Стихи о Туле

Ах, как верю я в мой город разудалый!
И готов я поручиться головой:
Никогда не станет вором и «кидалой»,
Тот, кто удалью живет мастеровой.

Эта удаль — из особого разряда,
Эту удаль — не купить и не украсть:
Под прицелы «трехлинеечки» и «Града»,
Ой, не дай вам Бог когда-нибудь попасть!

Наших недругов не раз уже сметала, —
И растет над ними вечная трава, —
Разудалая поэзия металла,
Разудалая надежность мастерства.

И пока Господь мой город не оставит,
Где народ не весь грешит из-за гроша,
Он Россию удивлять не перестанет,
И найдутся здесь Демидов и Левша.

И таланты почитая, а не злато,
Сердцем чувствуя, что злато — демон злой,
Здесь не любят подпевать про Хаз-Булата,
Хоть, наверно, Хаз-Булат и удалой.

Быть талантливым, торить свою дорогу, —
Рядом с этим все богатства — трын-трава.
Что еще просить? —
Помолимся же Богу,
Благодарные за роскошь мастерства!

Здравствуй, удаль — не задиристых, а смирных!
Здравствуй, удаль, что в годину нищеты
Для себя из всех изделий ювелирных
Оставляет лишь нательные кресты!

Моему отцу Николаю Алексеевичу
и многочисленным родственникам
и знакомым, сначала построившим,
а затем разрушившим при отступлении
и снова, отстояв Тулу, восстановившим
Новотульский металлургический завод

Как настала пора нам с врагом воевать,
Мы оставили в домнах металл остывать,
«Закозлили» мы домны родные —
И ушли, заперев проходные.
По железной дороге
В Рабочий наш полк,
В ополчение наше,
Исполнить свой долг —
Над заветною упскою кручей
Мы прошли по тебе, Криволучье.

Ты прими, Криволучье, прощальный поклон
От идущих спасти матерей своих, жён —
И, коль что,
Под родным твоим кровом
Утешенье дай сИротам, вдовам.
Объясни:
Ради них мы служили огню —
В лётку пикою били
Не раз мы на дню
И смотрели, как в око циклопу,
На кипящую яростью пробу.

Ради них,
И чтоб стала великой страна,
Наварили мы тысячи тонн чугуна —
Наших фирменных касок оконца
Закоптили чугунные солнца.
И сегодня опять
Ради них и тебя
Из цехов мы,
Судьбу боевую столбя,
Вышли встретить армаду паучью:
До конца послужить Криволучью!

Мы черёмухи взяли, сирени твои,
Твоих майских садов нам поют соловьи,
Твоих улиц октябрьских метели
Пуховые взбивают постели.
Скоро спать нам на них —
Оправданием сна
Будет лом замечательный для чугуна,
Лом поверженных танков с «крестами».
А иначе бы спать мы не стали!

Мы привычны к огню — не отводим лица,
Если надо,
Штыками, как в лётку, в сердца
Будем бить мы проклятую тучу —
Не позволим пропасть Криволучью!
И когда туча эта —
Фашистский циклоп,
Сапогами цепляясь за каждый окоп,
Твоему поклонится сугробу —
Как чугун, её выпустим злобу.

Пролетарская Тула надёжна, как дот!..

И, быть может, кому-то из нас повезёт:
Когда минут денёчки лихие,
Он вернётся в цеха заводские.
И вернётся в цеха наши
Радостный гул,
Нужно выбить из домен
Застывший чугун, —
День за днём по микрону — до донца, —
Вновь зажечь рукотворные солнца!

Наш товарищ, конечно, умён и удал,
Но такого труда
И Геракл не видал,
Вычищая конюшни вонючие.
Помоги земляку, Криволучье!
Ты пошли ему
Наших подросших сынов,
Из окрестных ты сёл
Собери пацанов,
Дай им наши спецовки и каски.
Начинаются новые сказки…

И опять небеса твои держит Антей,
И приносит огонь для тебя Прометей,
Прославляют, любя, демиурги —
Молодые твои металлурги!

Прообразом герба
Стал щит мастерового:
Простого кузнеца —
Не счесть их на Руси.
Он выковал его
И вымолвил сурово:
«Пришел и мой черед —
Ну, Господи, спаси!»

Любимый ученик
На счастье молоточки
Нанёс на звонкий щит
Искусною рукой…
Сомкнулся грозный строй —
Махнули вслед платочки,
Заплакала жена,
Дочь глянула с тоской.

Из городских ворот
Последняя дружина —
А в ней плечом к плечу
Кузнец и ученик —
Ушла на помощь той,
Что ворога крушила,
Покуда было сил,
Но стяг её поник.

Дружина мастеров,
Талантливых, искусных,
Которых берегут,
Покуда заменить
Их может люд простой, —
В натруженных и грузных,
В их трепетных руках
Ремёсел русских нить.

Под вечер повстречал
Дружину воевода
И, палицу подняв,
Смотрел из-под руки,
Как плыли на щитах
Топорики, долота,
Сапожные ножи,
Гончарные круги.

Вскричал он, осерчав:
«Вы это, люди, всуе:
Как может грозный враг,
Смутясь, оторопеть
От этакой мазни?»
«Давай перерисуем,—
Художнику сказал,—
К утру бы нам успеть…»

Тот рисовал всю ночь,
Ослушаться не смея,
Чтоб как-то хоть придать
Военные черты,
Не чудищ, не богов,
Не Диво, и не Змея —
Скрещённые мечи
На красные щиты.

А утром началась
Безжалостная сеча,
И ворог побежал,
Испуганно крича,
Упавшего — давя,
Стоявшего — калеча:
Гляди: у туляков
В руках — по три меча!..

Тем кончу я рассказ,
Над «i» поставив точки,
Что всё ж, пустив стрелу,
Враг справил торжество —
И выронил кузнец
Родные молоточки,
Ещё багряней стал
Упавший щит его.

И в город на щите
Внося героя,
Горько:
«Украла мастерство
Могильная плита…» —
Все думали.
Но вот
Встал ученик у горна,
Ударил молоток
В грудь нового щита…

В почёте на Руси
Топорики, долота,
Сапожные ножи,
Гончарные круги,
Но в городе моём
Прибили на ворота
Щит кузнеца.

Зачем?

Чтоб помнили враги,
Что есть такая твердь,
Земля такая — Тула,
Где в прадедов своих
Мастеровые все!…

Пусть время те мечи
Ружьём перечеркнуло —
И ныне грозен герб
Во всей своей красе!

Мир порою тусклый-тусклый,
В пресном сереньком чаду,
Но купите пряник тульский,
Пряник тульский на меду.
И, вскрывая неторопко,
Не спешите разломить:
Может вас уже коробка
Красотою изумить.

Гляньте:
С удалью похвальной
Утирают пот с лица,
Наклонясь над наковальней,
Два весёлых кузнеца.
И приплясывают дружно
Озорные молотки:
«У России будут ружья,
Будут острые штыки!..»

Разрисовано со смыслом
Было, кажется, клише:
Не гулять вам с видом кислым,
Если дело — по душе.
И горит витая строчка:
Буквы — будто снегири…
Впрочем, это — оболочка,
Смысл, как водится, внутри.

И открыли,
И вкусили!
И воскликнули: «Ура!» —
Мастерицы есть в России,
Есть в России мастера,
Что всегда,
Хоть пот их солон,
С вдохновением в ладу!
Потому им жизнь —
Весёлый
Тульский пряник на меду.

Собиралось вороньё
Лютых орд
Над берегами —
Солнце застилось твоё,
Полонённое врагами.

Выпивали всю до дна,
На Москву идя войною.
Стала мутной,
Вороною
Родниковая волна…

Но потом, храня Москву,
Били тульские пищали —
Русским рекам
Возвращали
Чистоту и синеву.

И уставшие в бою,
Утомившись от погони,
Пили витязи и кони
Воду сладкую твою.

Светлой памяти
Николая Константиновича Дружинина,
Почётного гражданина городов Тулы и Могилёва,
писателя-фронтовика,
автора книги «Тульский рубеж»

Для чего нужны знамёна?
Чтоб напомнили шелка
Гибель тульских батальонов,
Кровь Рабочего полка,

Тот октябрь, тот холод зверский
В ожидании атак,
Перекопский* Пионерский —
Так тогда он звался — парк.

На шоссе и у обочин,
В телогреечки одет,
Лёг здесь Тулы цвет рабочий,
Лёг учитель и студент.

В башмаках почти что летних —
Не пускала, видно, мать —
Лёг поэт-белобилетник,
Не умеющий стрелять.

У рогожинских* околиц —
Так уж путает война —
И чулковский* комсомолец,
И мясновская* шпана.

И в овраге возле парка,
Стать мечтавшая врачом,
Лютик, лилия, фиалка —
Из Заречья* санитарка —
Бинт
вдавила в грязь
плечом.

А ещё в бинокль с церквушки
Комполка увидел сам,
Как в бурьяне на опушке
Пал Агеев, комиссар,
Как несут его ребята
За деревья на руках,
И горит огонь заката
На стволах и на штыках.

Победили страшной кровью,
Ярой волею одной!..

Я сегодня взглядом рою
Пионерский парк родной,

Я читаю, как рентгеном,
Путь извилистый траншей,
Ощущаю каждым геном:
Враг у русских рубежей.

Гаснут красные знамёна:
Перечёркнут алый шёлк.
Но за мной побатальонно
Рать святых — Рабочий полк.

Посмотри в стальные очи
Ждущих правды,
Президент:
Вот он, Тулы цвет рабочий,
Вот учитель и студент.

В башмаках почти что летних —
Не пускала, видно, мать —
Здесь поэт-белобилетник,
Научившийся стрелять.

И с рогожинских околиц —
Так вот «путает» война —
Здесь разведчик-комсомолец,
Снайпер — бывшая шпана.

И сестра их здесь, конечно —
Камышинкой из ручья
Встав,
Чтоб жить на свете вечно, —
Санитарка из Заречья
С опытом военврача.

А ещё, светясь в аллеях,
В блеске листьев и штыков,
Комиссар идёт Агеев,
Командир идёт Горшков.
Ради Тулы, внуков ради
Тех, что выстоять смогли,
Не сдадут они ни пяди,
Ставшей кровью их — земли!..

И шагает полк Рабочий,
Рать верховных полномочий,
Чтоб не гас во тьме веков,
Как тогда, в те дни и ночи,
Красной Площади флажочек —
Тульский Красный Перекоп.
________________________________________________________________________________________
* Перекоп (Красный Перекоп), Рогожинский посёлок, Чулково, Мясново, Заречье — районы г. Тулы

Есть особая земля за Рогожинским оврагом:
Знал татарин про неё, говорил о ней Ильич —
От оврага до кремля четверть часа быстрым шагом,
Но внезапно здесь врага разбивает паралич.

Говорят, случалось: волк — становился здесь овечкой,
Говорят, что вражий конь здесь лишается подков,
И, Европу всю пройдя, танки вспыхивают свечкой!
Что за тайна, за секрет колдовской у туляков?..

Мы туристов, как друзей, хлебом–солью повстречаем,
Мы туристов, как друзей, обожаемых друзей,
Пряниками одарИм, напоИм, конечно, чаем.
Пусть гуляют, смотрят пусть — весь наш город, как музей.

Любознательным друзьям — слава Богу, их немало —
Наше золото побед мы предъявим, не тая,
Даже можем показать кое-что из арсенала,
Даже спляшем и споём: «Тула — родина моя!..»

Но найдётся ль хоть один, — стал бы сам ему я гидом, —
Кому истина — важней медных труб:
Кто слушать прах
Пожелает, грязь меся, братским кланяясь могилам,
Кто мечтает посмотреть на Рогожинский овраг?

Мы бы, плюнув на фуршет, вышли с ним из ресторана,
И, кто б ни был он, —
За то, что он выбрал этот путь —
Пусть потомок он Гирея, правнук пусть Гудериана —
Я уважил бы его. Он заглядывает в суть!

О, красивое имя,
о, достойное имя,
о, гордое грозное имя
о, надёжное верное имя,
о, это имя, любимое с детства —
не в кабинетах выдумали!..
Посягнуть на него —
не посмели
ни цари,
ни чиновники,
ни бунтари.
Было время,
и нам,
я помню,
даже в самом Санкт-Петербурге завидовали,
А ещё — в Самаре,
Нижнем,
Луганске,
Вятке,
Твери.

Как я их понимаю:
ведь всегда вместе с жизнью
Господь нам дарует отечество,
И позволить кому-то
менять его славное имя —
как стать сиротою безродным,
остаться без памяти,
словно без воздуха, коим дышу!
Ну а я так люблю
наших мастеровых,
работяг,
инженеров,
учёных,
а ещё — славу наших дворян,
воевод
и заслуги купечества!
Всех люблю:
и Демидовых, и Баташёвых,
и Дохтурова, и Дорохова,
и Хрулёва, и Руднева,
и Мосина, и Белобородова,
и Токарева, и Дегтярёва,
и Макарова, и Стечкина…
и даже сказочного Левшу!

Всё, что было — то было!
Всё — наше!
Моё!
И хоть, кажется, крепко надули нас:
И вся кровь наша,
пот наш,
муки,
лишения
и святые мечты наши —
зря! —
Я пока не отказываюсь
ни от Каминского,
ни от Степанова,
ни от Бундурина,
Ни от сотен безвестных,
доверчиво сгинувших в пламени Октября.

Ты прости меня, Отче:
хоть они
и товарищи их,
потакая гордыни своей,
испоганили храмы Твои,
и могли испоганить отечества имя, —
я всё-таки верил им —
ведь я же не Каутский.
Он — философ, учёный,
а я — лишь наивный советский простой инженер,
но безропотно Крест свой неся,
Низко кланяюсь, Отче,
за терпение, милость и щедрость Твои:
что живу,
и умру,
и буду лежать —
не в Халтуринской,
и не в Каульской, —
В древней Тульской губернии,
в Тульской области,
(где всегда жили предки мои,
где сегодня — отец мой и мать,
и Любовь, и мои сыновья,
и где завтра —
я верю! —
сынов сыновья…) —
где когда-то я и родилсЯ.

В боях за честь, свободу и независимость нашей Родины
на Тульской земле погибло 38,5 тысячи
воинов Советской Армии и партизан

Над землёй родною,
Над равнинной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Душ солдатских — белых облаков.
Тихо — можно к матери, к невесте,
Ветрено — и вновь они на месте
Павших командиров и стрелков.

Над землёй родною,
Соловьиной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Гнёзд не свито — плачут соловьи.
Песням их теперь слезами вытечь:
Тридцать восемь с половиной тысяч
В рощах их не скажут о любви.

Над землёй родною,
Тополиной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Новых рощ не встанет средь полей:
Не сажать –
Откуда же им взяться? –
В честь детей своих, что не родятся,
Здесь отцам убитым
Тополей.

Над землёй родною,
Над невинной
В тридцати восьми да с половиной
Тысячах оборванных «Люблю!» —
Тридцать восемь с половиной тысяч
Звёзд зажечь
И обелисков высечь!
Не успею — сыновьям велю…

Над землёй родною,
Над былинной,
Тридцать восемь тысяч с половиной
Муромцев,
Поповичей,
Добрынь —
Вместе с нами
Русское раздолье
Сторожат от горя
И раздора.
И попробуй нас располовинь!..

Всех моих предков меты
В сердце моё вошли.
Чувство шестое —
Это
Чувство родной земли.

Вот они, под рукою,
Мудрые письмена —
Плыли рекой Окою
Русские племена.

Плыли, гребли направо,
В реченьку да в Упу,
Будто ладьи направя
Прямо в мою судьбу.

В Тулицу повернула
Княжеская ладья —
Так начиналась Тула,
Так начинался я.

Если чего-то стою
Я от неё вдали —
Благодаря шестому
Чувству родной земли.

Мною от века правит
Умерший на меже,
Мой бородатый прадед,
Ставший землёй уже.

Сказывал он сказанье —
Душу приворожил:
Пращур наш под Казанью
Голову положил.

И передали сыну
Выжившие в бою
Волю его: в России,
В отчем лежать краю.

Сын не забыл завета —
Пело в его крови
Чувство шестое это —
Чувство родной земли…

Думаю, новый пращур
С атомною пращой:
Будет ли внуку слаще?
Буду ли им прощён?

Только бы знал он:
Русский,
В главном не согрешу:
Мягко ли будет, хрустко —
В русской земле лежу.

Чувство любви святое —
Не разменять на рубли!
Не разменять шестое
Чувство родной земли!