Стихи Арсения Голенищева-Кутузова

Меня ты в толпе не узнала —
Твой взгляд не сказал ничего;
Но чудно и страшно мне стало,
Когда уловил я его.

То было одно лишь мгновенье —
Но, верь мне, я в нем перенес
Всей прошлой любви наслажденье,
Всю горечь забвенья и слез!

День кончен, ночь идет, — страшусь я этой ночи!
Я знаю: тихий сон в приют мой не слетит,
И будет мрак ее смотреть мне прямо в очи,
И тишина ее со мной заговорит.

О чем заговорит? Какой коснется раны
В заветном тайнике души моей больной?
Какие озарит в ней бездны и туманы?
Какие призраки поставит предо мной?

Что вновь она создаст? Что прежнее разрушит?
В какую глубину свой бросит взор немой?
Всё — тайна в ней! Но страх томит меня и душит
Пред этой шепчущей и зрячей темнотой.

О сон, покрой меня ревнивыми крылами!
О бред, зажги вокруг победные лучи!
Явись, желанный лик, и стань перед очами,
Чтоб тьмы мне не видать… О ночь, молчи, молчи!

О муза, не зови и взором не ласкай!
Во взоре этом и призыве
И в сердца сладостно-мучительном порыве
Мне чувствуется вновь утраченный мой рай.

Но в светлом том раю я гость чужой и лишний,
Повсюду за собой влача унынья гнет…
К чему ж под пеплом жар давнишний
Мне душу черствую порой томит и жжет?

Не вспыхнет пламень чудотворный,
Не вырвется из уст напев былой любви…
В чертог сияющий из мрака ночи черной
Умолкшего певца, о муза, не зови.

Следы побоища поспешно
Снегами вьюга занесла.
Исчезла кровь, земля бела;
Но вьюга плачет неутешно
И по снегу несет печаль,
Как будто ей убитых жаль.

Как солнце горные хребты
Златит от глав и до подножий,
Так ты, поэт, — светильник божий, —
Жизнь озаряешь с высоты.
Твоим лучам равно доступны
И высь умов, и глубь сердец.
Глашатай правды неподкупный —
Ты ими властвуешь, певец.
Ты будишь правые надежды,
Караешь лживые мечты,
Ты облекаешь мир в одежды
Нетленной, чистой красоты;
Страстей смиряешь злые бури,
Сомнений гасишь тщетный спор
И от земли в предел лазури,
От праха к небу манишь взор.
И вот, за дар твой лучезарный,
За подвиг многих славных лет,
Ты днесь отчизны благодарной
Приемлешь радостный привет.
Внимай: на голос твой родные
Отвсюду отклики звучат,
Сердца, как светочи живые,
Тобой возжженные, горят —
Тобой — носителем желанным
Святой поэзии даров,
Тобой — преемником избранным
Руси прославленных певцов!
О, верно, их родные тени
Сюда слетелись в этот час,
И в хоре дружном песнопений
Звучит и их хвалебный глас!
В пылу признательного чувства
Слилися все в мечте одной,
На светлом празднике искусства
Любуясь и гордясь тобой!

Покинув родину и дом, она пошла
Туда, куда текли все русские дружины.
Под ветхим рубищем в душе она несла
Бесценный клад любви, участья и кручины.
Тяжел был дальний путь: и зной ее палил,
И ветер дул в лицо, и в поле дождь мочил.
Она ж всё шла да шла, с мольбой усердной к богу,
И к подвигам нашла желанную дорогу.
Уж скрылся позади рубеж земли родной.
Чу! слышен битвы гром, холмов дымятся склоны:
Восторг отчаянной и дикой обороны
С редутов Гривицы и Плевны роковой
На русские полки огнем и смертью дышит;
Но чуткая любовь не грохот в битве слышит,
Не ей твердыни брать, не ей смирять врагов.
Мужичке-страннице иные внятны звуки,
Иной с побоищ к ней несется громкий зов —
Томящий жажды клик и вопли смертной муки.
И вот она в огне: визжит над ней картечь,
Рои летают пуль, гранаты с треском рвутся, —
Увечья, раны, смерть! Но ей ли жизнь беречь?
Кругом мольбы и стон — и реки крови льются!
Страдальцев из огня, из схватки боевой
Она уносит прочь, полна чудесной силы,
И жаждущих поит студеною водой,
И роет мертвецам с молитвою могилы.
Как звать ее? Бог весть, да и не всё ль равно?
Луч славы над ее не блещет головою,
Одно ей прозвище негромкое дано:
Герои русские зовут ее «родною».

Ночь. В дрожащей мгле вагонов
Всё подернуто дремой.
Раб слепой слепых законов,
Мчится поезд — в тьме ночной.

Мчится поезд — мне не спится…
Разлученья близок миг;
Дорогой для сердца лик
Еще молит воротиться —

И вернулся б я домой
На призыв подруги милой;
Но, бездушной движим силой,
Мчится поезд в тьме ночной.

Неподвижно, одиноко
Я лежу средь темноты;
Бесприютные мечты
Разбрелись во тьме далеко…

И помчался предо мной
Ряд изменчивых видений:
Мчатся грезы, мчатся тени…
Мчится поезд в тьме ночной!

Утро детства золотое,
Бури юношеских дней,
Всё умершее былое
Мчится в памяти моей;

Мчатся скорби и невзгоды;
Мчится грез счастливых рой;
Мчатся лица, мчатся годы…
Мчится поезд в тьме ночной!

И мне чудится, что дико,
Без оглядки, без стыда,
Буйным вихрем в тьме великой
Мчится всё, везде… всегда!

Позади оставив счастья
И любви живой привет,
Правду нежного участья,
Благодатной веры свет;

Торопясь в погоне шумной
За неведомой мечтой,
Как безвольный, как безумный —
Этот поезд в тьме ночной!

День целый бой не умолкает, —
В дыму затмился солнца свет,
Окрестность стонет и пылает,
Холмы ревут, — победы нет!
И пала ночь на поле брани;
Дружины в мраке разошлись;
Всё стихло — и в ночном тумане
Стенанья к небу поднялись.
Тогда, озарена луною,
На боевом своем коне,
Костей сверкая белизною,
Явилась смерть! И в тишине,
Внимая вопли и молитвы,
Довольства гордого полна,
Как полководец, место битвы
Кругом объехала она;
На холм поднявшись, оглянулась,
Остановилась… улыбнулась…
И над равниной боевой
Пронесся голос роковой:

«Кончена битва — я всех победила!
Все предо мной вы склонились, бойцы.
Жизнь вас поссорила — я помирила.
Дружно вставайте на смотр, мертвецы!
Маршем торжественным мимо пройдите, —
Войско свое я хочу сосчитать.
В землю потом свои кости сложите,
Сладко от жизни в земле отдыхать.
Годы незримо пройдут за годами,
В людях исчезнет и память о вас —
Я не забуду, и вечно над вами
Пир буду править в полуночный час!

Пляской тяжелою землю сырую
Я притопчу, чтобы сень гробовую
Кости покинуть вовек не могли,
Чтоб никогда вам не встать из земли».

Мне легче дышится на горных высотах:
Там близко к небесам и от людей далеко;
Объятый радостью простора, там в мечтах
Я забываюся, блуждая одиноко.
И что за яркие, крылатые мечты
С нездешним пением туда ко мне слетают, —
Но только захочу их звуки иль черты
Запомнить, уловить — они, умолкнув, тают.
И пусть! Ведь заключить их в цепи точных слов,
Их выразить, назвать — усилия напрасны;
Как стаи легкие кудрявых облаков,
Лишь безымянные они прекрасны!

Сумрак, холод, сон глубокий,
Пустырей немых простор;
Где-то в поле одинокий
Пламенеющий костер.
Чьи-то тени, чьи-то лица,
Озаренные огнем,
И — как черная темница —
Ночь бездонная кругом.
В мраке луч тепла и света,
Средь пустыни страж ночной,
Ты — не образ ли поэта
В безрассветной тьме земной?

Плакал ребенок. Свеча, нагорая.
Тусклым мерцала огнем;
Целую ночь, колыбель охраняя,
Мать не забылася сном.
Рано-ранехонько в дверь осторожно
Смерть сердобольная — стук!
Вздрогнула мать, оглянулась тревожно…
«Полно пугаться, мой друг!
Бледное утро уж смотрит в окошко.
Плача, тоскуя, любя,
Ты утомилась… Вздремни-ка немножко —
Я посижу за тебя.
Угомонить ты дитя не сумела,
Слаще тебя я спою».
И, не дождавшись ответа, запела:
«Баюшки-баю-баю».

Мать

Тише! Ребенок мой мечется, плачет!
Грудь истомит он свою!

Смерть

Это со мной он играет и скачет.
Баюшки-баю-баю.

Мать

Щеки бледнеют, слабеет дыханье…
Да замолчи же, молю!

Смерть

Доброе знаменье — стихнет страданье.
Баюшки-баю-баю.

Мать

Прочь ты, проклятая! Лаской своею
Сгубишь ты радость мою!

Смерть

Нет, мирный сон я младенцу навею.
Баюшки-баю-баю.

Мать

Сжалься! Пожди допевать хоть мгновенье
Страшную песню твою!

Смерть

Видишь — уснул он под тихое пенье,
Баюшки-баю-баю.

Не смолкай, говори… В ласке речи твоей,
В беззаветном весельи свиданья
Принесла мне с собою ты свежесть полей
И цветов благовонных лобзанья.

Я внимаю тебе — и целебный обман
Сердце властной мечтою объемлет,
Мне мерещится ночь… В лунном блеске туман
Над сверкающим озером дремлет.

Ни движенья, ни звука вокруг, ни души!
Беспредметная даль пред очами,
Мы с тобою вдвоем в полутьме и тиши,
Под лазурью, луной и звездами.

Только воды дрожат, только дышат цветы
Да туманится воздух росистый
И, горя сквозь туман, как звезда с высоты,
В душу светит мне взгляд твой лучистый.

В беспредельном молчаньи теней и лучей
Шепчешь ты про любовь и участье…
Не смолкай, говори… В ласке речи твоей
Мне звучит беспредельное счастье!

При звуках литавр, барабанов и струн,
Толпу потешая, канатный плясун
Усердно кривляется — мальчика сына
Сгибает в дугу, ставит вниз головой,
Бросает и ловит могучей рукой, —
А тот на плечах у отца-исполина,
Свершив через сцену опасный полет,
Ручонки подняв, как живое распятье,
Является вдруг над толпою — и вот
Толпа рукоплещет, шумит и ревет!
Ей тайно в ответ посылая проклятья,
Ребенок измученный прыгает вниз.
Но слышится грозное, жадное «bis!»
Плясун улыбается, сыну кивает
И страшную вновь с ним игру затевает —
Его опьянили успех и тот крик.
В груди его радость, и взор его дик,
Он мышцы напряг с небывалою силой:
«Ты птицею взвейся, красавец мой милый,
Не бойся — отец твой тебя охранит,
Как ястреб, полет твой он зорко следит.
Во взоре его и любовь, и отвага.
Правее… левее… вперед на полшага!
Рука протянулась, тверда и сильна,
Бесценное бремя удержит она!»
Но что ж вдруг случилось? Промчалось мгновенье…
Должно быть, плясун, не расчел ты движенье…
Рука твоя в воздухе праздно дрожит,
А мальчик у ног раздробленный лежит…
И поднял отец бездыханное тело,
Взглянул… увидал и поник головой.
Толпа ж разглядеть и понять не успела,
И шумное «браво» как гром прогудело,
Приветствуя смерти красу и покой!

В сонме поздних теней ты желанной звездой
Мне блеснула на миг — и пропала.
Эта ласка мечты, эта радость тобой
Словно песня в душе прозвучала.

Прозвучала и смолкла… И звук ее слов
Замер в далях ночных сновидений —
И опять надо мной лишь немых облаков
Пролетают тревожные тени.

В них луча твоего уж глазам не найти;
Кроткой песни потеряны звуки;
Умирая, слились и привет, и «прости»
В призрак встречи, любви и разлуки.

Но не властен я сердца мятеж превозмочь,
Жгучий пламень под пеплом таится, —
И тоска по тебе, как заря во всю ночь,
Не дает ни забыть, ни забыться!

Если ждет твое сердце любви — поспешай
В тот излюбленный солнцем, пленительный край,
Где у склонов цветущих прибрежий и гор
Расстилается моря лазурный простор,
Где красу юных пальм сторожит кипарис,
Где с землей небеса в томной неге слились.

Там недвижной теплынью окутанный день
Будет нежить мечтаний беспечную лень;
А крылатая, черная южная ночь
Обоймет… обольстит… и умчит тебя прочь
От забот и боязни, сомнений и слез
В звездный мир воплощенья несбыточных грез.

Этот мир… он — порыв, он — безумье, он — бред!
Ни минувшего в нем, ни грядущего нет!
Он, лобзая, молчит, потому что нет слов,
Чтобы выразить зной его пламенных снов;
К жизни робкого сердца, объятого тьмой,
Он прильнет лишь на миг… Но тот миг — будет твой!