Колыбельная песня Росалии Кастро, усопшей 0 (0)

Встань, подруга моя дорогая!
Петухи новый день возвещают.
Встань, любимая, снова!
Слышишь? Ветер мычит коровой.

Ходят плуги между тем
из Сантьяго в Вифлеем.

В тонкой серебряной лодке
ангел в Сантьяго плывет,
из Вифлеема в той лодке
скорбь Галисии везет.

Галисии тихой, чьи мертвенны дали,
поросшие густо травою печали,
и той же травой поросло твое ложе,
и черные волны волос твоих тоже, —
волос, что к далеким морям бегут,
где тучи-голубки гнездо свое вьют.

Встань, подруга моя дорогая!
Петухи новый день возвещают.
Встань, любимая, снова!
Слышишь? Ветер мычит коровой.

Сирена и карабинер 0 (0)

Отрывки

Впечатанная в сумрак трехгранная олива,
и треугольный профиль взметнувшая волна…
И розовое небо на западе залива
напряжено, как будто купальщика спина.

Дельфин проделал «мостик», резвясь в воде вечерней,
и крылья расправляют, как птицы, корабли.
Далекий холм сочится бальзамом и свеченьем,
а лунный шар неслышно отчалил от земли.

У пристани матросы запели на закате…
Шумит бамбук в их песнях, в припевах стынет снег,
и светятся походы по ненадежной карте
в глазах, глядящих хмуро из-под опухших век.

Вот взвился голос горна, впиваясь звуком нервным,
как в яблочную мякоть, в пунцовый небосвод…
Тревожный голос меди, сигнал карабинерам
на бой с пиратским флагом и со стихией вол.

Ночь кобылицей черной ворвется в тишь залива,
толкнув в латинский парус нерасторопный челн, —
и море, что вздыхало, как грация, стыдливо,
внезапно страсть познает в гортанных стонах волн.

О тающие в танце средь луга голубого,
примите дар мой, музы, и услужите мне:
пусть девять ваших песен в единственное слово
сольются голосами в небесной вышине!

Романс Пречистой Девы и ее ладьи 0 (0)

Это праздник, праздник ночью,
праздник маленькой Пречистой
и ее ладьи!

Дева росту небольшого,
серебром блестит корона,
племенных быков четверка
впряжена в ее повозку.

А стеклянные голубки
дождь несли с собою в горы,
сквозь туманы сонм усопших
устремился в тесный город.

О Пречистая! Ты лаской
кроткий взор согрей коровий,
убери цветами плащ свой,
сняв их с савана усопшей.

Над Галисией высоко
в небесах восходят зори,
и Пречистая дорогу
направляет в дом свой, к морю.

Это праздник, праздник ночью,
праздник маленькой Пречистой
и ее падьи!

Первая годовщина 0 (0)

По лбу моему ты ступаешь.
Какое древнее чувство!

Зачем мне теперь бумага,
перо и мое искусство?

Ты с красным ирисом схожа
и пахнешь степной геранью.

Чего, лунотелая, ждешь
от моего желанья?

Ключ 0 (0)

Отрывок

В долине задремали тени,
ключи запели.

Увидев зимних сумерек пространность,
заснуло сердце.
О, кто ключи понять сумеет,
воды секреты
новорожденной, песню,
укрытую от зренья
духовного, с мелодией
сладчайшей, запредельной?..

Ключ распевал, сгибаясь
под грузом тени.
Я подошел его послушать,
но сердце было глухо к пенью.

На целомудренной траве
цвели незримые планеты.
Глагол земли рождался,
зачатый непорочным чревом.

Среди долины рос столетний тополь,
его листва зашелестела.
Листва заката трепетала,
серебряная, как планеты.
Средоточьем неба
был великий тополь.
Нежной,
от сумрака неясной
ключа мне показалась песня.

Написаны те темные слова
на азбуке каких рассветов?
Что говорят они далеким звездам?
И чьи уста прошепчут это?
Душою, господи, я зол. Сжигает
огонь греховный тело.
Море, что я вместил в себе,
утратило свой берег.
Маяк твой, господи, погас.

Одно лишь мое сердце морю светит.
Но неужели эти тайны ночи,
воды секреты
таинственны лишь для очей
людского разуменья?
Неужто сумрак тайн не будоражит
долины, горы, бабочек, деревья?
Неужто ужас тьмы не ощущают
ни камни, ни коренья?
Неужто только я глаголю,
а чистый ключ сказать свое не смеет?

Но что-то вдруг почувствовал в воде я,
и это будоражит… словно ветер
в моей душе качает ветви.

Стань деревом!
(Вдали мне голос шепчет.)
И водопадом хлынули светила
на незапятнанное небо.

С печалью и тревогой
впечатываюсь в тополь тот столетний,
как Дафна, убегающая в страхе
от Аполлона сумрака и тени.
Душа моя листвою поглотилась,
и соком стала кровь моя древесным,
а слез моих источник
смолою обернулся цепкой.
Опустилось в корни сердце,
а страсти человечьи
покинули меня и убежали,
изранив тело.

Увидев зимних сумерек пространность,
ломал я ветви
и радовался незнакомым ритмам
порывов ледяного ветра.

Я ласку крыльев ощущал руками,
гнезд нежных трогал тело,
и тысячами пчелы полевые
ко мне летели.
Целый улей золота живого
таил я в дряхлых недрах.

Пейзаж и вся земля исчезли.
Осталось только небо,
и я дыхание горы услышал
и звездный шелест.

Поймут ли нежные мои листочки
воды секреты?
Достигну ли корнями королевства,
в котором родилась вода и зреет?
К отраженному волнами небу
склонивши ветви,
смыл листву я в голубом, певучем
алмазе светлом
и клокотание ключей услышал,
как слышал их, когда был человеком.
Исполнено неведомого знанья,
а также музыки струенье.

Огромнейшие руки воздымая,
лицом к голубизне я
стоял, исполненный росы, тумана
и угасающего света.

Я чувствовал великое томленье,
тоску деревьев,
желанье устремиться к белым звездам
с ветрами вместе.
Но из камней мне тихо и печально
шепнуло сердце:
«Когда тебе слова ключа невнятны,
умри и обломай все ветви!»

«О боже, вырви из земли меня! Дай слух мне,
который воду разумел бы!
Дай голос, чтобы он любви во имя
похитил у волны секреты пенья.
Мне только масла слова не хватает,
чтобы маяк твой снова загорелся!»

«Стань соловьем!» — послышался мне голос,
что был вдали затерян.
Ночь не устерегла, и грудь разверзлась,
и звезды хлынули потоком светлым.
…………….
…………….

Ирене Гарсиа 0 (0)

Служанке

У реки
пляшут вместе
топольки.
А один,

хоть на нем лишь три листочка,
пляшет, пляшет впереди.

Эй, Ирена! Выходи!
Скоро выпадут дожди,
так скорей
попляши в саду зеленом!

Попляши в саду зеленом!
Подыграю струнным звоном.

Ах, как несется речка.
Ах ты, мое сердечко!

У реки
пляшут вместе
топольки.
А один,
хоть на нем лишь три листочка,
пляшет, пляшет впереди.