Стихи Николая Доризо

Люблю писать в дороге!
На встречный тополёк
Люблю
повесить
строгий
Служебный
табелёк.
Начать
свой день рабочий
С румынских дальних троп
И этот день
закончить,
Въезжая в город Чоп.
Рассветный лес
не скаред —
Вглядись в его листву,
И он тебе подарит
То краску,
то строфу.
Благодарю природу —
Она
средь бела дня
Любую строчку
с ходу
Допишет
за меня!
Ты тщетно ищешь
слово.
Ни мысли в голове,
А у неё
то слово
В зелёном рукаве.
Что тары-растабары!
Уж если честным быть,
Я должен
гонорары
С ней
поровну делить.
Люблю писать в дороге!
Пусть нету книг в пути,
Мой стих
меня ж
в итоге
Научит мудрости!
И посреди планеты,
У вербы,
у ольхи,
Как университеты,
Кончаю я стихи!

Знал одно я, что она филолог,
Что недавно с мужем разошлась,
Помнил, как внимателен и долог
Взгляд её холодных серых глаз.

Сдержанна и даже суховата,
Для меня была чужой она.
Но порой, бывает, мало надо,
Чтоб всю ночь промаяться без сна.

И, подхвачен первою строкою
Так, что остро пробирала дрожь,
Сочинил я женщину такою,
Что прочтёшь — и глаз не оторвёшь!

Посвятил ей тонкий запах мяты,
Тишину заоблачных светил,
Влажный клевер, туфелькой примятый,
Целый мир
одной ей посвятил!..

И когда мы вновь пришли к раките,
Где вдвоём стояли в полночь ту,
Ей сказал взволнованно:
— Хотите,
Я стихи вам новые прочту?! —

Я читал старательно и жарко,
Чтоб она могла себя узнать,
Чтобы тайну моего подарка
С нежностью сумела разгадать.

Замолчал я.
И она молчала,
Не сказав в ответ мне ничего.
Зеркальце из сумочки достала
И протёрла бережно его,

Волосы поправила красиво,
Голову чуть набок наклоня.
А потом задумчиво спросила,
Не взглянув ни разу на меня:

— Интересно, есть ли у поэта
Месячный оклад, как у других?
Любопытно, сколько вам газета
Может заплатить за этот стих? —

А потом сказала оживлённо:
— Я на днях читала фельетон —
Лишь за перевод «Пигмалиона»
Кто-то
заработал миллион!

— Миллион! —
я крикнул огорчённо.
(Гонорар мой был предельно мал!..)
А ведь, может, больше миллиона
За стихи я эти ожидал!..

К его улыбке я привык
И часто знаю наперёд,
О чём приветливый старик
Рассказ любимый поведёт.

Он помнит карцер, кондуит —
Тот давний век. И оттого
Порой цыгарка чуть дрожит
В руке медлительной его.

Он носит валенки всегда,
Потёртый форменный картуз,
И голова его седа,
И поржавел от дыма ус…

Но скоро опустеет класс,
И связкою ключей звеня,
Швейцар Лукич в последний раз
Из школы выпустит меня.

Настанет день — и класс пустой
Вновь заживёт, шумлив и юн,
И сядет ученик другой
За парту крайнюю мою.

И этот новый ученик
Знать тоже будет наперёд,
О чём приветливый старик
Рассказ любимый поведёт.

От счастья не седеют ни потом, ни вскоре,
Счастье нам морщин не придает.
Счастье так не помнится,
Как мы помним горе.
Если бы было все наоборот!

Поверь, ты хочешь не ее вернуть,
А то, твое, что с ней тебя связало:
Порыв твой, благородство, в этом суть,-
Вернуть свое прекрасное начало.

Иду
под липами
нависшими,
Где стынет утренняя тишь…
Москва обклеена афишами,
И всюду ты глядишь с афиш.
Твоё лицо,
так сладко спавшее
Под утро на моей руке.
И, вдруг
повсюду замелькавшее,
Ловлю вблизи и вдалеке.
То там,
где правила движения,
То у табачного лотка,
Хоть не имеешь отношения
Ты к производству табака.
Киоски,
парки,
учреждения —
Твоё лицо.
И оттого
Похож весь мир на день рождения,
На день рожденья твоего.
У входа в зал толпа расплещется,
Её ты снова победишь.
Но вот
идёт к тебе расклейщица
Со связкой новеньких афиш.
Она спешит.
Ей медлить некогда,
Афиши держит на весу
И вдруг привычно,
как бы нехотя,
Проводит кистью по лицу.
А я за ней слежу растерянно:
Ладони маленькой нажим —
И ты
зачёркнута,
заклеена
Внезапным именем чужим…
Где вы, афиши,
собиравшие
Когда-то нас на праздник свой,
Давно минувшие,
опавшие
На этой самой мостовой!
Нет,
с ними облик твой не вяжется.
В метро,
у входа в Лужники,
Твоя улыбка вновь покажется,
Под утро встав с моей руки.
И всё же, всё же мне мерещится
Тот самый день,
тот самый час,
Когда лицо твоё
расклейщица
Сотрёт с афиш в последний раз.

Хотя бы в ту,
Мне незнакомую совсем,
Влюбиться так,
чтоб ось земли сломалась,
Неистово, волшебно…
А зачем?
Зачем —
Вот слово окаяней всех дилемм.
Зачем?
Что это — мудрость?
Или старость?
Если б мир был тождественен по сходству,
Было бы бесцветным бытие.
Красота обязана уродству
Тем, что замечаем мы ее.

Знаешь, любовь моя,
Нету такой черты,
Где же кончаюсь я,
Где начинаешься ты.

Давно не бывал я в Донбассе,
Тянуло в родные края,
Туда, где доныне осталась в запасе
Шахтёрская юность моя.

Осталась она неизменной,
Хотя от меня вдалеке.
Там девушка Галя живёт непременно
В рабочем своём городке.

Отчаянно Галя красива,
Заметишь её за версту.
Бывалые парни глядят боязливо
На гордую ту красоту.

С тех пор хоть немало я прожил,
Душа красоте той верна.
В другую влюбился за то, что похожа
Глазами на Галю она.

И вот, наконец, я в Донбассе,
Вот беленький домик её…
Седая хозяйка на чистой террасе
Спокойно стирает бельё.

Стою я в сторонке безмолвно,
Душа замирает в груди.
Прости меня, Галя, Галина Петровна,
Не знаю за что, но прости.

Прости за жестокую память
О прежних косичках твоих,
За то, что мужчины бывают с годами
Моложе ровесниц своих.

Прости за те лунные ночи,
За то, что не в этом краю
Искал и нашёл я похожую очень
На давнюю юность твою.

Сколько прожил на земле старик.
Пережил эпохи, поколенья.
А по сути жизнь его лишь миг —
Девяностолетнее мгновенье.

1

О, как ты поздно, молодость, пришла.
Почти на тридцать лет ты опоздала.
Всю жизнь мою тебя мне не хватало…
О, как ты поздно, молодость, пришла!

2

Зачем пришла ты именно теперь,
Зачем так жадно чувствую тебя я,
Не только обретая, но теряя,
Как самую большую из потерь!

3

я вроде был когда-то молодым.
Но мог ли быть я молодым когда-то
Так истово, так полно, так богато,
Как в эти годы ставши молодым!..

4

Познавший цену радостям земным,
Изъездивший почти что всю планету,
О молодость, лишь только мудрость эту
Могу назвать я именем твоим!

5

Готов я бить во все колокола,
Приветствуя строкой твое явленье,
Моя ты гибель и мое прозренье,
О, как ты поздно, молодость, пришла!

Я. Смелякову

Приснилось мне,
Что я один поэт,
Что на земле
Поэтов больше нет.
Ни Блока нет,
Ни Острового нет, —
Мои стихи
На всех столбцах газет.
Редактора
В канун великих дат
Мне ласково,
Просительно звонят.
Во всех журналах
Обо мне статьи,
Все юбилеи в ЦДЛ
Мои,
И даже День поэзии самой
Встречает мир,
Как день рожденья мой.
В транзисторах
Навстречу мне
В упор
Мои стихи
Читает детский хор.
Во всех речах,
На всех повестках дня
Правительство
Цитирует меня.
Свой первый день
Я встретил, как король.
Как марсианин,
Встретил день второй.
На третий день
Не спал я и не ел,
Поскольку сам себе
Осточертел.
Стараюсь вспомнить Блока,
Хоть строку,
И ни строки
Припомнить не могу.
Стремительно
Врываюсь в магазин:
— Есть Пушкин
Или Фёдор Фоломин? —
Но продавец,
Почтителен и тих,
Мне предлагает
Том стихов моих.
Я имя,
Славу —
Всё готов отдать,
Чтоб хоть на час
Читателем мне стать,
Снять, как пальто,
Фамилию свою…
Из ящика
Газеты достаю.
Вот чьё-то имя
В траурном окне.
Сто некрологов
Тоже обо мне!

Как много фамилий, как мало имён!
Поэтов у нас изобилие!
И как нелегко перейти Рубикон,
Чтоб именем стала фамилия.