Cтихи Феликса Волховского

Н.А. Чарушину

Едва ли мать когда бывает
Так терпелива и нежна,
Когда дитя — в жару, без сна —
Ее капризами терзает,

Как ты ко мне был нежен, милый,
И к вечным стонам терпелив,
Хоть сам подчас едва был жив,
Измученный тюрьмой-могилой.

Мой добрый друг! В былые годы
Я часто слышал клевету,
Что мы, преследуя ‘мечту’
Равенства, братства и свободы,

Свою природу позабыли
И разучились полно жить,
По-человечески любить;
Что чувства в нас давно застыли,

Живет одна лишь голова…
А как готовить миру счастье
Без искры чувства и участья? —
‘Слова, слова, слова, слова!’

И я тотчас терял терпенье,
Платил упреком за упрек,
И целый пламенный поток
Лился из уст моих в волненьи!

Всё ту же клевету придется
Мне часто слышать и теперь;
Но сердце в этот раз, поверь,
Не гневом — торжеством забьется;

Я им ни слова не скажу,
Не стану попрекать ошибкой, —
Я молча встречу их улыбкой
И на тебя им укажу.

Среди вседневного волненья,
Среди житейской суеты
Не раз, в минуты утомленья,
Зовешь поэзии мечты.
И если в миг такой случайно
Листки к вам эти попадут,
Тогда — невидимо и тайно —
Я буду с вами, буду тут.
Я буду жить в странице каждой,
Я в каждом слове буду жить,
Стараясь вас духовной жаждой,
Любовью к людям заразить;
И если к вам проникну в душу
Чрез эти черные глаза
И в ней спокойствие нарушу,
И дрогнет в них подчас слеза, —
Тогда — счастливый и довольный
Тем, что вас поднял хоть на миг
Над миром мелочных интриг
И пошлости самодовольной,
Над миром злобной суеты, —
Благословлю в тиши укромной
И этот труд свой, слишком скромный,
И силу любящей мечты.

Прощай, голубка дорогая:
Мне больше не видать тебя!
Не много радости, любя,
Узнала ты со мной, родная!

Прощай! Забудь меня скорее,
Полней, молю тебя, живи.
Будь счастлива в труде, в любви;
Гляди вперед, гляди бодрее!

А я… измученный тюрьмою,
Больной ребенок в цать лет,
Солгу я, если дам обет
До гроба быть твоим душою;

Но то, что я еще имею,
Та капля истинной любви —
Покамест есть она в крови, —
Поверь, останется твоею.

…не знаю,
Чи я живу, чи доживаю,
Чи так по свiту волочусь,
Бо вже не плачу й не смiюсь.
Т. Шевченко

На сером небе фас тюрьмы
Рисуется громадой мрачной;
Чуть видно звездочка средь тьмы
Горит во мгле полупрозрачной;

Фигуры движутся людей
Без лиц, без ясных очертаний;
Мигают лампы фонарей,
Не освещая мрачных зданий…

Тоска… В душе какой-то сон, —
И в ней всё темень покрывает:
Такой же серый общий фон,
И так же светоч мой мигает…

Проносятся обрывки дум
И образы без очертаний;
Заснуло сердце, спит и ум, —
Нет ни стремлений, ни желаний…
Устал я!

Была семья — семья разбита…
Друзья? — Но где они теперь?
Как в темной яме, мысль зарыта,
И радость жизни подло скрыта:
Кругом стена, решетка, дверь…
Он заперт, словно дикий зверь!

Пропитан каждый миг сознаньем
Тупого торжества невежд
И ядом порванных надежд,
И даже сон усталых вежд
Отравлен часовых бряцаньем.

Он жил. Он бился. Он вложил
В свою борьбу весь цвет, весь пыл
Нетронутых надежд и сил, —
Всё отдал родине своей
Еще в начале юных дней.

Что ж родина? — Она молчит.
Ужель он матерью забыт?
Он, за нее отдавший кровь,
И радость жизни, и любовь?..

Ужели там, в стране родной,
Нет никого — души одной,
Чье сердце сжалось бы о нем
И братским вспыхнуло огнем?

Как! в двадцать с лишним лет — и все уж песни спеты,
И звуков бодрости нет более в груди?
Надежды и мечты все трауром одеты
И ни одна звезда не светит впереди?
Но что ж ты начинал, что делал, что изведал,
Чтоб веру потерять и в правду, и в людей?
Кому ты, что когда напрасно проповедал
И чем ты жертвовал для родины своей?
Смотри: давно я сед; я знал друзей измену
И торжество врага; не раз кидался в бой,
Готов был жизнь отдать и упирался в стену
Иль равнодушия, иль тупости людской.
Но я не изменил ни вере, ни надежде,
А сердце старое всё бьет и бьет в набат,
И впереди, вдали, как в праздничной одежде,
Мечты заветные по-прежнему манят.
Стряхни ж с души скорей безжизненности плесень!
Смотри, как мир хорош; он весь перед тобой:
Мелодии звучат в нем юных, бодрых песен,
Везде кругом кипит за правду страстный бой!
А на тебя глядит с надеждой и любовью
Титан замученный, твой собственный народ!
Что ж, кинешь ты его? Пусть истекает кровью?
Он поднял голову… глядит кругом… он ждет!..

Пусть злоба низкая идет
На нас, работников свободы,
И пусть в разгар святой работы
Оковы нам с собой несет,

Как неизбежное отмщенье
За то, что были мы верны
В делах святому убежденью.
Пускай лишь сны, одни лишь сны

Дают нам подышать свободой
И пусть дальнейшей жизни нить
Сплошной окрашена невзгодой, —
Пусть так! Нет нужды! — не убить,

Нет, не убить вам тех стремлений,
Что в молодой живут груди
И, как прекрасный рой видений,
Манят приветно впереди!

Погибнем все мы незаметно,
Как погибает муравей,
Ногой досужею бесследно
Раздавленный среди полей.

Увы, нам чуждо утешенье,
Что в будущие времена
Произнесутся с уваженьем,
С любовью наши имена.

Когда и как погибли в битве —
Того никто не будет знать,
И только мученица мать
Помянет нас в своей молитве…

Да, мы погибнем. Но рядами
Уж новые бойцы стоят
И движутся — за рядом ряд-
Тропой, проложенною нами.

Они и знать не будут нас,
Но та же жажда жечь их будет,
И каждый день, и каждый час
На битвы новые побудит:

Навстречу тьмам таких же бед,
Покорны голосу природы,
Они пойдут за нами вслед,
К живому роднику свободы!

Так неизменной чередой
За поколеньем поколенье
Пойдет пробитою тропой
Без отдыха, без утомленья,

Пока не сможет наконец
Поднять забитую свободу
И с деспота сорвать венец
И возвратить его народу.

О братство святое, святая свобода!
В вину не поставьте мне жалоб моих:
Я слаб, человек я, и в миг, как невзгода
Сжимает в железных объятьях своих,
Невольного стона не в силах сдержать я —
Ужасны тоски и неволи объятья.

Но быстро минутная слабость проходит,
И снова светлеют и сердце, и ум,
И снова спокойствие в душу нисходит,
И рой благодатных и радостных дум
В тюрьму мою вносит луч тихого света:
Мне чудится звук мирового привета.

Далеко, далеко умчатся сомненья,
И станет мне ясен смысл жизни моей;
Всю душу охватит волна умиленья,
И в той веренице нерадостных дней,
Какую провел я без жизни, без дела,
Я вижу всю прелесть святого удела!

Пусть жизни моей безотрадная повесть
Богата желаньем, делами бедна!
Не ими одними народная совесть
Выводится к жизни из долгого сна:
Нет, сердцу народа живое страданье
Понятней и ближе, чем все толкованья!

Прошла весна, прошло и лето,
Прошла и осень, и зима,
И вновь всё зеленью одето,
А для меня — всё та ж тюрьма!

Природа вешнею красою
Стремится в душу жизнь вдохнуть?
Но без свободы и весною
Всё так же трудно дышит грудь.

Ходить в корню и на пристяжке,
Как тройка смирных битюгов,
Ходить во всяческой упряжке,
Хоть до скончания веков;

Возить, кого и как угодно,
Возить, куда укажет кнут,
Возить всегда, хоть неохотно,
Нося с терпением хомут;

Возить и под гору и в гору
Да об овсе мечтать порой, —
Вот тип, давно знакомый взору,
Тип гражданина нам родной!..

На голос: ‘Здравствуй, милая, хорошая моя!’

Эй, ребята, собирайтесь поскорей,
Грянем песню мы крестьянскую дружней!

Полно нам под дудку барскую плясать,
Не пора ли на своей дуде сыграть?..

Не прогневайся, помещик-баринок,
Полицейский не прогневайся крючок!

Не прогневайся и ты, пузан-кулак,
Коль не по носу придется наш табак!

Сколько времени на нашу на беду
Уж помещик да кулак дудят в дуду.

А начальство знай — похлестывать кнутом,
Чтоб резвей мужик выкидывал козлом!..

Семенит он, до истомы семенит,
Из кармана грош последний знай летит!

Господа да кулаки берут гроши:
Очень-де мужицки деньги хороши!..

А помещик-вор и землю оттягал;
Ах ты сукин сын, чтоб черт тебя подрал!

Ну, а ты, надежа-царь, чего ж глядишь,
За сирот своих родных не постоишь?..

Коль не властен, так какой в тебе и прок!
А коль властен, да не хочешь, — ну, дай срок!..

Нет, шабаш теперь, честные господа,
Есть теперича своя у нас дуда!..

Собирайтеся, ребята, поскорей —
Грянем песню мы крестьянскую дружней!

Та ли песня мать-землицу отберет
И ко всем чертям помещиков пошлет!

Та ли песня изведет все паспорта
И постылое начальство навсегда!

Та ли песня сдаст все фабрики в артель,
А хозяин да кулак — пошли отсель!..

Припеваючи, по-братски заживет
Под крестьянску песню весь честной народ!..

Расправляйте ж, братцы, грудь свою вольней,
Грянем песню мы крестьянскую дружней!