Стихи Валентина Гафта

Зачем ты, Миша, так орешь,
Давно ограбленный еврей?
Ты Д’Артаньяна не тревожь,
Он дворянин, а ты — плебей.

На шпагах драться из-за дамы?! —
Зачем такая карусель?
А ты на даму — эпиграмму,
Коль не легла к тебе в постель.

В конском черепе у дамы
Слышится змеи шипение,
А на «кинопанораме»
Это приняли за пение.
Играешь ты на сцене МХАТа
И постоянно спишь с женатым
И дочь — не ясно от кого?!
Имей же мужа своего!
Сними с чела снобизм и негу
Не продавай себя Олегу!

Ходили по лесу, о жизни трубили
И ёлку-царицу под корень срубили,
Потом её вставили в крест, будто в трон,

Устроили пышные дни похорон.
Но не было стона и не было слёз,
Снегурочка пела, гундел Дед Мороз,
И, за руки взявшись, весёлые лица
С утра начинали под ёлкой кружиться.

Ах, если бы видели грустные пни,
Какие бывают счастливые дни!
Но смолкло веселье, умолкнул оркестр,
Для будущей ёлочки спрятали крест.

Ходили по лесу, о жизни трубили…

От славы одуревший
Теперь на все горазд,
Он сам себе завидует
И сам себя продаст.

Уверен! Вы запели зря.
Вам мало разговорной речи.
О Вас и так у говорят…
Вам нечего сказать и нечем.

Чеканна поступь. Речь тверда
У Лелика, у Табакова.
Горит, горит его звезда
На пиджаке у Михалкова.

Пока-пока-покакали
На старого Дюма.
Нигде еще не видели
Подобного дерьма.

Девчонкою запомнилась в кино,
Пришла к тебе известность очень рано.
Хоть женщиною стала ты давно,
Нас постоянно радуешь с экрана.

Не олень он и не страус,
А какой-то странный сплав,
Он абстракция, он хаос,
Он ошибка, он жираф.

Он такая же ошибка,
Как павлин, как осьминог,
Как комар, собака, рыбка,
Как Гоген и как Ван Гог.

У природы в подсознаньи
Много есть ещё идей,
И к нему придёт признанье,
Как ко многим из людей.

Жираф –
Эйфелева башня,
Облака над головой,
А ему совсем не страшно,
Он – великий и немой.

Он доживал в стране как арестант,
Но до конца писал всей дрожью жилок:
В России гениальность – вот гарант
Для унижений, казней и для ссылок.

За честность, тонкость, нежность, за пастель
Ярлык приклеили поэту иноверца,
И переделкинская белая постель
Покрылась кровью раненого сердца.

Разоблачил холоп хозяйский культ,
Но, заклеймив убийства и аресты,
Он с кулаками встал за тот же пульт
И тем же дирижировал оркестром.

И бубнами гремел кощунственный финал,
В распятого бросали гнева гроздья.
Он, в вечность уходя, беспомощно стонал,
Последние в него вбивались гвозди.

Не много ли на век один беды
Для пытками истерзанного мира,
Где в рай ведут поэтовы следы
И в ад – следы убийц и конвоиров.

Все это правда, а не враки,
И вовсе не шизофрения:
В Крыму гуляли две собаки —
Поменьше — шпиц, побольше — Ия.

Иду по школьному двору
И слышу за спиной:
Леоновское — «Пасть порву»!
Гляжу — кричит другой.
Давным давно, с тех самых пор
Вошли слова твои в фольклор.

И ничего, и ни в одном глазу,
Всё выжжено, развеяно и пусто,
Из ничего не выдавишь слезу,
Река Души переменила русло.