Стихи Михаила Лермонтова для детей

Русалка 0 (0)

rupoezia

Русалка плыла по реке голубой,
Озаряема полной луной;
И старалась она доплеснуть до луны
Серебристую пену волны.

И шумя и крутясь, колебала река
Отраженные в ней облака;
И пела русалка — и звук ее слов
Долетал до крутых берегов.

И пела русалка: «На дне у меня
Играет мерцание дня;
Там рыбок златые гуляют стада;
Там хрустальные есть города;

И там на подушке из ярких песков
Под тенью густых тростников
Спит витязь, добыча ревнивой волны,
Спит витязь чужой стороны.

Расчесывать кольца шелковых кудрей
Мы любим во мраке ночей,
И в чело и в уста мы в полуденный час
Целовали красавца не раз.

Но к страстным лобзаньям, не зная зачем,
Остается он хладен и нем;
Он спит — и, склонившись на перси ко мне,
Он не дышит, не шепчет во сне!»

Так пела русалка над синей рекой,
Полна непонятной тоской;
И, шумно катясь, колебала река
Отраженные в ней облака.

Парус (Белеет парус одинокий) 0 (0)

rupoezia

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Осень 0 (0)

rupoezia

Листья в поле пожелтели,
И кружатся и летят;
Лишь в бору поникши ели
Зелень мрачную хранят.

Под нависшею скалою,
Уж не любит, меж цветов,
Пахарь отдыхать порою
От полуденных трудов.

Зверь, отважный, поневоле
Скрыться где-нибудь спешит.
Ночью месяц тускл, и поле
Сквозь туман лишь серебрит.

Утес 0 (0)

rupoezia

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.

«Утес» Лермонтова

В стихотворении Лермонтова «Утес» представлены два образа, противопоставленных друг другу: старый утёс и тучка, также они сопоставимы по следующим критериям: молодость – старость, беззаботность – обреченность, радость-печаль. Если применимо к утесу использован эпитет «старый», то «имя «»тучки» говорит само за себя, уменьшительно-ласкательный суффикс «к» создает образ тучки молодой, беззаботной, более того, она очень похожа на ребенка. Временное пространство стихотворения неоднозначно. С одной стороны — действие происходит стремительно — тучка ночевала — умчалась — утес остался одинок. Если же взглянуть более обширно, то время достаточно продолжительно. Так, тучка «ночевала на груди утеса-великана», получается, что утес-великан не просто место пребывания, а надежный кормилец, который взрастил свою подопечную, который отдал ей свою заботу, внимание. Но молодость скоротечна. Незаметно приходит старость. Благодаря ассонансу звука «о» мы слышим вой и плач одинокого пустынника… (одиноко, он, глубоко, тихонько). Убегая, тучка оставляет «влажный след в морщине», словно живительную влагу для облегчения жизни верного, мудрого друга. К сожалению, эта влага в скорости испарится, не оставив за собой ни следа воспоминаний о молодости, радости, и останутся лишь слезы — «и тихонько плачет он в пустыне».

В первой строфе преобладает порядок слов, который помогает нам также незаметно проследовать зрительно вслед за тучкой. Заметим, как меняется структурная организация строк во второй строфе. Автор использует инверсию, особенно выделяя слова- «одиноко», «задумался», «тихонько». И мы сами вместе с утесов смотрим прощальным взглядом вослед убегающей молодости-тучки. Плач тихий, потому как он не желает показаться слабым, беспомощным, прямым. Сочувствие автора к «переживаниям» утеса очевидны, не случайно стихотворение названо именно «утес», а не «тучка». И если образ тучки представлен красочной палитрой (золото, лазурь), то ни одной более-менее яркой краски мы не найдем при описании утеса. Здесь важнее другое — автор избегает всего напускного, поверхностного, и сосредотачивает внимание на глубоких внутренних переживаниях.

Из Гёте 0 (0)

rupoezia

Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнёшь и ты.

«Из Гёте» Лермонтова

Наследие Михаила Юрьевича Лермонтова включает в себя и его переводческую деятельность. Переосмысливая оригинал, поэт создает вполне самостоятельные произведения, среди которых особое место занимает короткое стихотворение «Из Гете».

Стихотворение написано в 1840 году, поэт издал свой единственный прижизненный сборник стихотворений, роман «Герой нашего времени», и был отправлен после дуэли в действующую армию на Кавказ. Поручик Тенгинского пехотного полка, он дважды был представлен к наградам за храбрость, только опала помешала ему их получить. М. Лермонтов в тот год ждал только отставки, чтобы, наконец, вполне предаться творчеству. До смерти ему оставался один год. Иногда ошибочно полагают, что Гете в своей «Ночной песне странника» обозревал прошедшую жизнь. Нет, ему был 31 год. М. Лермонтов пересоздал его творение, сохранив аутентичность только первой строки и двух последних.

По жанру — пейзажная лирика с философским подтекстом, по размеру — хорей с перекрестной открытой рифмой. Лирический герой — некий наблюдатель, который будто переводит взгляд от созерцания природы на странника и говорит ему сакраментальное «отдохнешь и ты». Или же это мысли самого одинокого путешественника о себе. Царящий покой кажется неземным, его величие и простота подавляют, путнику впору растеряться и потерять цель.

О смертном покое напоминают «тьма» и «мгла». Эпитеты: тихие долины, свежей мглой. Олицетворение: вершины спят. Мир словно бы остановился. Многоточие подчеркивает этот момент. Взгляд наблюдателя скользит от горных пиков к долинам и, наконец, к дороге: такой шумной, обыденной днем, где пыль стоит столбом. Дневной открыточный вид ночью приобретает совсем другой смысл.

Лексика нейтральная, ритм песенный. Повторы: не. Задействована также конструкция «не с глаголом», усиливающая отрицание. Простой синтаксис, глагольность придают картине скрытую динамику. «Подожди немного»: то ли до ближайшего жилья идти осталось совсем чуть-чуть, то ли отдых имеется в виду иной. Обычно это стихотворение принято считать вольным переводом. Однако поэт существенно переработал оригинал, иначе расставив акценты и нарушив более строгую, сухую структуру творения своего предшественника.

Произведение «Из Гете» — вершина философской лирики М. Лермонтова. Эти строки были положены на музыку множеством композиторов как XIX, так и XX века.

Два великана 5 (1)

rupoezia

В шапке золота литого
Старый русский великан
Поджидал к себе другого
Из далёких чуждых стран.

За горами, за долами
Уж гремел об нём рассказ,
И померяться главами
Захотелось им хоть раз.

И пришёл с грозой военной
Трёхнедельный удалец —
И рукою дерзновенной
Хвать за вражеский венец.

Но улыбкой роковою
Русский витязь отвечал;
Посмотрел — тряхнул главою…
Ахнул дерзкий — и упал!

Но упал он в дальнем море
На неведомый гранит,
Там, где буря на просторе
Над пучиною шумит.

Нищий 0 (0)

rupoezia

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

Морская царевна 0 (0)

rupoezia

В море царевич купает коня;
Слышит: «Царевич! взгляни на меня!»

Фыркает конь и ушами прядёт,
Брызжет и плещет и дале плывёт.

Слышит царевич: «Я царская дочь!
Хочешь провесть ты с царевною ночь?»

Вот показалась рука из воды,
Ловит за кисти шелко?вой узды.

Вышла младая потом голова,
В косу вплелася морская трава.

Синие очи любовью горят;
Брызги на шее, как жемчуг, дрожат.

Мыслит царевич: «Добро же! постой!»
За косу ловко схватил он рукой.

Держит, рука боевая сильна:
Плачет и молит и бьётся она.

К берегу витязь отважно плывёт;
Выплыл; товарищей громко зовёт:

«Эй, вы! сходитесь, лихие друзья!
Гляньте, как бьётся добыча моя…

Что ж вы стоите смущённой толпой?
Али красы не видали такой?»

Вот оглянулся царевич назад:
Ахнул! померк торжествующий взгляд.

Видит, лежит на песке золотом
Чудо морское с зелёным хвостом.

Хвост чешуёю змеиной покрыт,
Весь замирая, свиваясь, дрожит.

Пена струями сбегает с чела,
Очи одела смертельная мгла.

Бледные руки хватают песок;
Шепчут уста непонятный упрёк…

Едет царевич задумчиво прочь.
Будет он помнить про царскую дочь!

Блистая, пробегают облака 0 (0)

rupoezia

Блистая, пробегают облака
По голубому небу. Холм крутой
Осенним солнцем озарен. Река
Бежит внизу по камням с быстротой.
И на холме пришелец молодой,
Завернут в плащ, недвижимо сидит
Под старою березой. Он молчит,
Но грудь его подъемлется порой;
Но бледный лик меняет часто цвет;
Чего он ищет здесь? — спокойствия? — о нет!

Он смотрит вдаль: тут лес пестреет, там
Поля и степи, там встречает взгляд
Опять дубраву или по кустам
Рассеянные сосны. Мир как сад,
Цветет — надев могильный свой наряд:
Поблекнувшие листья; жалок мир!
В нем каждый средь толпы забыт и сир;
И люди все к ничтожеству спешат,-
Но, хоть природа презирает их,
Любимцы есть у ней, как у царей других.

И тот, на ком лежит ее печать,
Пускай не ропщет на судьбу свою,
Чтобы никто, никто не смел сказать,
Что у груди своей она змею
Согрела. «О! когда б одно люблю
Из уст прекрасной мог подслушать я,
Тогда бы люди, даже жизнь моя
В однообразном северном краю,
Все б в новый блеск оделось!» — Так мечтал
Беспечный… но просить он неба не желал!

Дары Терека 0 (0)

rupoezia

Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит:

«Расступись, о старец море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
Вечно спорить я готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
Стадо целое пригнал».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит:

«Я привез тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
Писан золотом на них.
Он упрямо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
Вьется черною космой».

Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
Старцу снова говорит:

«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик ее туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит.
По красотке молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою».

Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.

И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.

Он взыграл, веселья полный,-
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.

На севере диком стоит одиноко 0 (0)

rupoezia

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна,
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.

И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растёт.

«На севере диком стоит одиноко» Лермонтова

«На севере диком…» — это стихотворение Лермонтова, которое поднимает тему одиночества. Отличается произведение тем, что сюжет был заимствован из стихотворения Гейне. При переводе этого произведения у поэта появилась идея позаимствовать образы и перенести на них свои переживания.

Выбор этих образов вполне обоснован. Детство и дальнейшая жизнь поэта пропитаны одиночеством. В раннем детстве Лермонтов лишился матери. Дальнейшие годы прошли под контролем бабушки, которая оградила отца от общения с ним. В приоритете было военное образование. Из-за тоски и одиночества мальчик рос замкнутым и вспыльчивым.

В образе дерева он отразил себя. Мысли и чувства переданы через сосну. Творчество Гейне и Лермонтова в этом похоже. Но в переводе присутствует иная смысловая нагрузка. У зарубежного поэта — это произведение о любви, у Лермонтова — философское. Деревья повторяют образы печальных и одиноких людей.

Главный символ стихотворения — это сосна. Испытываемый холод исходит не извне, а является внутренним. Это образ брошенного и одинокого человека, лишенного тепла, общения и поддержки. В некоторых строках присутствует два мира. Царство грез и реальности. Словом «диком» поэт утрирует одиночество, так как этот эпитет ассоциируется с чем-то тайным и древним, что вызывает чувство страха. Единственным успокоением для автора является дремлющая сосна, которая видит прекрасный сон о пальме в жарких песках. Помимо пейзажа, здесь нет больше никаких противоречий и противопоставлений. То что на Юге и Севере есть одинокие создания, наводит на мысли о том, что существует тоска во Вселенной и это у каждого вызывает ощущение обреченности и страданий.

В произведении это усилено за счет чувства невозможности объединения двух душ. Сосна находится на «севере диком», а пальма на «утесе горючем». Также стоит отметить, что в последних стихотворениях экспрессия отсутствует, которая прослеживалась в ранних. Поэт используют более простую речь, которая лишена художественности, это придает творению лиричность и подчеркивает это.

Смысл стихотворения — рассказ о дремлющей сосне и о ее сне. Произведение разделено на две части, что помогает разделить смысловую нагрузку.

Жанр — элегия. Строки, пропитанные грустью, поднимают проблему одиночества. Размер — четырехстопный амфибрахий. Лермонтов использовал перекрестную рифму. Стихотворение «На Севере диком…» это самостоятельное произведение, навеянное творчеством Гейне.

Бородино 5 (1)

rupoezia

— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!

Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»

И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
Французы тут как тут.

Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!

Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.

Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.

И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.

Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут.

Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.

Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…

Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять…
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.

Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри — не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!