Стихи Ивана Елагина

Всегда откуда-то берется
Какое-нибудь сумасбродство.

Всегда откуда-то берутся
Какие-нибудь безрассудства.

Какая-нибудь околёсица
Бог знает как в стихи заносится,

И оголтелая нескладица
Бог знает как в стихи повадится.

Глядишь – и рифмами украсится
Какая-нибудь несуразица.

За мною числится бессмыслица,
Нелепица за мною числится,

За мною значится невнятица,
За мною путаница значится.

В моем хозяйстве неурядица,
Запасы как попало тратятся,

Вослед за словом слово катится,
Разноголосица, сумятица.

Стихи – пустяк, стихи – безделица,
Стихи без всякой цели мелются,

Пока кормилица-поилица –
Моя чернильница не выльется,

Вослед за словом слово гонится…
Зарница – звонница – бессонница.

Наша улица покато
Опускается к реке.
На дворе у нас закаты
Застревают в тупике.

И когда в вечернем гуде
Над водой мосты летят,
Птицы, здания и люди –
Все кидаются в закат.

А в окошке у соседа
Где-то рядом надо мной –
Поставщик ночного бреда,
Мастер боли головной –

Сотрясается приемник
С лязгом всех своих частей
От испанских неуемных
Раздирательных страстей.

В долгожданную нирвану
Уплываю наугад,
Вместе с городом я кану,
Вместе с птицами в закат,

Вместе с пестрым и гортанным
Населеньем этих стен,
Вместе с доном Эстебаном,
С сеньоритою Кармен,

Чтоб до самого рассвета
Надо мною звезды шли,
Я под красной тучей где-то
Завалюсь за край земли.

Продавец

Ах, не извольте беспокоиться!
У нас товары все в порядке.
Вот в этой комнате – достоинства,
А в следующей – недостатки.
Направо – страсти, слева – нежности,
А прямо – отделенье внешности:
Осанки, выправки, походки –
Товар необычайно ходкий.
Вверху – неведеньем и опытом
Торгуем в розницу и оптом
Внизу – беспутства и бесстыдства,
Там день и ночь народ толпится.
Для тех, кто нажили богатства, –
Есть спесь, чтобы другим пугаться,
А кто, к примеру, обанкротясь –
Для тех у нас в запасе кротость.
Вы из какой хотите области?
Вас, может быть, пленяют доблести?
А впрочем, склонны те, кто холосты,
Всё больше на предмет веселости?!

Покупатель

Ах, мысль одна меня тиранит!
Чего я только не отдам
За африканский темперамент!
Хочу воздействовать на дам!

Продавец

Мы вам поможем в этом случае.
Мы в отношеньи темперамента
Вам предоставим наилучшее!
У нас такое есть горючее,
Что будут дамы падать замертво!

Покупатель

Уже предвижу перемену,
Отныне мне у дам почет!
За это я любую цену
Вам заплачу – подайте счет!

Продавец

У нас не счет. У нас за счет:
За счет ума, за счет учености,
Изысканности, одаренности,
Известности, незаменимости, –
Всё это, впрочем, отвлеченности,
В них нет большой необходимости.

Покупатель

Ну, это как сказать! Хотелось бы,
Чтобы мой ум остался в целости!
Я не согласен и на полчаса
Быть темпераментным оболтусом!
У вас товара столько разного,
И, верно, есть запасы разума…
И, милый, в виде компенсации
Примите эти ассигнации!..

Продавец

Помилуйте, мы рады сами
Снабдить вас прочными мозгами,
Но нас валюта не влечет:
Мы вас умом снабдим за счет
Уюта, удовлетворенности,
Финансовой неуязвимости, –
Всё это, впрочем, отвлеченности,
В них нет большой необходимости.

Покупатель

Ну, это как сказать! Хотелось бы
Богатство сохранить мне в целости!
Я только ум такой приветствую,
Когда я при уме не бедствую!
Нельзя ль оговорить заранее,
Чтоб мне оставить состояние?
Согласен я на недочет
Других привычек и наклонностей…

Продавец

Богатство мы даем за счет
Отзывчивости, окрыленности,
Задора, искренности дружеской,
Отваги, верности супружеской,
Чистосердечия, терпимости, –
Всё это, впрочем, отвлеченности,
В них нет большой необходимости.

Покупатель

Нет, нет, богатство мало ценится,
Когда у вас жена изменница!
Давайте будем откровенны –
Назначьте дьявольские цены!..

Продавец

Давайте будем откровенны:
Откроем вены.

Как с трамплина влетают в бассейн,
Так и я моей тяжестью всей

Рассекаю до самого дна
Стекловидную светопись дня.

Словно тело в стекло вплетено,
Словно тело в стекле ледяном,

И вослед сквознякам световым
Я теку по каким-то кривым,

Словно я в полусмерть занесен,
В полусвет, в полумрак, в полусон

Обнадежь меня, время, скажи,
Что я вставлен в твои витражи:

Когда стекла твои зацветут,
Ты поставишь меня на свету,

На юру, на восход, на закат,
В листопад, в снегопад, в звездопад.

Лидии Шаляпиной

На проспекте сносят дом.
Старый дом идет на слом.

Сокрушая непрестанно
Дома пыльное нутро,
Стенобитного тарана
Свищет в воздухе ядро.
Оседают, грохоча,
Пирамиды кирпича.

Обнажается проем,
Где сидели мы вдвоем
За обеденным столом.
Всё на слом идет, на слом.

Вот и нет окна уже
На четвертом этаже,
Освещенного луной,
С папиросою ночной,
С переливчатым стеклом.
Всё на слом идет, на слом.

Только сердце непременно
Хочет всё на старый лад –
Там, где выломлены стены,
Люди в воздухе висят.

Люди ходят, люди курят
В высоте и в пустоте,
А на самой верхотуре
Позабылись двое те,
Будто плавают в воде
Иль подвешены к звезде.

И становится мне страшно
Этой выси голубой,
Где качаюсь я вчерашний
Над сегодняшним собой.

Где-то там, вверху, в проломах,
Я остался в прошлых днях,
Я запутался в объемах,
Я застрял во временах.

Это сердце дни и ночи
Глухо хлопает крылом
И минувшего не хочет
Ничего отдать на слом,
И из сил последних самых
Подымает надо мной
Из руин воздушный замок
Там, где рухнул дом земной.

За то, что руку досужую
Не протянул к оружию,
За то, что до проволок Платтлинга
Не шел я дорогой ратника,
За то, что под флагом Андреевским
Не разнесло меня вдребезги, –
За это в глаза мне свалены
Всех городов развалины,
За это в глаза мне брошены
Все, кто войною скошены,
И вместо честной гибели
По капле кровь мою выпили
Тени тех самых виселиц,
Что над Москвою высились.

Осень. В воздухе пахнет горелым.
Кто-то листья, наверное, жжет.
Плыть деревьям – моим каравеллам –
В новый свет, в новый снег, в Новый Год.

Синеватого неба обломки
Колыхаются над головой.
Листья, как при замедленной съемке,
С веток наземь текут по кривой.

Что ж! нам правду сказали, пожалуй,
Что красна даже смерть на миру.
Покружись, мое сердце, побалуй,
Покрасуйся и сгинь на ветру.

Слышно, как далеко вагонетки
У портовых причалов скрипят.
Вместе с небом качаются ветки.
Листозвон. Листолет. Листопад.

Ты сказал мне, что я под счастливой родился звездой,
Что судьба набросала на стол мне богатые яства,
Что я вытянул жребий удачный и славный… Постой –
Я родился под красно-зловещей звездой государства!

Я родился под острым присмотром начальственных глаз,
Я родился под стук озабоченно-скучной печати.
По России катился бессмертного «яблочка» пляс,
А в такие эпохи рождаются люди некстати.

Я родился при шелесте справок, анкет, паспортов,
В громыхании митингов, съездов, авралов и слётов,
Я родился под гулкий обвал мировых катастроф,
Когда сходит со сцены культура, своё отработав.

Только звёзды оставь. Разлюбил я торжественный стиль.
Кто ответит, зачем эти звёзды на небо всходили?
По вселенной куда-то плывёт серебристая пыль,
И какое ей дело до нас – человеческой пыли.

Я ещё уцелел, ещё жизнь мою праздную я
И стою на холодном ветру мирового вокзала,
А звезда, что плыла надо мной, – не твоя, не моя, –
Разве только морозный узор на стекле вырезала.

Оттого я на звёзды смотреть разучился совсем.
Пусть там что-то сверкает вверху, надо мной леденея, –
Мне бы дружеский взгляд да очаг человеческий. Чем
Ближе к небу – как Дельвиг говаривал, – тем холоднее.

Он жил лохматым зачумленным филином,
Ходил в каком-то диком колпаке
И гнал стихи по мозговым извилинам,
Как гонят самогон в змеевике.

Он весь был в небо обращен, как Пулково,
И звезды, ослепительно-легки,
С ночного неба просветленно-гулкого,
Когда писал он, падали в стихи.

Врывался ветер громкий и нахрапистый,
И облако над крышами неслось,
А он бежал, бубня свои анапесты,
Совсем как дождь, проскакивая вкось.

И в приступе ночного одичания
Он добывать со дна сознанья мог
Стихи такого звездного качания,
Что, ослепляя, сваливали с ног.

Но у стихов совсем другие скорости,
Чем у обиды или у беды,
И у него с его судьбой напористой
Шли долгие большие нелады.

И вот, когда отчаяние вызрело
И дальше жить уже не стало сил, –
Он глянул в небо и единым выстрелом
Все звезды во вселенной погасил.

Я с вами проститься едва ли успею.
Ракета на старте, и близится запуск.
Меня высылают на Кассиопею,
В какую-то звездно-туманную зябкость.

Еще я случившимся всем потрясен.
Себя донимаю вопросом невольным:
Зачем я отправился на стадион?
Как я очутился на матче футбольном?

Ракета рванется – и был я таков,
Меня понесет к фантастическим высям,
Не ждите моих телефонных звонков,
Не ждите моих телеграмм или писем.

Трагически выбросив руки вперед,
В толпу нападавших ворвался голкипер.
Сто тысяч людей на трибунах орет,
Сто тысяч качается с ревом и хрипом.

Как будто гремит на трибунах хорал
И сто Ниагар низвергается дико,
И как же случилось, что я не орал,
Что я не издал ни единого крика!

Умильно глаза к небесам возведя,
Мне так говорил на прощанье судья:
«Я счастья желаю вам в мире ином.
Вам нечего делать на шаре земном».

Вокруг меня злобою воздух сожжен,
Мотаются лица, гримасами пенясь,
Орут мне – стиляга, кричат мне – пижон,
Шипят – тунеядец, вопят – отщепенец!

Уже адвокаты меня не спасут,
Уже отреклись от меня адвокаты,
Уже надо мной показательный суд!
Повсюду собранья, повсюду плакаты.

Я враг человечества – я не орал,
Когда человечество дружно орало.
Меня посадили в тюремный подвал.
Я ночью на звезды гляжу из подвала.

И вот среди звездной сверкающей пыли
Уже я лечу небосводом ночным,
Как будто меня ослепительно вбили
В ворота вселенной ударом штрафным!

Моему отцу

Колыхались звёздные кочевья,
Мы не засыпали у костра.
Шумные, тяжёлые деревья
Говорили с нами до утра.
Мне в ту ночь поэт седой и нищий
Небо распахнул над головой,
Точно сразу кто-то выбил днище
Топором из бочки вековой!

И в дыру обваливался космос,
Грузно опускался млечный мост,
Насмерть перепуганные сосны
Заблудились в сутолоке звёзд.

– Вот они! Запомни их навеки!
То Господь бросает якоря!
Слушай, как рыдающие реки
Падают в зелёные моря!
Чтоб земные горести, как выпи,
Не кричали над твоей душой,
Эту вечность льющуюся выпей
Из ковша Медведицы Большой!
Как бы ты ни маялся и где бы
Ни был – ты у Бога на пиру…
Ангелы завидовали с неба
Нашему косматому костру.

За окном – круги фонарной ряби.
Браунинг направленный – у лба.
На каком-то чёртовом ухабе
Своротила в сторону судьба.
Рукописи, брошенные на пол.
Каждый листик – сердца черепок.
Письмена тибетские заляпал
Часового каменный сапог.
Как попало, комнату забили,
Вышли. Ночь уже была седа.
В старом грузовом автомобиле
Увезли куда-то навсегда.

Ждём ещё, но всё нервнее курим,
Реже спим и радуемся злей.
Это город тополей и тюрем,
Это город слёз и тополей.
Ночь. За папиросой папироса,
Пепельница дыбится, как ёж.
Может быть, с последнего допроса
Под стеной последнею встаёшь?
Или спишь, а поезд топчет вёрсты
И тебя уносит в темноту…
Помнишь звёзды? Мне уже и к звёздам
Голову поднять невмоготу.

Хлынь, война! Швырни под зубья танку,
Жерла орудийные таращь!
Истаскало время наизнанку
Вечности принадлежащий плащ!
Этот поезд, крадущийся вором,
Эти подползающие пни…
Он скулил, как пёс под семафором,
Он боялся зажигать огни.
Чащами и насыпями заперт,
Выбелен панической луной,
Он тянулся медленно на запад,
Как к постели тянется больной.

В небе смерть. И след её запутан,
И хлеща по небу на ура,
Взвили за шпицрутеном шпицрутен
С четырёх сторон прожектора!
Но укрывшись тучею косматой,
Смерть уже свистит над головой!
Смерть уже от лопасти крылатой
Падает на землю по кривой.
…Полночь, навалившаяся с тыла,
Не застала в небе и следа.
Впереди величественно стыла
К рельсам примерзавшая звезда.

Мы живём, зажатые стенами
В чёрные берлинские дворы.
Вечерами дьяволы над нами
Выбивают пыльные ковры.
Чей-то вздох из глубины подвала:
Господи, услышим ли отбой?
Как мне их тогда недоставало,
Этих звёзд, завещанных тобой!
Сколько раз я звал тебя на помощь, –
Подойди, согрей своим плечом.
Может быть, меня уже не помнишь?
Мёртвые не помнят ни о чём.

Ну а звёзды. Наши звёзды помнишь?
Нас от звёзд загнали в погреба,
Нас судьба ударила наотмашь,
Нас с тобою сбила с ног судьба!
Наше небо стало небом чёрным,
Наше небо разорвал снаряд.
Наши звёзды выдернуты с корнем,
Наши звёзды больше не горят.

В наше небо били из орудий,
Наше небо гаснет, покорясь.
В наше небо выплеснули люди
Мира металлическую грязь!

Нас со всех сторон обдало дымом,
Дымом погибающих планет.
И глаза мы к небу не подымем,
Потому что знаем: неба нет.

С веком рассорясь,
Жил стихотворец.

Он напевал –
А его наповал.

Он теперь, как прочие,
Ждет, занявши очередь:

Из могилы выроют,
Реабилитируют.

Строится где-то, строится где-то
Дом для меня, дом для меня.
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Помню я дерево у плетня
В самом центре тихого лета.
Дерево это, дерево это
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Был когда-то друг у меня,
Где он – спроси у ветра ответа.
Свидимся где-то, обнимемся где-то
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Праздность моя, звездность моя,
Жизнь без расчета, жизнь без запрета, –
В небе ты канула, словно комета,
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

Только зубы покрепче стисни –
Выстроим дом, выстроим дом
Там, за углом, за углом жизни,
Там, за углом, там, за углом.

Обернемся на минуту,
Прошлое подстережем.
Рубят голову кому-то
Гильотиною-ножом

И в кого-то с исступленьем
Загоняют штык насквозь –
Чтоб грядущим поколеньям
Очень счастливо жилось.

Так во имя светлых далей,
Под всемирный визг и рев,
В море Черное кидали
Офицеров с крейсеров.

А теперь мы время сплющим,
В день сегодняшний войдя:
Поколением грядущим
Вдруг оказываюсь я.

И выходит, как ни странно, –
Всё стряслось из-за меня:
Трупов целые монбланы
И великая резня.

Шли кромешной чередою
Эти черные дела,
Чтобы жизнь моя звездою
Небывалой расцвела,

Чтобы стал мой жребий светел,
Чтобы мне удач не счесть!
Может быть, я не заметил?
Может, так оно и есть?!.