Стихи Валентина Катарсина

Какой чужой, какой холодный взгляд,
прошла, сказала «здрасьте» без надлома
та женщина, что две зимы назад
была до тайной родинки знакома.

И я, ответив что-то невпопад,
забыл, куда я шёл,
и долгий вечер
былое вспоминал,
и снегопад
забеливал мне голову и плечи…

Живущие одновременно,
не все мы современники друг друга.
Знать можно о пульсации Вселенной,
но женщину предать, и выдать друга.
Знать можно о частицах невесомых,
судить, как пластика Родена глубока,
летать на лайнерах, писать о хромосомах.

И жить при этом —
в средние века.

Страх перед финкой
и пред вожаком —
ну кто ж с подобным чувством незнаком…

Я с этим злом
борьбы не вижу средства,
но вовсе не сторонник тех идей,
что это всё
недавних лет наследство,
когда борзых меняли на людей.

Всмотритесь в череп австралопитека,
вглядитесь в полукаменный скелет —
вон, на костях-
братоубийства след
ещё доисторического века.

1.

Не бойтесь
изобрести велосипед.
Бойтесь
ничего не изобрести.

2.

В детстве
необходимо
сломать картонного Буратино,
распотрошить
ватного Деда Мороза,
чтобы узнать —
что у него внутри.
А позже
также необходимо,
ухом, прильнув к стетоскопу
или склонившись над микроскопом,
бродя по Тунгуске,
по нагорьям Памира, —
проверять
все истины мира,
особенно прописные.

А иначе
Были бы разве открыты:
рисунки наскальные неолита,
мир хромосом,
и кратеры Марса
и то,
что зависит от скорости масса,
и то,
что смыкаются две параллели.

Было бы разве открыто все это,
когда б сомневаться мы не умели
в том,
что нету бессмертных ответов,
в том,
что бессмертных нет постулатов,
в том,
что внутри Дед Мороза —
вата.

На перекуре в тень легла бригада,
потягивая сладко табаки.
И угощает ветерок
прохладой
горячие,
крутые кулаки.

Висят рубахи потные на ветках,
упав в багульник
стынут топоры,
боровики
коричневые кепки
надвинули пониже от жары.

Притихло всё:
деревья,
мхи
и камни,
птенец проклюнул в тишине яйцо,
незримо
уплотнялся в соснах камбий
в своё древесное кольцо.

Невдалеке,
под пихтовым навесом,
забыв чернику с морды утереть,
стоит в кустах
былой хозяин леса —
притихший
и испуганный медведь.