Стихи Елены Аксельрод

На ветви упали белёного неба осколки.
Сосны разбушевались, силятся их стряхнуть.
На этой прибрежной мартовской барахолке
Чего только нет — лишь выбери, что стрельнуть.
Снег пены коснётся, и тает, и гибнет, рождая
Застывшие брызги, под ними дрожит изумруд.
Янтарная капля в песок закопалась, нагая,
Не тронем её. Ювелиры пускай подождут.

Прибалтика в марте. Как мало потрачено краски,
Как много оттенков в себя вобрала акварель.
Мы тихо уйдём. Мы покамест боимся огласки,
Но бережно так, как младенца несут в колыбель,
Тебя унесём на завещанное побережье,
Над коим восходит огромный слепящий янтарь,
Сжигает и плавит все наши сегодня и прежде,
И твёрдой рукой пишет заново наш календарь.

Стремительно взлетает вверх дорога.
Обрыв, обвал – и будущего нет.
Но не смотри так пристально и строго,
Даст Бог и нам ещё десяток лет.
Десяток лет – не вместе, не отдельно.
Не лучше ли десяток общих дней?
Но счёт подвел. Разменян срок недельный,
И с каждым утром на день мы бедней.
Отмерены нам общие рассветы
Не слишком тороватою рукой…
Нам подан поезд. Куплены билеты.
Сменилось море медленной рекой
Воспоминаний…

Жизнь после смерти есть. Я умерла
и вот попала в вечность – город вечный.
Теперь я знаю, что скрывала мгла
последняя и что сказал мне встречный,
последний в жизни той, когда осуждена
была я на Эдем, который не заслужен,
не выстрадан моим безверием досужим –
ни этот грозный зной, ни эта тишина.
А встречный говорил, что соль крута в раю,
где персик да инжир свисают с ветки каждой,
что буду мучиться неутолимой жаждой –
хоть плоть свою сожгла, чем душу напою?
Живу внутри стиха, где между строк – песок,
где юный Яаков – рубашка цвета хаки –
с Рахелью обнялся – их караулят маки,
и чёрный автомат, как пёс, лежит у ног.

Зачем я в бестелесности моей,
предвидя и в раю явленье Амалека,
в больную даль гляжу, где больше полувека
жила, не зная, что в раю больней.

Голые чёрные ветки –
Загадочная картинка.
Задача: найти твой профиль.
Контур, изогнутый ветром,
Над ним чуть заметный штрих –
И я тебя вижу, а рядом
Другой, непрошеный, профиль,
Я знать его не хотела,
Но тополь меня не щадил.

Загадочная картинка –
Что она означает?
Может в сплетении веток
ТА сторона бытия?
Как они изогнутся,
С кем окажусь я рядом –
Так ли все это важно?
Лишь бы стояло дерево
И рисовало загадки
Тонкими карандашами
На ватмане голубом.

Два года звёзды падали с небес
За палисады, за дома и лес.
Они спешили с высоты сорваться,
Чтоб я сумела загадать желанье:
Всегда одно – с тобой не расставаться,
Всегда одно – с тобой продлить свиданье.
Смотрю в окно за чёрные кусты
И вижу вновь, как стену темноты
Звезды падучей разрезает свет…
А у меня желаний больше нет.
Что мне теперь звезда чужая эта?
Не вспыхнуть ей твоею сигаретой.
Что мне теперь внезапный этот свет,
Когда тебя на свете больше нет!

От Чёрной речки в двух шагах Машук.
Елабуга видна с его высот.
Размашистую сеть свою плетёт
Российской географии паук.

Повсюду щупальца царёвых слуг –
От хищной Персии до Камских вод.
Арбе, что Грибоедова везёт,
Сопутствует теплушек скрытный стук.

Палач закатывает рукава.
Ты дома. Это значит – ты в петле.
Впадает в Каму вольная Нева.

Каким же чудом в непроглядной мгле,
Захлёбываясь в пыточной смоле,
Всё новые всплывают острова?

Там на столе горой тетрадки.
В окне последние лучи.
На тёмной лестничной площадке
ищу забытые ключи.

От глаз чужих в квартире скроюсь,
друг забредёт на огонёк.
Но зря в бездонной сумке роюсь –
кефир, очёчник, кошелёк.

Сижу я, к двери прижимаясь.
Лифтёр, храпя, подъезд хранит.
А там, внутри, не унимаясь,
мой телефон по мне звонит.

Слово толкнулось и замерло,
Будто под сердцем дитя.
Я его переупрямила,
Жизнь подарила шутя.

Знала ли я, каково оно
Будет, явившись на свет?
Туго спелёнато, сковано,
Чувства угасшего след.

Тень птицы на стене.
Тень жизни в пол-лица.
Тигрово-полосатое
сочится небо в дом.
А я — в прошедшем дне,
И нет ему конца,
Зачем горящим взглядом
стращает окоём?

На кочке золотой
Болотный дым вбирать —
Ну чем не простофиля,
ну чем я не кулик?
Темно. Окно закрой.
Захлопни, как тетрадь.
Оставь лишь птичью тень,
оставь дрожащий блик.

И ещё один день отжила, отбыла,
дожидаясь полночных снотворных,
правда, день был какой –
ясноликий, морской,
в гребешках и серёжках узорных.
Вместе с вами вдоль моря я шла босиком,
приминая остывший песок.
Позади бело-красные стулья вверх дном,
каменистых холмов поясок.

Я смотрела на вас из окна своего,
сквозь ограду темневшего сада,
да, я видела вас, и уже ничего,
ничего, мне казалось, не надо.
Но душистый свекольник бурлил на огне,
клокотал, точно пена морская,
волны веток метались по тесной стене,
в ночь бессонную не отпуская.

Танцую. Топчутся вокруг
Плясуньи, не совсем младые.
Их каблуков не точен стук,
Причёски высятся седые,
Окрашенные в пламя дня,
Окрашенные в сумрак ночи —
Примерно так, как у меня.
Нас балетмейстер в звёзды прочит,
Кричит, стучит: «Батман тандю!»
Меня не слушаются ноги,
По безучастному дождю,
По оседающей дороге
Плетусь в балетных башмачках
На еле слышный звон трамвая.
Огни зелёные впотьмах
Скользят, меня не задевая.
Крахмальный, как пуанты, снег
Ложится на асфальт осенний,
И неподвижен мой побег,
Лишь сходятся, как в танце, тени.
Мне сто или пятнадцать лет?
Всплывают, пропадают лица.
Никак не кончится балет —
Ни выпрыгнуть, ни провалиться.

Ненадёванные платья,
Неговоренные речи,
Нераскрытые объятья,
Несвершившиеся встречи.

Я застряла в лифте тёмном,
Не поднявшись, не спустившись —
В лифте тёмном, неподъёмном,
Не простясь, не расплатившись.

Нахожу наощупь кнопки.
Жму на все подряд вслепую.
Зов мой из ночной коробки
Падает в нору пустую.

Мечется во тьме сознанье,
Точно в петлях серпантина.
Но прощенье, воздаянье,
Воздух, свет — улыбка сына.

Я старомодна. Я люблю музеи.
Брожу часами. На людей глазею,
Потом они со стен глядят мне вслед.
Однако нынче не в чести портрет —
Пожалуйте со мною в галерею.

Москва, Чикаго, Иерусалим.
Просторный зал бесплотен, нелюдим.
Где выставка? Растерянный мой взгляд
Встречается со взглядом унитаза,
А вдоль стены усладою для глаза
Телеэкранов чёрно-белый ряд
Невыразимую смакует муку —
Одна рука другую чешет руку.
Вот зал второй — квадраты и круги.
Нет лиц, нет глаз. Бутылка, сапоги,
Клочок газеты, проволока, гвоздь.
С кем взглядом встретиться?
Случайный гость,
В недоуменьи пялюсь на отходы
Толпы, в которой лиц не разберёшь.
Серьгу, афишку, жвачку, ржавый нож
Художник хищный притащил с охоты.

Такой студёной была земля,
Что снег на неё косился встревоженно.
Прохожих пунцоворожих
Да и себя веселя,
Мороженщица в киоске
Нахваливала мороженое.

Девочку не оттащишь:
— Двадцать копеек! Скорей! —
У бабки в руке пустая
Внучкина рукавица:
— Негодница, ты куда?
Дразнят детей, как зверей!
В морозы и без мороженого
Не мудрено простудиться…

А нынче земная плоть
Стала так горяча,
Что дождь боится обжечься,
Коснуться её, испариться.
И девочку в дом не заманишь —
Не сыщешь того калача —
И пусть его — дом на слом —
Ни скрыться, ни воротиться!
От жаркого одиночества
Не отыскать врача.

Где бабка теперь, где внучка,
И где она — та рукавица?