Хохот 0 (0)

Навага с красными боками,
Картофель с мерзлым огурцом,
Блюда с холодными сигами,
Подносы с курным пирогом.

Мои движенья и поступки
Степенны были
И мудры:
Из романтической из трубки
Шли дыма белые шары.
Пусть самый младший из бригады —
В гостях я всем носы утёр:
С красавицей уселся рядом,
Заправский будто ухажёр.

Я предлагал ей хрен и редьку,
Густой наливки наливал…

Куда-то мимо табуретки
Я сел
И с грохотом упал!

Захохотали лесорубы,
Раскрыв, наперченные рты,
Захохотали плечи, зубы,
Крутые груди, животы.
И мельхиоровую ложку,
В могучий ухватив кулак,
Собрав багровый лоб гармошкой,
Матёрый хохотал рыбак.

А рядом
Шкипер узкоскулый,
Столовый нож в руке держа,
Откинувшись на спинку стула,
В беззвучном хохоте дрожал…

Поднялся с пола я спокойно,
Хоть от стыда горел огнём.
И трубка яблонего корня
Валялась где-то под столом.

Но прежде чем опять садиться, —
По табуретке постучал,
Взглянул в хохочущие лица
И громче всех
Захохотал!

Я не в тебе 0 (0)

Я — не в тебе,
я — около.
Я — шлейфоносец твой…

Догадавшись об этом,
убежал забывать
твой голос,
лицо
и походку.
Убежал по весне,
когда огорошил карнизы
капелью апрель…

Нынче осень поставила в небе
вопросительный знак журавлей.
Все плохое забылось.

И когда нестерпимо хочется
вновь тебя увидеть —
придумываю плохое.

Переписка 0 (0)

Пишет слон бегемоту:
«Здравствуй, дружок,
Ко мне приезжай на зелёный лужок,
Тебя и семейство на дачу зову,
В моём огороде
Покосим траву».
Слон черепахе
Вручает письмо
И двадцать копеек
На эскимо.

Ползёт черепаха
И ночью и днём.
Зима началась,
Побелело кругом.

Письмо получил бегемот,
И ответ
Писать направляется
В свой кабинет.
Он пишет:
«Какой ты затеял покос,
когда за окошком
лютый мороз?».

Счастливый медведь
Извещает бобра:
«У нас медвежонок
родился вчера!».

Опять
Почтальон-черепаха ползёт:
Бобёр получает письмо
Через год.

К берлоге он прибыл
Малютку смотреть.
И видит — малютка
Уж взрослый медведь.

На яркую ёлку
Встречать Новый год,
Козёл кенгуру
С кенгурёнком зовёт.

Ползёт черепаха
С утра до темна.
Зима уж прошла
И прошла уж весна.

«Какой Новый год, —
удивлён кенгуру —
в тридцатиградусную жару?».

Жираф еле пишет —
Болит голова,
Помочь приглашает он
Доктора — льва.

Ползёт черепаха
И ночью и днём,
Ползёт черепаха
Со срочным письмом.

Лев прибыл
С набором лекарственных трав —
Давно уж забыл
О болезни жираф!

Так шло с опозданьем
Письмо за письмом,
Ползла черепаха
И ночью и днём.
Пока не смекнуло
Назначить зверьё
Почтового голубя
Вместо неё.

Приближение зимы 0 (0)

1.

Дождь моросит,
Как будто бы по крыше
Синицы семенят,
Сойдя с ума.
Дороги и пути —
все перепишет,
Всё перепишет набело зима.

И уже разучивают ветры
Певучую февральскую пургу,
Окостенели
тоненькие вербы,
И покидают журавли тайгу.

Берёзка машет голыми ветвями,
Всё растеряв —
и золото,
и медь,
Как будто хочет вместе с журавлями
Куда-то в край далёкий улететь.
Но улететь, озябшая, не может,
Клин журавлей —
ушёл за облака…
А дождик всё идёт.
Гусиной кожей
Покрылась почерневшая река.

2.

Утром,
Морозным утром
Ходил по земле стекольщик,
Большой и добрый стекольщик.

Он совершенно бесплатно
Вставлял тончайшие стёкла
В ведра с водой,
И в лужи,
И в следы от копыт лосиных.

3.

Синий воздух,
Голубые тени,
Молока холодного бидон.
Зимний день,
а я ещё осенний,
Грустный,
как отцепленный вагон.
В даль, татуированную дымом,
В край твой
погляжу в последний раз.
Стоит оказаться нелюбимым —
Громче ржёт
некормленый Пегас.

Где-то вдалеке
проплачет поезд,
Достаю я новую тетрадь
И сажусь писать
смешную повесть,
На полях твой профиль рисовать.

Просветлев,
Как будто время к маю,
Чуть сентиментален и смешон,
Я резинкой медленно стираю,
Что изобразил карандашом.

Кладбище научных истин 0 (0)

Там,
где лавром пропахли тени —
могилы былых Заблуждений.
Теоремы,
Доктрины,
Догматы —
выбиты золотом даты
рождения их и краха.
И — никто не тревожит праха.

Там,
где ивы плакучей листья —
тихие холмики истин.
Холмики чаще разрыты,
откинуты ветхие плиты.
Яма —
где спало слово,
открытие,
мысли тело.
Могильщик ворчит: «Надоело
зарывать и откапывать снова.
Вот зимой
хоронили идею —
на виске дыра пулевая —
откопали на прошлой неделе,
вскрыли гроб, —
а она
живая».

Дон-Кихот 0 (0)

Бьют белого дубинкой,
негра — плёткой,
Манолис Глезос снова за решёткой,
исчезли мельницы,
но в тело нож вонзают…

Вот отчего
смеются в кинозале,
когда глядят,
как некий идиот,
напялив бутафорские доспехи,
взяв в спутники
обжору на осле,
влюбившись в бабу,
толстую, как бочка, —
решил
того добиться
в одиночку,
чего не можем сделать
сообща
мы,
общество,
народ,
людская масса,
достигшая на космолёте Марса.

Без адреса 0 (0)

Как живётся вам, Иван Денисович?
Нам для встречи выдан был лишь день.
Но года
сметали суток тысячи,
Вы ж не забываетесь меж тем.

Вы давно, конечно же, на пенсии.
Редким зубом ухватив мундштук,
В одинокой комнатке повесили
Жёлтых фотографий пару штук.
На одной — вы сами молодёшенек,
На другой — ушедшая жена.
Я, по правде, тоже одинёшенек,
Хоть и помоложе к временам.

Может, потому
вы мне и вспомнились,
Что тогда,
в короткий час весны,
Молодым восторгом преисполнились
Чувства к мысли,
чьи слова честны.

С вами б можно ворошить неявное,
Промолчав о долгости тягот.
Ваша жизнь, как церковь православная,
Терпит всё
и к Пасхе не гудёт.

… Написал. Хотел на почту выскочить,
Но вот адрес (что за дребедень!) —
Потерялся… Жаль.
Иван Денисович,
Нам для встречи выдан был лишь… день.

Загар 0 (0)

Загорелым
нетрудно сделаться каждому
летом
под солнечным жаром.
Но я не завидую этому пляжному,
солнечному загару.

Боится он времени,
д-уша ванного
и безобидного веника банного.

… Сидит человек
в несолнечной комнате,
сидит человек,
и считает атомы,
чертит параболы в звёздном космосе,
что-то выдумывает на ватмане.
Время идёт
на нелёгкие поиски
слова,
никем ещё не пропетого.
Уходит день
на страничку повести…

Друзья удивляются искренне этому.
Развалясь,
загорают в шезлонгах розовых,
глядят сквозь очки
в стихотворные томики.
Им невдомек,
что становится бронзовым
человек,
ссутулясь
за письменным столиком.

Постепенно 5 (1)

Всё на свете
происходит постепенно:
страсть стихает,
созревает плод,
дерево лавровое растёт.

В сентябре
я еду в листопад,
комнату снимаю в Петергофе.
Где-то чьи-то имена шумят.
Пусть шумят,
я молча пью свой кофе.

Не спеша, пишу.
Всё впереди.
От ночных раздумий и курений
бьётся неразмеренно в груди
цензор всех моих стихотворений.

Вдалеке от споров и возни.
Верю я, что рано или поздно
отгорят бенгальские огни,
отсверкают временные звёзды.

Годы всё поставят на места
и рассудят, где волна, где пена…

Мне видна
иная высота,
на неё восходят
постепенно.

Свадьба 0 (0)

Бубнят старухи бестолковые,
Судачат шёпотом сухим:
«Тот парень, кем была целована,
он мужем станет не твоим».

Но ты не злая
и не жалкая,
А лишь красивая
пришла
В знакомый дом, где свадьба жаркая
Собрала нынче полсела.

Где парни с буйным поведением
Сидят степенно до поры,
Где деды с видом академиков
Красны от водки и жары.

Когда ж гармонь руками верными
Рванул умело гармонист,
Оставив стол,
ты вышла первая
И кто-то крикнул:
«Разойдись!».

Не усидел жених,
не выдержал
И чуб отбросил на висок,
Когда ты, в круг широкий выбежав,
Сняла свой шёлковый платок.

И вот плечо плеча касается,
И в такт дрожит рубахи шёлк,
И кто-то вслух шепнул:
«Красавица!».
А кто-то слова не нашёл.

Потом тебя опять заставили
Пуститься в дробный перепляс…

А за окном луна растаяла,
Кричали
«горько» в сотый раз.

И дедам,
выпившим старательно
За подвиги и за грехи,
Казалось:
с вышивки на скатерти
Заголосили петухи.

Заголосили хрипло, тоненько…
А на дворе светлым-светло.
И ты под перебор гармоники
Ушла в дремотное село.

Пришла домой,
засовом звякнула,
Никто не слышал, не видал,
Как ты, упав в подушки, плакала,
Как шёлковый платок дрожал.

Смерть жирафа 0 (0)

На решётке
висела табличка:
где пойман,
что ест,
и кличка.

Но он
ничего не ел.
Лежал
и печально глядел
красивым
цыганским глазом
на сено,
сухие веники
(вспоминалась, наверно, туманно —
саванна…).
Совещались
мудрые медики:
чего ему не хватает —
белков,
жиров,
углеводов?

При вскрытии
обнаружилось,
Что ему не хватало
свободы.
Впрочем,
врачи назвали это иначе —
каким-то латинским словом.

Хор 0 (0)

Быть может, я не прав — допустим,
но, как от медленной воды,
я сплю от коллективной грусти
людей, построенных в ряды.

Когда я слышу песнопенья
певцов, одетых как один,
я вспоминаю на мгновенье:
сто одинаковых картин,
сто одинаковых гармоней,
сто лун, взирающих на нас,
сто Джиоконд
и сто ладоней,
вверх поднимающихся враз…

Одно лицо мне нынче снилось
и дождь один стучался в крышу
и, изменить себя не силясь,
созвучней мне, когда услышу
на сцене,
в томике стихов,
иль в поле, где тучнеет колос
сквозь сто согласных голосов
один
неповторимый голос.

Ты, эрудит 0 (0)

Ты,
эрудит,
создатель циклотрона,
читающий о кварках и нейронах,
гербарий, собирающий в Крыму
и знающий толково —
почему
искривлено и относительно пространство,
и почему живуче христианство,
ответь —
ты уяснил, что всё на свете:
опроверженье
в завтрашней газете,
начало войн,
в которых мы сгораем,
падение Бастилий
и властей —
от нас зависит,
от простых людей,
как мы себя бездумно называем?

Да, уяснил
и разобрался чётко.
Об этом надо помнить,
а иначе —
опять
нас незаметно одурачит
какой-нибудь маньяк
с босяцкой чёлкой.

Рисовать античные гипсы 0 (0)

Рисовать античные гипсы,
стесняться нагих натурщиц,
покупать пирожки бездомным собакам,
строить воздушные замки
и не курить натощак…

Идти сквозь дома,
сквозь толки
и толпы глупцов,
суфлёров,
формул и фраз,
сквозь стены старинной кладки…

Я их обходил,
обегал,
огибал.
На это ушло
99 дорог.

Мой друг написал прекрасные строчки:
«Две точки в мире
соединяются только одной прямой
или множеством всяких кривых…».

Пламя становится искрой,
я провожаю желанье
сердцем коснуться сердца
женщины,
с которой меня не связала
прямая.

Вечное 0 (0)

Дикарь пещер палеолита
не мог представить современный город,
автобус или телевизор…

Так я
представить не могу,
что будет через тыщу лет,
но верю —
проснётся ночью человек
и станет у окна, на звёзды глядя,
тоскуя, как дикарь палеолита
по девушке из кварцевой пещеры,
из-за которой
он убил бизона…

И создал звуки «Аппассионаты»…

Чуть не сгорел
возле чужого солнца…

Эпоха дисциплины чувств:
достаточно подумать —
и загорится свет,
заплачет музыка других галактик.

А человека
древней силой тянет
по сложным, неизученным законам
к земной,
бездонноглазой,
безответной…

Друзья девятый год несутся к Лире
со скоростью,
что уплотняет время.

Стоит влюблённый,
глядя в будничное небо,
и вспоминает кадры уникальных фильмов,
где древние
в подобном состоянье
выкуривали пачку «Беломора».