Стихи Леонида Завальнюка

Сереже

Унылый вечер брел к погосту.
И от разинутой избы
Разило валенком сиротства
И волчьим войлоком судьбы.
И вдруг сквозь тучи луч осенний.
И голос чистый, как слеза:
– Спасенье в том, что нет спасенья.
Все, все уйдете без следа.
– А ты? – спросил унылый вечер.
– А я, – сказал далекий свет, –
Умру живым и буду вечен.
– Ну вот!.. – И улыбнулся вечер. –
А говорил, спасенья нет.
И дальше он побрел, как пленный.
И где-то на краю земли
Вдруг слился с голосом вселенной.
И канул. И исчез вдали…

Далёко-далеко, где носят чуни,
Где юбки шьют из маскхалатов и мешков,
Где юноши и старики в кругу
Сидят
И курят крепкую махорку,
Где сотню отдают за молока махотку,
В краю войны и детства моего
Живёт та девочка.
Она меня не знает.
Она Толстого вечером читает.
Не ходит на гулянку, не поёт
И самогон со взрослыми не пьёт.
Она красива. Чёрная коса
Чернее чёрной непроглядной ночи.
Огромные укромные глаза.
Я сплю и бормочу:
— Ах, эти очи! —
Я не влюблён. Мне слишком мало лет.
Я плохо кормлен, чтоб влюбиться рано.
Но на неё смотрю я как-то странно,
Как на прекрасный призрачный балет.
В ней столько тихой грации, игры,
По-городскому кроткого кокетства,
Что так и тянет выйти за дворы
И, разбежавшись, выскочить из детства.

Когда наелись гости и уснули,
Я запер дом, забрался на чердак.
И долго там сидел на колченогом стуле,
Неторопливый, вдумчивый дурак.
Я вспоминал судьбу свою большую,
Коней сапатых, серую козу.
Я вспоминал, кому свояк я
И кому я шурин.
И то смеялся, то ронял слезу.
И так мне было хорошо,
И так я был доволен,
Так что-то пыльной памятью постиг,
Что громко застонал
И зубы сжал до боли,
Чтоб не вскричать:
— Запомни этот миг!

Давно ничего не хотелось.
Вдруг хочется петь и плясать.
Душа – это б ладно,
Но тело
Желает летать оголтело
И взгляды на женщин бросать.

И что-то в нем шепчет так страстно:
– Сними только святости нимб,
И мы полетаем прекрасно
И матерный стих сочиним.
И мы!..
Но душа не хотела,
Чтоб тело мной долго владело.
И вот, запершись в туалете,
Тихонько я спел и сплясал,
А после, при утреннем свете,
На старой какой-то газете
О смерти, о тающем лете
Трепещущий стих написал.

Поговори со мной, душа моя, природа.
Пойму тебя на языке любом.
А то, что не дано понять без перевода,
Переведут надежда и любовь.

Молчание в ответ.
Огромное молчание.

Я знаю эту немоту горенья изначального,
Я знаю, в ней все то заключено,
Что может отвести наш мир
От скверны и отчаянья.

Звучит,
Мильены лет звучит язык молчания.
И некому его перевести.

Влечет по вечной темени
Заката полоса
Растерянных растений
Грибные голоса.

Парит над нами раннее
Прозрений ремесло.
И дерево сознания
В незнание вросло.

Несется конь израненный
Со всадником внутри.
И надо всем стенание:
– Закрой глаза, смотри!

Пустыня бредит просекой.
И, превратясь в игру,
Любовь на верность бросилась,
Прогрызла в ней дыру.

Надежда, как заноза, –
Тащи ее мечом.
И жажда мира нового,
как песня ни о чем.

Снова сильная вьюга
Опалила леса:
Не имеющий друга
Не имеет лица.
Вдоль полоски заката
Голубые столбы:
Не имеющий друга
Не имеет судьбы.
Пусть крыла за плечами,
Пусть из лавра венок,
Будь навек опечален,
Если ты одинок.
В этом жизненном море,
Что не ведает дна,
Одинокость — не горе,
Одинокость — вина.
И по синему вьюга
Пишет белым огнем:
«Не имеющий друга —
Да плачет о нем!»

Где ты, радость, где ты, гость?!
Что за дивная работа:
Дни и ночи ждать кого-то.
(По-украински – когось)

Долго-долго нету, нету.
Ах ты, ждать и догонять!
Приходи хоть ты, планета,
Или звезд далеких рать.
Или поле, или школа…

Входит мальчик весь в соплях.
– Ты откуда?
– Я из Шполы.
Быть не может, он из Шполы.
– Проходи, садись, земляк!

Мы беседовали сутки.
Лес шумел, летели утки.
Ели сало и галушки.

Ах, две вербы – две подружки,
Тетка Клава, дед Денис…
Украина, Украина,
Что уходишь? Оглянись!

И сказала Украина:
– Без тебя я пропаду.
(По-украински – загыну),
Но к тебе я не приду.

…Мы прощались на перроне.
Он уехал, я всплакнул.
Украина, Украина!
А в ответ, как таз уронят.
Да какой-то посторонний
Невозможный, мертвый гул.

Лепечет печь горячими устами
О чём-то деревянном, земляном…
Вот я мальчишка. Лезу за блином,
Разбуженный покоем и теплом.
…В большой печи
Большие чугуны.
Ночь кончилась. Но мгла ещё бескровна.
К стеклу прильнул мороз. И мутный диск луны
Оконным косяком обрезан ровно.
Там, за стеной,— замерзший огород
Торчит щетиною капустных кочерыжек.
А дальше там, за ним,
Пустырь с кастрюлями дырявыми, без крышек
И с белым чайником, открывшим ржавый рот.
За пустырём — поля. За ними — стылый рельс
И шпалы чёрные, как ряд рояльных клавиш…
О жизнь моя, сыграй обратный рейс!
Дай окунуться мне в бездонный тёплый кладезь
Пяти простейших чувств, без грусти о шестом.
Дай к прошлому рукою прикоснуться,
Побегать, порыбачить под мостом,
И, удочки припрятав под кустом,
С уловом сказочным опять сюда вернуться!

Хотел бы я лечить, но не умею.
Учить хотел бы я,
Но некого учить.
Будь трижды я умен, а он всегда умнее.
Я говорю ему:
– Вот на тебе. Прекрасная идея!
А он:
– Прости, нельзя ль деньгами получить?

А впрочем, что там толковать, –
Я где-то сам такой:
Чужих открытий в душу не приемлю.
Сам открывал я небеса и землю,
Сам добывал порядок и покой.

И только иногда какой-то сильный ток,
Идущий от поступка иль от взгляда,
Входил в меня, минуя все «не надо»,
И приживался.
И давал росток.

Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал!
П. Коган.

Я с детства полюбил овал.
За то, что он такой законченный.
Н. Коржавин.

Имея эллиптическую сущность,
Нельзя не натыкаться на углы.
Не потому нельзя, что невозможно,
А потому, что света нет без мглы.
Есть утренняя серая пора,
Есть пасмурные дни и вечера,
Но как-то забываем мы об этом,
Как и о том,
Что не единым светом
Жив человек.
И что б ни рисовала
Его рука,
Куда бы ни вела, —
Углы всегда лежат внутри овала,
Как сам овал всегда внутри угла.
Да, перед светом надо падать ниц.
Но не мешало помнить бы при этом:
Как меж душой и телом нет границ,
Так нет границ меж теменью и светом.
Я с детства человечков рисовал,
А в них ведь все —
То угол, то овал…

Через пень, через пень,
Через пень-колоду,
Через «пей», через «не пей»,
Через «бей свободу».
Через «жди», через «не жди»,
Через «харкай кровью».
Через черные дожди
Над последней кровлей.
Через праздник нелюбви,
Через верность дали,
Через «худший меж людьми»,
Через «весь в медалях».
Через «блуд», через «святой»,
Через «тать-собака»,
Через «сноб», через «простой»,
Через свет из мрака.
Через басню «все равны»,
Через вечность мига.
Через стон: «Мы не рабы!»,
Через жажду ига.
Через запад и восток,
Через боль творенья,
Через мутный кровоток
Смуты и смиренья.
Через тайный лаз в судьбе,
Что с рожденья снится,
Он придет, придет к тебе
В ноги поклониться.
Он придет, придет к тебе,
Золотое лето,
Чтоб заплакать и сказать:
– Как прекрасно это!
Чтоб стоять за годом год –
Руки к небосводу.
А потом – опять вперед.
Так ли, эдак, но вперед
Через пень-колоду.