекрасен,— и сказать по чести,
Всяк полагал, что нет судьбы светлей,
И жаждал быть на дивном этом месте.
Мы трепетали, думая о нем,
И кляли черствый хлеб, и спину гнули,
А Ричард Кори тихим летним днем,
Придя домой, отправил в сердце пулю.
Однажды ночью старый Ибен Флад
На полдороге между городком
И той забытой будкой на горе,
В которой был его последний дом,
Остановился, ибо не спешил,
И, сам себе ответив на вопрос,
Что любопытных нет ни впереди,
Ни сзади, церемонно произнес:
— Ах, мистер Флад; опять на убыль год
Идет среди желтеющих дубрав;
«Пернатые в пути,— сказал поэт,—
Так выпьем за пернатых!» — И, подняв
Наполненную в лавочке бутыль,
Он сам себе под круглою луной
С поклоном отвечал: — Ах, мистер Флад,
Ну, разве за пернатых по одной.-
В бесстрашных латах раненых надежд
Среди дороги горд и одинок,
Он возвышался, как роландов дух,
Вотще трубящий в молчаливый рог.
А снизу из темнеющих домов
Приветный, еле различимый хор
Былых друзей, ушедших навсегда,
Касался слуха и туманил взор.
Как мать свое уснувшее дитя,
С великим тщаньем, чтоб не разбудить,
Он опустил бутыль, держа в уме,
Что в жизни многое легко разбить;
Но, убедившись, что бутыль стоит
Потверже, чем иные на ногах,
Он отошел на несколько шагов
И гостя встретил словно бы в дверях:
— Ax, мистер Флад, пожалуйте ко мне,
Прошу! Давненько я не видел вас.
Который год уж минул с той поры,
Когда мы выпили в последний раз.-
Он указал рукою на бутыль
И дружески привел себя назад
И, соглашаясь, сипло прошептал:
— Ну как не выпить с вами, мистер Флад?
Благодарю. Ни капли больше, сэр.
Итак, «мы пьем за старые года».-
Ни капли больше пить его ему
Уговорить не стоило труда,
Поскольку, обнаружив над собой
Две полные луны, он вдруг запел,
И весь ночной серебряный пейзаж
Ему в ответ созвучно зазвенел:
— «За старые года…» — Но, захрипев,
Он оборвал торжественный зачин
И сокрушенно осмотрел бутыль,
Вздохнул и оказался вновь один.
Не мною проку двигаться вперед,
И повернуть назад уже нельзя —
Чужие люди жили в тех домах,
Где отжили старинные друзья.
Минивер Чиви свой удел
Клял и поры своей стыдился,
Худел, мрачнел и сожалел,
Что он родился.
Минивер, предан старине,
Пожалуй, если увидал бы
Рыцаря в латах на коне,
То заплясал бы.
Минивер всех людских забот
Бежал и знал свое упрямо:
Афины, Фивы, Камелот,
Друзья Приама.
Минивер плакал, что с былой
Славой ослабли нынче узы.-
Бредет Романтика с сумой,
И чахнут Музы.
Минивер в Медичи влюблен
Заочно был, прельстясь их званьем.
Как жаждал приобщиться он
К их злодеяньям!
Минивер будничность бранил,
Узрев солдата в форме новой,
И вспоминал про блеск брони
Средневековой.
Минивер золото презрел,
Но забывал свое презренье,
Когда терпел, терпел, терпел,
Терпел лишенья.
Минивер Чиви опоздал
Родиться и чесал в затылке,
Кряхтел, вздыхал и припадал
В слезах к бутылке.
У Западных ворот, Люк Хэвергол,
Где стену плющ пылающий оплел,
Замри и жди, и в сумерках листва
Начнет ронять летучие слова
О той, с которой рок тебя развел;
Она зовет, чтоб место ты нашел
У Западных ворот, Люк Хэвергол,
Люк Хэвергол.
Восток лучи небес не озарят,
И не заблещет твой полночный взгляд,
Но Запад нам сулит исход иной —
Там до рассвета тьма покончит с тьмой:
Бог мертв, и листья по ветру летят,
И в райских кущах воцарился ад.
Восток лучи небес не озарят,
Не озарят.
Из гроба я шепчу в последний раз,
Чтоб поцелуй на лбу твоем погас,—
Он так горит, что не дает взглянуть
На твой горчайший, неизбежный путь,
Где вера обручит навеки вас.
Где ждет она тебя в урочный час.
Из гроба я шепчу в последний раз,
В последний раз.
У Западных ворот, Люк Хэвергол,
Где стену плющ пылающий оплел,
Замри и слушай, как шуршит листва,
Но не старайся уловить слова
О той, с которой рок тебя развел;
Лишь верь, что место ты себе нашел
У Западных ворот, Люк Хэвергол,
Люк Хэвергол.
До сей поры ее страшит
Былое ослепленье;
Один его любезный вид
Внушает отвращенье;
Но что такое вид и страх,
Когда в клонящихся годах
Ей в одиночестве, впотьмах
Влачиться по теченью?
Хотя она давно умом
Проникла в суть Иуды,
Любви упрямой нипочем
Соседей пересуды,
А гордость — не одна она
Союзу их подчинена…
А он томится у окна,
Он и его причуды.
Его влекут в морской простор
Невидимые нити,
Цветистый осени убор
Лишь прибавляет прыти;
И пусть он ей все время врет —
Так недвусмыслен жизни ход,
Что вдруг она к нему прильнет
С мольбою о защите.
С кружащейся в глазах листвой
Вселяется смятенье;
Прибой гудит за упокой
Пустого обольщенья;
И дом с любовью неживой
Стал ей спасительной норой;
А городок звенит струной
Прямого осужденья.
Мы скажем вам, стуча по лбу,
Все то, что есть на деле,
Как будто чью-нибудь судьбу
Хоть раз понять сумели,
Как будто дар нам вещий дан
И на ее самообман
Ее глазами сквозь дурман
Мы много раз смотрели.
И вот — мы к ним не пристаем;
Уж коль они такие,
Пускай колеблются вдвоем
По прихоти стихии;
Они же, творя всерьез,—
Чета безлиственных берез
Или к пучине под откос
Бредущие слепые.