Стихи Михаила Исаковского

Лети, письмо приветное,
Лети в далекий край.
От нас поклон Калинину
В столице передай,—

От всех больших и маленьких,
От жен и стариков,
От нынешних колхозников,
От бывших мужиков.

Скажи, письмо, Калинину,
Что любим мы его —
Наставника, товарища
И друга своего.

К нему и днем и вечером
Со всех концов земли
За ленинскою правдою
Мы ехали и шли.

И радости и горести
Вручал ему народ:
Калиныч, мол, обдумает,
Калиныч разберет.

Он с нами разговаривал
До утренней зари —
Простой рабочий питерский,
Крестьянин из Твери.

Для каждого хорошее
Он слово находил,
С прямой дороги ленинской
Нигде не своротил.

Лети ж, письмо приветное,
Лети над всей страной.
Снеси в Москву Калинину
От нас поклон земной,—

От всех больших и маленьких,
От жен и стариков,
От нынешних колхозников,
От бывших мужиков.

Так уж, видно, пришлось,
Так наметилось,
Что одна ты двоим
В жизни встретилась;

Что и мне и ему
Примечталася,
Но пока никому
Не досталася…

Где бы ни была ты,
Он проведает,—
За тобой, словно тень,
Всюду следует.

Для тебя для одной
Он старается,
Для тебя на «Казбек»
Разоряется;

Для тебя надо мной
Он подшучивает,
Для тебя под гармонь
Выкаблучивает,—

Чтоб его одного
Ты приветила,
А меня б и совсем
Не заметила…

Ну а я не такой
Убедительный,
Не такой, как мой друг,
Обходительный.

Молча я подойду,
Сяду с краюшка…—
Золотая моя,
Золотаюшка!

Где такая росла,
Где ты выросла,
Что твоя красота
Краше вымысла?

Ты и радость моя,
И печаль моя,
И надежда моя,
И отчаянье…

Если даже не мне
Ты достанешься,
И уйдешь от меня —
Не оглянешься,—

Я в себе затаю
Всю беду мою,
Но тебя упрекать
Не подумаю.

Пусть падет на меня
Неизбежное:
И тоска и печаль
Безутешная;

Сущей правды словА
И напраслина,—
Только б знать мне, что ты
В жизни счастлива!

Мне хорошо, колосья раздвигая,
Прийти сюда вечернею порой.
Стеной стоит пшеница золотая
По сторонам тропинки полевой.

Всю ночь поют в пшенице перепелки
О том, что будет урожайный год,
Еще о том, что за рекой в поселке
Моя любовь, моя судьба живет.

Мы вместе с ней в одной учились школе,
Пахать и сеять выезжали с ней.
И с той поры мое родное поле
Еще дороже стало и родней.

И в час, когда над нашей стороною
Вдали заря вечерняя стоит,
Оно как будто говорит со мною,
О самом лучшем в жизни говорит.

И хорошо мне здесь остановиться
И, глядя вдаль, послушать, подождать…
Шумит, шумит высокая пшеница,
И ей конца и края не видать.

1

К Степановой хате весной, перед вечером,
Подкралася смерть неприметной тропой.
— Степан Алексеич! Раздумывать нечего…
Степан Алексеич! Пришла за тобой.
Как видно, пропала ухватка железная, —
Лежишь ты да зря переводишь харчи…
— Что верно, то верно — хвораю, болезная,
Что правда, то правда — лежу на печи.
Давно уж задумал я думу нездешнюю,
Давно отошёл от полей и двора…
— Ну, что ж, приготовь
свою душеньку грешную,
Сегодня твоя наступила пора…
— Готов я. И доски для гроба натёсаны,
И выбрано место… Дорога одна…
А только нельзя ли отсрочить до осени? —
Уж больно хорошая нынче весна.
Хочу перед ночью своей нескончаемой
При свете, при лете пожить, подышать,
На всё на живое взглянуть на прощание,
Чтоб легче мне было в могиле лежать.
Опять же, хоть стар я, а всё же с понятием,
И знать, понимаешь ли, надобно мне —
Что наши решили насчёт неприятеля
И как повернутся дела на войне.
Узнаю про всё и умру успокоенный, —
Ни словом, ни делом тебе не солгу… —
И смерть отвечала: — Пусть будет по-твоему,
До первого снега отсрочить могу.

2

Вот лето промчалось. Покосы покошены.
Хлеба обмолочены. Тихо кругом.
Земля принакрылася белой порошею,
И речка подёрнулась первым ледком.
В окошко старик посмотрел, запечалился:
Знакомая гостья спешит через двор.
— Степан Алексеич! Отсрочка кончается…
Степан Алексеич! Таков уговор…
— Что верно, то верно…
Пора мне скопытиться, —
Степан говорит, — отслужил и в запас.
Да знаешь ли, дело такое предвидится,
Что мне умереть невозможно сейчас.
За всё моя совесть потом расквитается,
А нынче бы надо со мной погодить:
Прибыток в дому у меня ожидается —
Невестка мне внука должна народить.
И хочешь не хочешь, но так уж приходится, —
Позволь мне хоть малость
постранствовать тут:
Мне б только дождаться,
когда он народится,
Узнать бы — какой он и как назовут.
— И много ль для этого надобно времени?
— Ну, месяц, ну, два… Так о чём же тут речь?..
К тому же, пока ещё нет замирения,
На немцев бы надо тебе приналечь.
А там — приходи. Три аршина отмеривай, —
Степан не попросит уже ничего.
И будет лежать он — спокойный, уверенный,
Что живо, что здравствует племя его.
Солдату бывалому, старому воину —
Сама понимаешь — не грех уступить… —
И смерть отвечала: — Пусть будет по-твоему,
Хитришь ты, я вижу, да так уж и быть…

3

Мороз отскрипел. Отшумела метелица.
Снега потеряли свою белизну.
Туман вечерами над речкою стелется,
На улицах девушки кличут весну.
Ручей на дорогу откуда-то выбежал, —
Запел, заиграл, молодой баламут!..
Степан Алексеич поднялся — не выдержал,
Уселся на лавку и чинит хомут.
И любо Степану, и любо, и дорого,
Что он не последний на ниве людской;
Поди не надеялись больше на хворого,
А хворый-то — вот он, выходит, какой!
И сам хоть куда, и работа не валится
Из старых толковых Степановых рук.
А внуком и вправду Степан не нахвалится,
Да как нахвалиться? — орёл, а не внук!
Накопит он силы, войдёт в разумение,
А там — и пошёл по отцовским стопам!
Задумался старый… И в это мгновение
Послышался голос: — Готов ли, Степан? —
Степан оглянулся: — Явилася, странница!..
А я-то, признаться, забыл уж давно:
На старости память, как видно, туманится,
И помнить про всё старику мудрено.
— Ой, врёшь ты, Степан, —
заворчала пришелица, —
Совсем очумел от моей доброты!
Я думала — всё уж… А он канителится —
Расселся и чинит себе хомуты!
Ужели ж напрасно дорогу я мерила?
Хорош, человече! Куда как хорош!
А я-то на честное слово поверила,
А мне-то казалось, что ты не соврёшь… —
Старик не сдержался: — Казалось! Казалося!
Подумаешь тоже — нарушил обет!..
Да что ты, всамделе, ко мне привязалася,
Как будто другого занятия нет?
Понравилось, что ли, за старым охотиться?
Стоишь над душой, а не знаешь того,
Что скоро с победою сын мой воротится
И пишет он мне, чтобы ждал я его.
И как же не встретиться с ним, не увидеться,
И как не дождаться желанного дня?
Великой обидою сердце обидится,
Коль праздник мой светлый придёт без меня.
Не вовремя ты на меня изловчилася,
Не в срок захотела меня уложить:
Уж как бы там ни было, что б ни случилося,
А Гитлера должен Степан пережить!
И что ты ни делай, и что ни загадывай, —
Пока не услышу, что Гитлер подох,
Ты лучше в окошко моё не заглядывай,
Ты лучше ко мне не ступай на порог.
И это тебе моё слово последнее,
И это тебе окончательный сказ!.. —
Подумала смерть, постояла, помедлила,
Махнула рукою и скрылась из глаз.

Ты что ж решил: Нечай — старик,
Нечаю всё равно?!
Старик, да жить трудом привык…
Вот то-то и оно!

Не в те ударил ты опять,
Не в те колокола:
К чему года мои считать,—
Ты б сосчитал дела!

Я, может, хлеба одного
Взрастил за долгий век,
Что если в гурт собрать его,—
Так что там твой Казбек!

А хлеб какой! Отборный сплошь,
Лежит — к зерну зерно.
Возьмешь в ладони и замрешь…
Вот то-то и оно!

А сколько сена дал Нечай
С бригадою своей?
А сено ж пахло, словно чай,—
Заваривай и пей!

Что тут, что там — я первым был,
Не сплоховал Нечай.
Да ты, как видно, позабыл,
Где здравствуй, где прощай.

И вышло так, что я сейчас
Остался в стороне,—
Знать, на смех курам ты припас
Такую должность мне:

Весной в поля пойдет народ,
А я — сиди с дубьем,
Спасай, вояка, огород
От кур да воробьев!

Добился почести людской,
Дождался, старина.
Да мне ж, при должности такой,
Житья не даст жена.

«Ты,— скажет,— что ж, любезный муж,
Совсем сошел на нет?..»
И стыдно будет мне к тому ж
На фронт писать ответ.

На фронте сыну моему
Два ордена дано,—
Читал, наверно, почему…
Вот то-то и оно!

А чем хвалиться стану я?—
Живу, мол, без забот,
Мол, вместо чучела меня
Послали в огород…

Как будто впрямь я вышел весь,
Добился до конца.
Приятна, что ль, такая весть
Для красного бойца?

Пусть я старик, но никакой
Не вижу в том беды:
Давно известно — старый конь
Не портит борозды.

И ты меня не обижай,
Ты дай бригаду мне:
Такой получим урожай —
На диво всей стране.

Уж тут позиций не сдадим,
В кусты не удерем,
А то еще и молодым,
Пожалуй, нос утрем.

Уж если слаб я бить врага,
Никак не подхожу,
Так хлеб растить, косить луга —
Всю душу положу!

Всё, как на фронте, будет в срок,
Всё, как и быть должно:
Нечай в работе знает прок…
Вот то-то и оно!

Дайте в руки мне гармонь
Золотые планки!
Парень девушку домой
Провожал с гулянки.

Шли они — в руке рука —
Весело и дружно.
Только стежка коротка —
Расставаться нужно.

Хата встала впереди —
Темное окошко…
Ой ты, стежка, погоди,
Протянись немножко!

Ты потише провожай,
Парень сероглазый,
Потому что очень жаль
Расставаться сразу…

Дайте ж в руки мне гармонь,
Чтоб сыграть страданье.
Парень девушку домой
Провожал с гулянья.

Шли они — рука в руке,
Шли они до дому,
А пришли они к реке,
К берегу крутому.

Позабыл знакомый путь
Ухажер-забава:
Надо б влево повернуть,—
Повернул направо.

Льется речка в дальний край
Погляди, послушай…
Что же, Коля, Николай,
Сделал ты с Катюшей?!

Возвращаться позже всех
Кате неприятно,
Только ноги, как на грех,
Не идут обратно.

Не хотят они домой,
Ноги молодые…
Ой, гармонь моя, гармонь,—
Планки золотые!

В позабытой стороне,
В Заболотской волости,
Ой, понравилась ты мне
Целиком и полностью.

Как пришло — не знаю сам —
Это увлечение.
Мы гуляли по лесам
Местного значения.

Глядя в сумрак голубой,
На огни янтарные,
Говорили меж собой
Речи популярные.

И, счастливые вполне,
Шли тропой излюбленной;
Отдыхали на сосне,
Самовольно срубленной.

Лес в туманы был одет
От высокой влажности…
Вдруг пришел тебе пакет
Чрезвычайной важности.

Я не знаю — чей приказ,
Чья тебя рука вела,
Только ты ушла от нас
И меня оставила.

И с тех пор в моей груди —
Грусть и огорчение,
И не любы мне пути
Местного значения.

Сам не ведаю, куда
Рвутся мысли дерзкие:
Всё мне снятся поезда,
Поезда курьерские.

За окошком в белом поле –
Сумрак, ветер, снеговей…
Ты сидишь, наверно, в школе,
В светлой комнатке своей.

Зимний вечер коротая,
Наклонилась над столом:
То ли пишешь, то ль читаешь,
То ли думаешь о чём.

Кончен день – и в классах пусто,
В старом доме тишина,
И тебе немножко грустно,
Что сегодня ты одна.

Из-за ветра, из-за вьюги
Опустели все пути,
Не придут к тебе подруги
Вместе вечер провести.

Замела метель дорожки, –
Пробираться нелегко.
Но огонь в твоем окошке
Виден очень далеко.

В седом океане, в полярной пустыне,
От края родного вдали,
Четыре товарища жили на льдине,
У самой вершины Земли.

И там, где роятся лишь ветры да вьюги,
Где ночи как смерть холодны,
Несли они знамя Советской Науки
И гордую славу Страны.

Вода бушевала у них под ногами,
Ломался обманчивый лед,
Метель засыпала палатку снегами,
Но люди стремились вперед.

Мечту вековую они превратили
В простую и ясную быль;
Кремлевские звезды им всюду светили
На многие тысячи миль.

И знали герои, что если нагрянет
Угроза в суровом краю —
Сквозь бури и штормы им Сталин протянет
Надежную руку свою!

Сквозь бури и штормы, в далекие дали,
Послала Страна корабли —
Встречайте заводы, встречайте колхозы
Героев Советской Страны!

Дорога ты, дорога,
Стальная колея! —
Старинный город Вязьма,
Где счастье встретил я. —
Своё я встретил счастье,
Но не узнал его.
И я ушёл, уехал
От счастья своего.

Пусть даже из Байкала
Теперь я воду пью,
А всё ж забыть не в силах
Садовую скамью, —
Садовую скамейку,
Платок твой расписной… —
Далёкий город Вязьма,
Всегда ты предо мной.

Я столько там оставил,
Что не сочтёшь потерь…
Чего ж я ожидаю,
Чего ищу теперь?
Я сам во всём виновен,
Я сам сказал: забудь!..
Но ты мне, город Вязьма,
Ответь хоть что-нибудь!

(Рабфаковское)

Весна бушевала метелью черемух.
Сошлись мы с тобой невзначай.
В тяжёлых альбомах искали знакомых
И пили без сахара чай;

Читали стихи под мигающим светом,
Какие-то споры вели…
Мы оба любили. Но только об этом
Не смели сказать, не могли.

И мы промолчали, и мы не сказали,
И полночь меж нами легла…
Я утром билет покупал на вокзале,
Ты утром на лекцию шла.

С тех пор мы не видим друг друга, не слышим,
По пазным дорогам идём.
Ни писем друг другу с тобой мы не пишем,
Ни даже открыток не шлём.

Но часто в глуши деревенских просторов,
Лишь вспыхнет весенний ручей,
Мне хочется снова простых разговоров
У лампы в шестнадцать свечей.

На реке, реке Кубани
За волной волна бежит.
Золотистыми хлебами
Степь кубанская шумит.
Знать, решили мы недаром —
Хлеборобы-мастера,
Чтоб ломилися амбары
От кубанского добра.

Убирай да нагружай! —
Наступили сроки.
Урожай наш, урожай,
Урожай высокий!

Мы работать в эти степи
Выходили до зари,
Чтоб росли на нашем хлебе
Силачи-богатыри;
Чтобы все девчата были
И пригожи и ловки,
Чтобы жарче их любили
Молодые казаки.

Убирай да нагружай! —
Наступили сроки.
Урожай наш, урожай,
Урожай высокий!

Уберем мы всё, как нужно,
Ни зерна не пропадет,
Потому что очень дружный
И надежный мы народ.
И пойдут, пойдут обозы
В города по большаку.
Не останутся колхозы
Перед родиной в долгу.

Убирай да нагружай! —
Наступили сроки.
Урожай наш, урожай,
Урожай высокий!

Не награды нас прельстили,—
Это скажет вам любой,—
Мы хлеба свои растили
Ради чести трудовой.
Если ж к этому награда
Будет нам присуждена,
Мы не скажем: нет, не надо!
Мы ответим, что нужна.

Убирай да нагружай! —
Наступили сроки.
Урожай наш, урожай,
Урожай высокий!