Стихи Поля Верлена

Мне душу странное измучило виденье,
Мне снится женщина, безвестна и мила,
Всегда одна и та жив вечном, измененье,
О, как она меня глубоко поняла…

Все, все открыто ей… Обманы, подозренья,
И тайна сердца ей, лишь ей, увы! светла.
Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела,
Она горячие рождает испаренья.

Брюнетка? русая? Не знаю, а волос
Я ль не ласкал ее? А имя? В нем слилось
Со звучным нежное, цветущее с отцветшим;

Взор, как у статуи, и нем, и углублен,
И без вибрации спокоен, утомлен.
Такой бы голос шел к теням, от нас ушедшим.

Перевод: И. Ф. Анненского

Не понимали вы, как я был прост и прав,
О бедное дитя!
Бежали от меня, досаде волю дав,
Судьбой своей шутя.

Лишь кротость отражать, казалось бы, очей
Лазурным зеркалам,
Но столько желчи в них, сестра души моей,
Что больно видеть нам.

Руками нежными так замахали вы,
Как взбешенный герой,
Бросая резкий крик, чахоточный, увы!
Вы, в ком напевный строй!

Насмешливых и злых боитесь вы, и гром
Заставит вас дрожать,
Овечка грустная, — вам плакать бы тайком,
Обнявши нежно мать.

Любви не знали вы, — несет и свет, и честь
Бестрепетно она,
Спокойна в добрый час, но крест умеет несть
И в смертный час сильна.

Перевод: Ф. К. Сологуба

Далек от ваших глаз, сударыня, живу
В тревоге я (богов в свидетели зову);
Томиться, умирать — мое обыкновенье
В подобных случаях, и, полный огорченья,
Иду путем труда, со мною ваша тень,
В мечтах моих всю ночь, в уме моем весь день.
И день и ночь во мне восторг пред ней не стынет.
Настанет срок, душа навеки плоть покинет,
Я призраком себя увижу в свой черед,
И вот тогда среди мучительных забот
Стремиться буду вновь к любви, к соединенью,
И тень моя навек сольется с вашей тенью!

Теперь меня, мой друг, твоим слугой считай.
А все твое — твой пес, твой кот, твой попугай —
Приятно ли тебе? Забавят разговоры
Всегда ль тебя, и та Сильвания, которой
Мне б черный глаз стал люб, когда б не синь был твой,
С которой слала ты мне весточки порой,
Все служит ли тебе наперсницею милой?
Но, ах, сударыня, хочу владеть я силой
Завоевать весь мир, чтобы у ваших ног
Сложить богатства все несметные в залог
Любви, пыланиям сердец великих равной,

Достойной той любви, во тьме столетий славной.
И Клеопатру встарь — словам моим внемли! —
Антоний с Цезарем любить так не могли.
Не сомневайтеся, сумею я сражаться,
Как Цезарь, только бы улыбки мне дождаться,
И, как Антоний, рад к лобзанью убежать.

Ну, милая, прощай. Довольно мне болтать.
Пожалуй, длинного ты не прочтешь посланья,
Что ж время и труды мне тратить на писанья.

Перевод: Ф. К. Сологуба

Пусть бледная трава изгнанника покоит,
Иль ель вся в инее серебряная кроет,
Иль, как немая тень, исчадье тяжких снов,
Тоскуя, бродит он вдоль скифских берегов, —
Пока средь стад своих, с лазурными очами
Сарматы грубые орудуют бичами, —
Свивая медленно с любовию печаль,
Очами жадными поэт уходит вдаль…
В ту даль безбрежную, где волны заклубились;
Редея, волосы седеющие сбились,
И ветер, леденя открытое чело,
Уносит из прорех последнее тепло.
Тоскою бровь свело над оком ослабелым,
И волосом щека подернулася белым,
И повесть мрачную страстей и нищеты
Рассказывают нам увядшие черты:
О лжи и зависти они взывают к свету,
И Цезаря зовут, бесстрашные, к ответу.
А он все Римом полн — и, болен и гоним,
Он славой призрачной венчает тот же Рим.
На темный жребий мой я больше не в обиде:
И наг, и немощен был некогда Овидий.

* * *

Я устал и бороться, и жить, и страдать,
Как затравленный волк от тоски пропадать.
Не изменят ли старые ноги,
Донесут ли живым до берлоги?
Мне бы в яму теперь завалиться и спать.
А тут эти своры… Рога на лугу.
Истерзан и зол, я по кочкам бегу.
Далеко от людей схоронил я жилье,
Но у этих собак золотое чутье,
У Завистливой, Злой да Богатой.
И в темных стенах каземата
Длится месяцы, годы томленье мое.
На ужин то ужас, беда на обед,
Постель-то на камне, а отдыха нет.

Перевод: И. Ф. Анненского

Пьеро, отнюдь не схож с Клитандром,
Допил вино под олеандром
И деловито ест паштет.

Кассандр пустил, таясь в аллее,
Слезу, — племянника жалея,
Кому наследства больше нет.

Шут Арлекин, с невинной миной,
Удрать решивший с Коломбиной,
Пять пируэтов дал подряд.

А Коломбину удивляет,
Что сердце ветер обвевает,
И в сердце — голоса звучат.

Перевод: Г. А. Шенгели

Ночь. Дождь. Высь мутная, в которую воздет
Зубцами, башнями ажурный силуэт
Фобурга старого, что меркнет в далях стылых.
Равнина. Эшафот. Ряд висельников хилых,
И каждый клюв ворон их треплет всякий час,
И в черном воздухе безумный длится пляс,
Пока им голени обгладывают волки.
Кой-где терновый куст и остролистник колкий
Листвою жуткою торчат со всех сторон,
Кой-где насажены на сажи полный фон.
И взвод копейщиков высоких, в латах медных,
Трех узников ведет, босых и смертно-бледных,
И копья, ровные, как зубья бороны,
Со стрелами дождя, сверкая, скрещены.

Перевод: Г. А. Шенгели

То — празднество хлебов, то — светлый праздник хлеба,
В моей родной стране, что вновь я увидал!
Природа, люди, шум в потоках света с неба,
Столь ярко-белого, что тени отсвет — ал!

Колосьев золото под взмахом кос ложится,
И отражает блеск мелькающая сталь.
Людьми покрытая, спешит перемениться
И новый лик принять ликующая даль.

Все — впопыхах, все вкруг — усилье и движенье,
Под солнцем, что палит снопов встающий ряд,
И, неустанное, на склонах, в отдаленье,
Вливает сладкий сок в зеленый виноград.

Трудись, о солнце, лей на гроздья и на нивы
Свой свет! людей пои ты молоком земли
И в чашах им давай забвенья миг счастливый!
Жнецы! работники! вы счастье обрели!

Не явно ль с вами Бог в труде большом и мерном,
И в винограднике, и на полях с серпом?
Сбирает Он, Он жнет, распределяя верным
И Плоть и Кровь Свою в причастии святом!

Перевод: В. Я. Брюсова

Вот ранние плоды, вот веточки с цветами,
И сердце вот мое, что бьется лишь для вас.
Не рвите же его лилейными руками,
Склоните на меня сиянье кротких глаз.

Я прихожу, еще обрызганный росою,
Что ветер утренний оледенил на лбу.
Простите, что опять я предаюсь покою
У ваших ног, в мечтах благодаря судьбу.

Еще звенящую последним поцелуем,
Я голову свою вам уроню на грудь.
Пусть буря замолчит, которой я волнуем,
А вы, закрыв глаза, позвольте мне уснуть!

Перевод: В. Я. Брюсова

Уже не быть ему мечтателем умильным
Старинной песенки, шутившей у ворот:
Веселость умерла, фонарь его — и тот
Потух, и призраком блуждает он бессильным

При блеске молнии, в ужасном вихре пыльном,
Холщовый балахон, что буря мнет и рвет,
На саван стал похож. Зияет черный рот,
Как будто он вопит, точим червем могильным.

Полуночною птицей, заметные едва,
Безумно мечутся, белея, рукава:
Он знаки подает в пространстве безголосом.

Дымятся фосфором пустые дыры глаз,
И от белил еще ужасней в этот час
Лицо бескровное с мертвецки-острым носом.

Перевод: Г. А. Шенгели

Поскольку брезжит день, поскольку вновь сиянье,
Поскольку рой надежд, что был неумолим,
Опять ко мне летит на стоны и взыванья,
Поскольку счастье вновь согласно быть моим, —

Конец теперь, конец сомнениям проклятым,
Конец мечтам дурным и злобным, ах! конец
Иронии сухой, губам, недобро сжатым,
Словам рассудочным, бездушным, как свинец.

Нет гневных кулаков, нет ненависти к свету,
К намекам встреченных лукавцев и глупцов,
Нет отвратительных злых подозрений, нету
Забвенья мерзкого в разгуле кабаков!

Ведь я хочу теперь, раз некий Образ дивный
Мне в ночь глубокую свет излучил святой
Любви той, заодно бессмертной и наивной
Своим изяществом, улыбкой, добротой, —

Идти, лучистые глаза, ведомый вами,
Тобой ведом, рука, где гаснет дрожь моей, —
Вперед и прямо, — пусть тропа покрыта мхами
Иль загромождена обломками камней;

Да, я хочу идти, и тверд, и прям, по Жизни
Туда, куда мой шаг решит вести судьба,
Забыв о зависти, насильях, укоризне:
То будет светлый долг, веселая борьба!

Когда ж я затяну, дорогу коротая,
Подруге песенку простую невзначай,
Ее с улыбкой мне она простит, простая, —
И мне поистине другой не нужен Рай!

Перевод: Г. А. Шенгели

Как нежно вы меня ласкали
Так незадолго до разлуки,
О эти маленькие руки,
Которыми мои печали,

Мои томленья и скитанья
И в близких, и в далеких странах
Под ясным солнцем и в туманах
Преображалися в мечтанья!

Все к ним тоска моя стремится,
Но разгадаю ли их знаки
Душе, которая во мраке
Зловещем никнет и томится?

О непорочное виденье,
Приходишь ли ты с вестью верной
О нашей родине безмерной,
Где тесное соединенье?

О руки, власть благословенья,
И скорбь, и кроткие упреки,
И освященные зароки,
О, дайте, дайте знак прощенья!

Перевод: Ф. К. Сологуба

Родясь романтиком, был должен неизбежно
Носить я узкий фрак, застегнутый небрежно,
Бородку острую и волосы в кружок.
Я, как гидальго, был изыскан и жесток,
В глазах тая призыв и также блеск угрозы.
Но, изводя мещан и убегая прозы,
Я жизнь перегрузил и, сердце иссушив,
Стал беден я, и желт, и хил, и молчалив,
Как золотушное дитя в Эскуриале…
А ведь изысканным, а ведь жестоким звали!

Перевод: Г. А. Шенгели

Вчера, среди ничтожных разговоров,
Мои глаза искали ваших взоров;

Ваш взор блуждал, ища моих очей, —
Меж тем бежал, струясь, поток речей.

Под звуки фраз обычного закала
Вкруг ваших дум любовь моя блуждала.

Рассеянный, ловил я вашу речь,
Чтоб тайну дум из быстрых слов извлечь.

Как очи, речи той, что заставляет
Быть грустным иль веселым, открывает, —

Как ни спеши насмешливою быть, —
Все, что она в душе желает скрыть.

Вчера ушел я, полный упоенья:
И тщетная ль надежда наслажденья

В моей душе обманчивой льет свет?
Конечно, нет! Не правда ли, что нет?

Перевод: Ф. К. Сологуба

Пламенел закат блеском горних слав,
И баюкал бриз бледный ряд купав;
Крупные, они в камышах склоненных,
Грустно промерцав, стыли в водах сонных.
Я бродил один, покорен тоске,
Вдоль пруда, один, в редком ивняке,
Где вставал туман, где за мглою смутной
В муке цепенел призрак бесприютный
И едва стонал стоном кулика,
Что подругу звал, звал издалека
В редком ивняке, где в тоске бездомной
Я бродил один, там, где саван темный
Сумерек, волной блеклою упав,
Затопил собой пышность горних слав
И цветы купав в камышах склоненных,
Бледных тех купав, стывших в водах сонных.

Перевод: Г. А. Шенгели

Мы наивны, синеглазки
Из романов старых лет.
Наши гладкие повязки,
Как и нас, забыл весь свет.

Мы дружны необычайно.
Дня лучи не так чисты,
Как заветных мыслей тайна.
Как лазурь, у нас мечты.

На поляны убегаем,
Лишь спадет ночная тень,
Ловим бабочек, болтаем
И смеемся целый день.

Под соломенные шляпки
К нам загару нет пути.
Платья — легонькие тряпки,
Где белей могли б найти!

Ришелье, иль де-Коссады,
Или кавалер Фоблаз
Завлекают нас в засады
Нежных слов и томных глаз.

Но напрасны их повадки,
И увидят лишь одни
Иронические складки
Наших юбочек они.

Дразнит их воображенье,
Этих всех сорвиголов,
Наше чистое презренье,
Хоть порой от милых слов

Начинает сердце биться
В обаянье тайных дум
И в предведенье — влюбиться
Не пришлось бы наобум.

Перевод: Ф. К. Сологуба