Стихи Михаила Дмитриева

Я не пророк; я не пророчу
Паденья царств и городов!
Не бойтесь: я не изурочу
Ни дочерей их, ни сынов.
Покуда Божий перст не тронет,
Покуда терпит Бог грехам,
Никто, конечно, не потонет:
Он запретит Своим волнам!
Но кто над бездной, над трясиной,
Тому одуматься — закон!
Вода ль, огонь ли — все едино,
Винета, или Лисабон!
Подводный Иомсбург и Помпея!
Моих свидетелями слов!
Поэт, угадывать не смея,
Предостеречь всегда готов!
Да! есть давно какой-то голос,
Пока невнятный и глухой;
Но и теперь уж дыбом волос
Встает подчас над головой,
Когда увидишь, как слабеет
И вера наша и любовь,
Как дух сомненья хладом веет
На искупляющую Кровь!
Откуда он? — Откуда эта
Идет ватага на Христа?
Откуда обаяньем света
И заграждают нам уста,
И омрачают наши очи,
И заслоняют верный слух!
О! не с востока, а с полночи
И голос тот, и этот дух!
Москва надолго б сохранила
Свой тихий быт, свой верный суд:
Но трудно ей; там власть и сила;
А здесь терпение и труд!
Дай Бог и им и нам здоровья!
Зла не хочу я никому!
Но есть старинное присловье;
Я верю несколько ему:
Повадился кувшин красивой,
Что день, то по воду ходить;
Ведь я могу сказать учтиво,
Что можно голову сломить!

Князь Вяземский жало
На «Вестник» острил,
Но критикой вялой
Ему ж услужил.
Нестоек он в слове!
Я знал наперед:
Бодливой корове
Бог рог не дает!

В нем страстная к учению охота;
От схоластических избавившись ходуль,
Он в Шеллинге открыл, что бог есть нуль,
А Грибоедов что-то.

Вам ли описывать нашу Москву? — Вы в Москве чужеземцы!

Где ее видели вы? — На бале, в театре и в парке!
Знаете ль вы, что Москва? — То не город, как прочие грады;

Разве что семь городов, да с десятками сел и посадов!
В них-то, что город, то норов; а в тех деревнях свой обычай!

Крепости мрачны везде; их высокие степы и башни
Грозны, как силы оплот, и печальны, как воли темница;
Кремль же седой наш старик — величав, а смотрите, как весел!

Где его рвы и валы? — Да завалены рвы под садами;
Срыты валы — и на них, как зеленая лента, бульвары!

Вместо кипучей жизни столиц, паровой и машинной,
В нашей Москве благодатной — дышит несколько жизней:
Пульс наш у каждого свой; не у всех одипако он бьется!

Всякий по-своему хочет пожить: не указ нам соседи!
Любим мы русский простор; и любим домашнюю волю!

Там, на Кузнецком мосту, блеск и шум, и гремят экипажи;

А за тихой Москвою-рекой заперты все ворота!
Там, на боярской Тверской, не пробил час привычный обеда;

А на Пресне, откушав давно, отдохнули порядком,
И кипит самовар, и сбираются на вечер гости!

Много у нас есть чудес и редкостей царских палата;
Веселы балы зимой и роскошны богатых обеды;
Живы у нас, по летам, и по рощам, и в парке гулянья;
Но не узнаешь семьи, не сроднясь, не вошедши в ту семью:

Так не узнаешь Москвы, не привыкнувши к жизни московской!

Что же вините вы нас, что лицом мы на вас не похожи?
Есть на московских на всех, говорят, отпечаток особый!

То ли нам ставить в укор, что у нас есть свой нрав и обычай?

Вы на монете глядите сперва: сохраняет ли штемпель;
Мы — настоящий ли вес, да посмотрим, какая и проба!

Кто властен удержать младой души движенья,
Когда любовь к земле и к жизни в ней горит?
И кто потухший огнь ей снова возвратит,
Когда угаснул ом от раннего мученья?..
О равнодушие! Сколь часто я взывал
К тебе, волнуемый моей кипящей кровью,
Как бы предчувствуя, что счастливой любовью
Коварный рок меня на гибель прямо мчал!
Без тучи грянуло несчастье над главою!
Шум стих, я поднял взор — и ты… уже со мною!
Но ты не тот беспечный бог.
Спокойный, радостный, ступающий на розы,
С которым жизни путь столь ровен и отлог:
Ты отнял всё, отнявши слезы!
Отдай мне их, отдай назад!
Пусть вновь их пламень жжет мне грудь хотя однажды,
Пусть сердце вновь томит неутолимость жажды, —
Несносен для души бесчувственности хлад!

Не ревнуй лукавнующым, ниже творящым беззаконие.
Псалом 36

Не раздражайся на порочных
И не завидуй их делам!
Они красою благ непрочных
Подобны злаку иль цветам!
Но будь на Бога в упованьи!
Твори добро в самом страданьи
И слово истины храни!
Предайся с верой Божьей воле:
Он даст желанное, даст боле
И наградит терпенья дни!

Пусть успевает нечестивый
И гордый замыслом своим:
Не мсти, оставь свой гнев правдивый,
Чтобы не быть подобну им!
Еще немного — их не будет!
И место самое забудет,
Где был на нем земли кумир;
Но правым суд иной я внемлю:
Смиренные наследят землю,
Миролюбивых доля — мир!

Почто же взводишь ухищренье
На мужа кроткаго злодей?
Господь, зря мести приближенье,
Смеется хитрости сетей!
Пусть меч исторгнут изощренный,
Натянут лук свой неизменный;
Не совершат и ими зла:
Вонзится в них же меч скользящий,
Внезапно лопнет лук дрожащий,
Падет безсильная стрела!

Не лучше ль малость достоянья
И с оным сердца чистота,
Чем неизсчетныя стяжанья
И с ними духа теснота?
Богач берет и в долг без платы;
А кто даст даром? — небогатый!
Я в сединах, я молод был,
Но не видал, чтоб муж правдивой,
Оставлен был толпе сварливой,
И хлеба сын его просил!

Твори добро и зла чуждайся:
Бог любит добрых и хранит!
Жди, веруй и не колебайся:
Он нечестивых истребит!
Тебе прибавит жизни время,
В твое отдаст он землю племя,
Но грешнаго изгладит след.
Я зрел: надменный возвышался,
Как кедр ветвями разширялся;
Прошел, ищу его — и нет!

Сын бедный природы
Так песню певал:
«В давнишние годы
Я счастие знал!

В давнишние годы
Был мир веселей,
И солнце и воды
Блистали светлей!

В то время и младость
Резвее была,
И долее радость
Нам кудри вила,

И лес был тенистей
Стыдливой чете,
И розы душистей,
И люди не те!

Тогда к хороводу
Сбирались скорей
И пели свободу
Средь диких полей.

В то время с весною
Любовь нас ждала…
В то время… со мною
Подруга жила!»

Солнце скрылось; идут тучи;
Прах взвился под небеса;
Зароптал ручей гремучий;
Лес завыл: идет гроза!
Так дано тебе, сын праха,
Зреть, что будет, в том, что есть,
В чувстве радости и страха
Буквы тайныя прочесть!

Отчего ж, когда темнеет
Мира внутренняго луч,
Тягость сердцем овладеет
И душа мрачнее туч —

Отчего тогда, сын персти,
Ты не скажешь: будет гром!
Не затворишь чувств отверстий
И не внидешь сердца в дом?.

Мир есть символ! Тот, чье око
Не болит и не темно,
В настоящем зрит глубоко,
Что в грядущем суждено!

Хотя из гордости брось перья,
Чтоб не сказали наконец,
Что Мефистофелес-хитрец
У Вяземского в подмастерьи.

Вот брату и сестре законный аттестат:
Их проза тяжела, их остроты не остры;
А вот и авторам: им Аполлон не брат.
И музы им не сестры.

Когда талант с фортуной в споре, —
Тот скуп, та хочет наградить, —
Одна лишь слава в сём раздоре
Права их может согласить!
Она совсем без вероломства
Вот как решает дело тут:
Доходит имя до потомства,
А сочиненья — не дойдут.

Калиф однажды видел сон:
Ему казалось, будто он
На дно спустился ада,
Где всякому — своя награда!
Там был в огне Дервиш; а рядом с ним Калиф!
За что такия вам мученья? —
Спросил во-первых он апостола смиренья.
«Я был, — он отвечал, — как царь властолюбив!
А ты? — ко предку он со вздохом обратился:
»Я… бросил мой народ и как дервиш молился!»

Странная мысль мне пришла! — Первобытный язык человека
Не был ли мерный язык, обретённый поэтами снова?
Как он естествен и жив! Он не то, что ленивая проза!
Все в нём слова — как лады; речь — как полная звуков октава!
В прозе — оратая труд, а в поэзии — сила атлета!

Страшно становится мне, как подумаю: сколько несчастных,
Тонкого слуха и ясных очей лишены, неспособны
Веянья жизни принять, животворных сил духа изведать!
Грубая речь для потребностей дня лишь — их слух отверзает;
Грубый житейский лишь быт — устремляет их жадные очи!

Низко упал тот народ, где поэтам высоким не внемлют!
Ниже ещё, где они не являются более миру!
Там, где в народе немом замолчало высокое слово,
Там невозможны — высокий полёт, ни великая жертва!
В зареве нашей Москвы — пел во стане певец вдохновенный!

1

Жаль мне вас, младые девы,
Что родились вы в наш век,
Как молчат любви напевы
И туманен человек!

Ваши матери весною
Дней безоблачных своих
Для любви цвели красою
И для песен золотых!

Вы цветете — без привета:
Скука — пляски вашей след,
На любовь вам нет ответа,
На красу вам песен нет!

Как богиням, в ваши годы
Им курили фимиам;
Кто поэт, кто жрец природы
Вас введет с собою в храм?

Ваши прелести земные
Для земных блистают глаз —
Наши души ледяные
Не пылают уж для вас!

2

Жаль мне, юноши, что младость
Ваших дней не весела,
Что раздумье гонит радость
Рано с вашего чела!

Не слыхать нам песни вашей,
Смех не шумен, шутка спит,
И за дружескою чашей
Откровенность не сидит!

Горды вы своею скукой!..
Целя мудрыми прослыть,
Жизни заняты наукой,
Забываете вы жить!

Не касался с наслажденьем
Ваших уст еще порок,
А мутите уж сомненьем
Чистой жизни вы поток!

Жаль мне слышать ваши споры
О науке новых лет:
Где за истину раздоры —
Знак, что истины там нет!

3

Жаль мне, старцы, утружденных
Жизни тягостным путем
Видеть вас полузабвенных
В поколенье молодом!

Вы, как племени былого
Обелиск из дальных стран,
Для живых людей — без слова
Вещей мудрости орган!

Ваши подвиги забыты!
В укоризну нам они!
Новизной лишь знамениты
Ум с заслугой в наши дни!

Молча ваших дней преданья
Вам приходится беречь,
И, свалившись без вниманья,
Дать простор — и в землю лечь!

Грустно, дети, и печально
Видеть быстрый ваш расцвет!
Мир пустеет идеальный,
Тесен, темен жизни след!

Век быстрее прежних мчится!
Он хлопочет, он спешит,
Недосуг добру учиться:
Веры нет, а ум кичит!

Дни работы — и погашен
В храме сердца фимиам!
Добывая злата, брашен,
Человек не входит в храм!

То, земной поденщик нужды,
Движет тяжесть он громад
И, богатства духа чуждый,
Хочет чревом быть богат;

То, гордясь созданья силой,
Мнит творца усвоить честь:
С места сдвинул он, что было, —
Не на месте то, что есть!

Расшатались мудрых мненья?
Бог и польза — на весах:
Нет для духа убежденья
И неверен каждый шаг!

Человечество не здраво!
В ваши зрелые года
Как узнать, что будет право
И что истина тогда!

5

Жаль тебя мне, век усталый,
Ранний старец без седин,
Мыслью буйный, в чувствах вялый,
Об отцах забывший сын!

Ни восторга наслажденья,
Ни молитвенной слезы!
Только алчность насыщенья!
Только ропот в день грозы!

Что ж за дух тебя волнует?
Что за скорбь и теснота?
Что за ветр в умах бушует?
Что в душе за темнота?

Чем ты, гордый, недоволен,
О делах своих крича?.
Ты души недугом болен
И не ищешь душ врача!

Бог в творенья не прославлен,
Тварь сама себе закон,
Человек себе оставлен —
Оттого и смутен он!

6

Мысль одна меня тревожит!
От нее-то стынет кровь.
В беззакониях, быть может,
Не иссякла ль в нас любовь?

Нет любви — не веет радость
Освежающим крылом,
И тогда — уныла младость,
Старость — косна языком!

Нет любви — животворящий
Исчезает в людях дух,
И сомненья дух блудящий
Ходит в людях, нем и глух!

И среди сердец пустыни,
Где любви распалась связь,
Дух стяжанья, дух гордыни
Заработает, кичась!

Разрабатывает пышно
Счастье мир, как фабрикант,
Но уж песен дев не слышно,
Мудрый — кроет свой талант!

Оттого-то жаль мне, девы,
Что родились вы в наш век,
Что молчат любви напевы
И туманен человек!