Стихи Александра Аронова

Отсвет имени на строчке
В сотни раз прекрасней слова.
Я ничем вам не помог, мои слова,
Чтобы вам не сгинуть снова.
Не пропасть поодиночке,
Друг за друга вы держитесь, как трава.

До голубой звезды сгустится синева,
Как я пишу сейчас в своей тетрадке,
И женщина произнесёт слова
Вот эти самые и вот в таком порядке.
Она войдёт и встанет среди вас,
Ни перед кем ни в чём не виновата.
Я буду далеко в тот поздний час,
В таких краях, откуда нет возврата.

И будет дальше пир.
А чуть поздней
Утихнут песни и устанут споры.
Один из вас остаться должен с ней,
Кто тайно и недавно стал ей дорог.

Пока и день, и все его труды
Отхлынули и помнятся так смутно,
Сгустилась ночь до голубой звезды
И за Уралом затерялось утро.

Лёне Жуховицкому

Хоть в бурной молодости нам,
Носящимся по всем волнам
Не без угрозы захлебнуться,
Закрыв глаза, летящим вниз,
И стоит выслушать девиз
«Остановиться, оглянуться», –

А всё-таки, мой друг, теперь,
Когда, казалось бы, потерь
Подходят тягостные сроки,
И даже на крыле волны
Мы тайно обременены,
Таща с собой судьбы уроки,

Так всё-таки теперь, когда
Смирна коварная вода
И столь её покровы гладки, –
Мы станем жить наоборот,
Как, в сущности, и жизнь идёт:
Без остановки,
без оглядки!

Когда сомкнутся хляби надо мной,
Что станет с Таней, Катькой, Тошкой, Богом?
Не следует заботиться о многом,
Но список открывается женой.

Мы с нею вышли в здешние места,
Где царствует бездомная тревога.
Она мне помогла придумать Бога
И завела собачку и кота.

Когда я прихожу навеселе,
Меня встречают всей семьей: видали?!
Они со мной грызутся и скандалят –
И держат, держат, держат на Земле.

Гуляю по морю пешком,
Стучу о море посошком.

Вокруг стихия с трех сторон,
А с берега кричат: “Силён!”

Они завидуют тому,
Что я иду и не тону,

А я зато на берегу
Сидеть, как люди, не могу.

Посредине дня
Мне могилу выроют.
А потом меня
Реабилитируют.

Спляшут на костях,
Бабу изнасилуют,
А потом — простят,
А потом — помилуют.

Скажут: срок ваш весь,
Что-нибудь подарят…
Может быть, и здесь
Кто-нибудь ударит.

Будет плакать следователь
На моем плече.
Я забыл последовательность:
Что у нас за чем.

Андрею Вознесенскому

Что продаёшь? Отсутствие ноги?
Так поживее! Циник и пролаза,
Соперник твой, – уже стоит без глаза,
И без голов сбегаются враги.

Да, выдался у нас базарный день!
Тут, видно, все: раб притащил свободу,
Кукушка – материнскую заботу,
Столица – тишину, пустыня – тень.

А вот и я в сторонке достаю
И предлагаю вашему вниманью
Нехитрые товары: пониманье,
Её любовь, весёлую семью…

Ну что ж, добавим молодость мою.

1. Первый голос

Я Эхнатон. И голос Бога
Исходит в мир из губ моих,
Но всех богов в Египте много.
Бог Чибис, бог Шакал, бог Мошка,
Бог Нил, бог Тьма, бог Небосвод,
Бог Жук, бог Бык, богиня Кошка,
Бог Крокодил, бог Бегемот.

Бог может ржать и прясть ушами,
Потеть, мочиться на порог,
Чесаться, покрываться вшами,
Мычать и дохнуть может бог.
И, ощущая, как тупею
В глубоком многобожьем сне,
Религию второй ступени
Я ввел в доверенной стране.

Войдя во тьму, я не погиб там,
И состоялось торжество:
Стояло солнце над Египтом,
И были мы детьми его!

А боги в зажиревшей силе
Таскали воду на горбах,
Пахали землю, кладь носили,
Мышей ловили в погребах.

Я Эхнатон. И голос Бога
Исходит в мир из губ моих.
Богов в Египте было много,
И сам я уничтожил их.

2. Второй голос

Я Нефертити. Вам, конечно,
Известна красота моя.
Мисс Человечество, мисс Вечность,
По-видимому, это я.

Но вы не знаете о танце
Змеи, Родившейся в Огне.
Он неизвестен, не остался,
А был он — лучшее во мне.

Усовершенствованье строя,
Желанье пробудить народ
Мне представляются игрою,
Почти не стоящей хлопот.

Меня покачивают ритмы,
И флейта возвышает тон,
Когда усталый и небритый
Домой приходит Эхнатон.

Не существуют злость и тупость,
Интриги, мелкая грызня,
А существует верный Тутмос,
Пытавшийся ваять меня.

Когда серьезные, как дети,
С доверчивостью на лице
Идем в туннель тысячелетий —
Чуть виден свет в другом конце.

Но будет хорошо иль плохо —
Все будут знать, что я была.
И так останутся эпоха,
И муж, и все его дела.

Поэт, других познаменитей,
Напишет, рифмой утомлен:
«Как ни крутите ни вертите,
Жила на свете Нефертити
И жил когда-то фараон… »

3. Первый голос

Я Эхнатон. В стране до срока
Единобожие вводя,
Я знал, что милая эпоха
Ничуть не пощадит вождя.

Египет било бунтов двадцать.
Жрецы вопили. Выл народ.
Но был не в силах я не рваться
Хоть на две тыщи лет вперед.

Меня не сравнивайте с теми,
Кто был потом и жил как царь;
Я, просветитель и бунтарь,
Хочу пройти в другой системе.
Меня мой раб приказом строгим
Был принужден изобразить
Отвислобрюхим, кривоногим,
Не смея правду исказить!
Все перенапрягая нити,
История берет свое.
Вот вы, наверно, говорите:
— О, как прекрасна Нефертити! —
А мне порой не до нее…

4. Третий голос

Я Кийа, младшая царица,
Далекий, отлетевший стон.
Не понимаю, как жениться
На мне решился Эхнатон.

Я фивская девчонка Кийа,
Забытая в моей стране.
Я появляюсь здесь впервые,
Но все сказанье — обо мне.

Когда-то, перед сбродом нильских
Девчонок, солнцем озарен,
Проплыл, недостижимо-близкий,
На царской лодке фараон.

Ну кто б вообразить пытался,
Когда все уши сожжены
Легендами о страстных танцах
Его таинственной жены?

Кто б и помыслить мог про это
Соперничать с его женой?
Кто знал, что горькая победа
За мной останется, за мной…

Уж я была женой второю.
Остаться ею бы навек!
Но чем-то большим, чем игрою,
Был занят этот человек.
Как тащат баб на сеновал,

Не глядя, заглушая стоны,
Так, нарушая все законы,
Меня мой муж короновал.

Из дел своей падучей выбит,
Он мне одно велел: «Сумей!»
И управляется Египет
Рукою маленькой моей.

Когда с парадов и пожаров
Я возвращаюсь во дворец,
Уж я не женщина по жанру.
Я — фараон, я царь-отец.

В короне я. И муж увенчан.
Мы отдыхаем после дня,
И пляшет лучшая из женщин
И для него, и для меня.

5. Молчание

Тут-Анх-
Амон,
Жива твоя гробница!
Векам
Брести —
Задеть ее — не сметь!
Меж тем
Тебе
Предшествовали лица,
Чья
Сотни раз
Убита даже смерть.

Вырывали их имена из картушей, с камня сбивали память,
Чтобы и звука страшного — «Атон» — не слыхало эхо,
Опрастывали саркофаги, превращали мумии в падаль
И при тебе, наследник, творили это.

За то, что предшественник твой номенклатуру богов Египта
Разогнал во имя единого солнечного диска,
Мстили ему, мертвому, старательно, всесторонне, гибко,
Говорили, что так повелел твой тонкий мальчишеский дискант.

Все-таки оставалось что-то. Не тень, так отзвук.
И раз убивали смерть, то, значит, вставали живые
И собирали в себя невидимый, прозрачный воздух
Две жены, два мужа — Фараон, Нефертити, Кийа.

И тогда на них набрасывались и опять убивали, сначала.
И вторую эпоху подряд не спали люди.
Писцы, землемеры, чиновники не гасили плошек ночами:
Приснится слово «Атон», и человека не будет.

А ты, в золотом обруче, такой тогдашней короне,
Над страхом, над смертью, над жизнью мелкой и неугомонной
И не снимаешь его, в нем тебя и похоронят,
На нем твое имя — царя-победителя, вечного бога Амона

Но вот придут археологи через пару-тройку тысячелет
Отыщут гробницу, раскопают, заберутся в нее и на-
снимут со лба твой обруч — любопытные, чужие дети
И внутри прочитают настоящее имя, запретное —
Тут-Анх-Атон

Закон.
Долг.
Власть.
Ты куклой был пред ними.
Ты жил.
Ушел.
Ни проклят, ни прощен.
Твой лоб
Во тьме
Всегда язвило имя
Твое,
Твое,
Не чье-нибудь еще.

С утра мороз не крут,
Земля белым-бела.
– Вставайте, граф, вас ждут
Великие дела!

Анри де Сен-Симон
С утра побрит, одет
От белых панталон
До кружевных манжет.

Анри де Сен-Симон
Уже подсел к делам.
Да будет мир спасён
К 17 часам.

Проект почти готов:
Отныне и навек
Отнюдь не будет вдов,
Голодных и калек.

На солнце и в тени
Снежок – не описать.
Как раз в такие дни
Приятно мир спасать.

И, поглядев на снег,
Всё пишет, пишет он…
Великий человек
Анри де Сен-Симон.

Мы знаем наперёд,
Что крив его маршрут,
До срока он умрёт
За несколько минут.

И будет снег лежать,
И будет даль бела,
И долго будут ждать
Великие дела.

У края земли,
За последним селом
Крыло подстели
И укройся крылом.

По нижней природе
Из речек и трав
Пускай он приходит –
Он будет не прав.

К молчанью ль, к ответу
Он вскинет ладонь,
Присядет и ветку
Подбросит в огонь.

На срезе дождя
Обозначен предел.
И ветер, дойдя,
В двух шагах отвердел.

В кругу темноты,
Друг о друге скорбя,
Вернувшийся ты
И пославший тебя

Остановиться, оглянуться
Внезапно, вдруг, на вираже,
На том случайном этаже,
Где вам доводится проснуться.

Ботинком по снегу скребя,
Остановиться, оглянуться,
Увидеть день, дома, себя
И тихо-тихо улыбнуться…
Ведь уходя, чтоб не вернуться,
Не я ль хотел переиграть,
Остановиться, оглянуться
И никогда не умирать!
Согласен в даль, согласен в степь,
Скользнуть, исчезнуть, не проснуться –
Но дай хоть раз еще успеть
Остановиться, оглянуться.

Стихи на магию похожи.
Ну чем ты только занят, друг?
Сейчас в строку слова уложишь –
И всё изменится вокруг?

…И любопытно: нет поэта –
Ни мудрого, ни дурака, –
Чтоб он не верил: будет это!
Хотя и не было пока.

Строчки помогают нам не часто.
Так они ослабить не вольны
Грубые житейские несчастья:
Голод, смерть отца, уход жены.

Если нам такого слишком много,
Строчкам не поделать ничего.
Тут уже искусство не подмога.
Даже и совсем не до него.

Слово не удар, не страх, не похоть.
Слово — это буквы или шум.
В предложенье: ‘Я пишу, что плохо’,
Главное не ‘плохо’, а ‘пишу’.

Если над обрывом я рисую
Пропасть, подступившую, как весть,
Это значит, там, где я рискую,
Место для мольберта все же есть.

Время есть. Годится настроенье.
Холст и краски. Тишина в семье.
Потому-то каждое творенье
Есть хвала порядку на Земле.

Город серый, прозрачный, синий.
Конской бронзой надышанный иней.
Легендарные всё места.
Марсианская сухость зданий.
От предательства до преданий
Расстояние в полмоста.

(Ладно, я гляжу исподлобья
На надтреснутое надгробье,
К небу взлезшее по трубе, –
Воротясь в палату с парада,
Здесь поёживался император –
Тоже было не по себе.)

И, панорамируя вправо, [1]
Нарочито, но величаво
Через это река течёт.
Расправляет плечи расправа, [2]
Неотрывна от срама слава, [3]
Высоки позор и почёт. [4]

Здесь стреляли. [5] А там вон били. [6]
Здесь упрятали и забыли, [7]
Втихомолку потом гордясь.
Не обида тут, не мученье –
Для меня это смысл, значенье,
Отстояний простая связь.

Так вот этим городом, годом,
Открывающимся проходом
(Грибоедов, Спас на Крови),
Бледной ночью на лицах башен
И семейным преданием нашим [8]
Заклинаю тебя – живи…
______________
[1] — Вид на Неву из окна Эрмитажа.
[2] — Арка Генерального штаба.
[3] — Ну хоть Суворов и Орлов в памятнике Екатерине.
[4] — Александрийский столп.
[5] — Сенатская площадь.
[6] — Сенная. (Н. А. Некрасов: «Вчерашний день часу в шестом / зашёл я на Сенную. / Там били женщину кнутом, / крестьянку молодую».)
[7] — Петропавловская крепость.
[8] — Не стану объяснять.

Не стань бедой,
Не стань бедой,
Не стань отравленной водой,
Трамвайным поручнем гнилым,
И поездом, который – дым,
Машиною из-за угла,
Занудою из-за стола,
Ночною комнатой пустой,
Чужою, гаснущей звездой,
Не стань бедой.

Я заклинал тебя сто лет.
Но ты была права:
Ведь ничего на свете нет
Слабее, чем слова.

…Сильнее, чем слова.