Стационарный смотритель отдаленной прерии 0 (0)

Одна скамейка, небо — оттиск серый,
Пустой перрон как мрачный силуэт,
Двенадцать лет платформе, дальше — прерий
Двенадцать миль мерцающий просвет.

Восток, юг, север, запад, — всё уныло,
В лохмотьях пара поезд мчит, гудя,
Сужаясь, пика рельсов даль пронзила,
Сломав завесу беженца-дождя.

Здесь только я; никто не нарушает
Покой равнин и пустошей вокруг,
Ничто видений тяжких не рождает,
Лишь тени все исчезнут робко вдруг.

Ах, нет! Идёт от станции бродяга,
На фоне неба страшно измождён,
Кивнул, приветил знаками, бедняга,
Пока состав летел на перегон.

Сесть предложил мне жестом, столь суровым,
Как тишь небес, как воздуха поток.
Мы были одиноки под покровом
Молчания, печалей и тревог.

И каждый — в своих мыслях, потемнели
Размытые межи, железный путь;
И каждый молча смотрит в параллели,
Где угасает звук, что не вернуть.

И вот, незваный, — для чего?, зачем-то? —
Мне отдавал он груз своих невзгод,
Как облаков темнеющая лента
Уныло каплет влагою забот.

Он с детства здесь, когда из кукурузы
Индейцы появлялись без конца;
И полнил пустошь вой волков кургузых,
Меж стойбищем и хижиной отца.

Природа злилась: урожай косила
Пожаром трижды за один посев;
Торнадо смёл каминные стропила,
И он бледнел, на мёртвых посмотрев.

Пришла Война. Когда его призвали,
Он молча шёл за флагом, стороной,
Сквозь топи, — безымянный, без медали,
К тюремной койке, тощий и больной.

Но шторм утих, он выброшен волною
На берег, чтоб родное небо зреть;
То случай дал ему игрой шальною
Возможность жить, — кому-то — умереть.

В его слова врывались постоянно
То низкий ропот ветра с пустырей,
То крики дальних птиц, то неустанный
Всхлип травянистых плачущих морей.

Но скорбные прервали заклинанья
Дрожащая звезда и дальний крик.
Летит состав! На станции молчанье,
Она пуста, как неба грустный лик.

Здесь только я; никто не наблюдает
Покой равнин и пустошей вокруг;
Здесь только я, тот крик, и шум взлетает
Колёс и букс, что резко встали вдруг.

«Не опоздайте! Эй, ты кто? Смотритель?
НЕТ НИКОГО! Мы здесь решили встать.
Вчера под поезд прыгнул местный житель,
Вот в это время! Тут! Места занять!»

Мадроньо 0 (0)

Командир лесных причуд,
Ты стоишь, как Робин Гуд!
Гольфы алые в траве,
Плащ из бархата в листве!
Ты нарядней всех вокруг,
Щегольством пленяя луг!

Когда августовский зной
Опаляет мир лесной,
На сосне капель смолы
От ствола и до иглы, —
Уголок тенистый твой
Полон свежею листвой.

А когда осенний луч,
Мир печаля, из-за туч
Холст расправит на холмах,
Пепел высыплет в ручьях,
Ты без гольфиков своих,
Среди веток золотых
На поляне мрачной рад
Всем устроить маскарад.

Скоро ль выкрасят в кармин
Твои щёки, Арлекин?
С полированным листом,
С красным веточным зонтом,
С многоцветием плодов,
Твой костюм в сезон готов, —
Где предел у этих чар,
Что искусств затмили дар?
___________
Мадроньо — madrona, madrone, madrono исп. бот. мадронья, земляничное дерево (Arbutus menziesii)

У Хамиенды 0 (0)

На оливе, что мертва,
Кто-то вырезал слова —
«Мануэла из Ла Торре».
Среди старых стен весной
Бьётся дождь, а летом — зной,
Ветер зря поёт лесной
«Мануэла из Ла Торре».
Песня та уже без слов,
Но звучит рефреном зов —
«Мануэла из Ла Торре».

Ночью, стих лишь ветра стон,
Вдалеке гитары звон,
И печальный обертон
Самой давней из историй,—
Так давно твой пели взгляд,
Старых стен был молод ряд,
Мануэла из Ла Торре.

Долли Варден 0 (0)

О, Долли! Разве кто забыл
Чар этих блеск, что нас пленил?
Тот миг её изобразил,
Как живописец, чётко, —
Со шляпкой набок, ясный взгляд,
Летит по улочке каскад
Из ситца, ротик плутоват, —
Дочь слесаря, красотку!

О, дева — «мастера» портрет!
О честь! О верности обет!
Подобной в книге жизни нет
На загнутых страницах!
И с кем тебя сравнить нам! Ах!
Её я видел в двух шагах
Вчера в невянущих цветках
Взлетающего ситца.

Из камня — скромный отчий дом,
Пять этажей высоких в нём;
Вкус и изящество кругом,
Но странный взгляд житейский: —
Колонн античных частокол
И дверь готическая в холл, —
Столетья разделяют пол
И потолок «помпейский».

Салон, где правила она,
В «версальском стиле», и стена
Китайских шкафчиков, смешна
Смесь варварская эта;
Диваны — «классика», друзья, —
(Sedilia — римская скамья);
Стул, средь «ампирных», вижу я
Времён Елизаветы.

Богиня в храме, так мила,
Мне руку в кольцах подала, —
В камнях каратам нет числа,
И все воды чистейшей, —
Присела низко, чтоб пышней
Казались буфы, и видней
Роскошных юбок ткань, что ей
Купил отец добрейший.

Как платье прост и речи строй, —
Французский, свой язык второй,
Она любила, и порой
Не понимал я что-то.
Сказать, она стыдлива, вздор!
Её спокойный, гордый взор
Выносит Хьюго приговор
За грубость анекдота.

Спросил я: «Что за маскарад?
Костюм для фарса и шарад,
Ватто пастушеский наряд?»
Она смеётся: «Ой, ли!
Должны Вы знать её, mon sire, —
Пылал к ней страстью сам Шекспир,
Иль Байрон, — то один кумир:
Я, Долли Варден! Долли!»

О чем пел дымоход 0 (0)

Ветер ночной в дымоходе поёт
Ещё никому неизвестный напев;
Вот Женщина вместе с дитём замерла,
Припомнила дочь, что недолго жила,
Слезу прогоняя, в сердцах прокляла:
«Противен мне вой в дымоходе».

Ветер ночной в дымоходе поёт
Ещё никому неизвестный напев;
И Дети шептали, в углу присмирев:
«То ведьма летит к нам от злых королев,
Волшебной трубы её слышится гнев,
Как страшен нам вой в дымоходе».

Ветер ночной в дымоходе поёт
Ещё никому неизвестный напев;
Мужчина к огню, замерзая, приник,
Бормочет: «А снег — то, завалит нас вмиг,
И уголь в цене, и доход невелик,
Заделать бы щель в дымоходе».

Ветер ночной в дымоходе поёт
Ещё никому неизвестный напев;
И слушал с улыбкой Поэт — воплощён
В Ребёнка, Мужчину и Женщину он.
И молвил: «Господень звучит камертон
Как ветер в моём дымоходе».

О чем пела пуля 0 (0)

О, радость творения —
Быть!
В полёте про всё
Позабыть!
Как бы не был кончен бой,
Хотя скрыто всё пальбой,
Он назначен мне судьбой —
Полюбить!

Вижу я, где он стоит,
Одинок,
И нажать уже грозит
На курок,
Узнаю его черты,
Грациозной красоты,
Он лишь — цель моей мечты,
Мой дружок.

Это он — моя Любовь!
Он так смел!
Это я — твоя Любовь!
Твой удел!
Я блаженствую, мой свет!
Поцелуешь ли в ответ?
Почему ты не согрет
Среди тел?

Фрэнсис Брет Гарт — «Двадцать лет» 0 (0)

Я не слушал тебя, старина!
Извини! Размечтался устало.
Звон льдинок в бокале вина
Разбудил мою память от сна,
И струна её вновь зазвучала.

Оказался на пастбище вдруг
Я, спустя двадцать лет — всё знакомо,
В этом звуке услышал, мой друг,
Колокольчиков звон я вокруг
От коров, приближавшихся к дому.

Лепестки белых яблонь дрожат;
Златоцвет в копьевидном убранстве;
За плавильней Рапалей закат —
Дальний Запад — тревожил мой взгляд,
Как страна романтических странствий.

Был героем мой друг, и была
Моя девочка — ангел. Не скрою,
Пил я пахту, но в десять могла
Вера крепкой быть, в тридцать — прошла,
Сомневаемся мы с перепою.

Ах, всё это представилось ли,
Что, мечтал я, должно быть, устало,
Иль, скорей, потерял всё в пыли
Прошлых лет, тех, что коркой легли
На бутылке твоей из подвала.

Ты сказал, что прошло двадцать лет?
Двадцать лет? Ах, мой друг, я всё знаю!
Все мечты, улетевшие вслед,
Все надежды, которых уж нет,
Я с тобой, старина, пропиваю!