В Казань 0 (0)

в Казань, в Казань, за тридевять с рублем
на хлеб и воду, самогон и рыбу
на эшафот, на подиум, на дыбу
петь соловьем, чирикать воробьем
выть эмиграционным волком либо
писать плакаты кровью и углем.

в Казань, в Казань, в провинцию с нуля
где слово в масть в любое время суток
на Страшный Суд дешевых проституток
под стенами казанского Кремля
где с корабля – под междометье «б*я»
при резком свете импортных попуток

в Казань, в Казань, куда еще, скажи
ведь это здесь – и черти, и кулички
и филиал Чистилища души
и 30 баксов, чтоб попасть в кавычки
и даже виртуальные отмычки
от пресловутой пропасти во ржи

Первый снег детей обворожил 0 (0)

Первый снег детей обворожил.
Крошечные звёздочки мороза.
Кто-то их на землю накрошил
И в пустые гнёзда.
И была невысказана даль.
Дом качался каменным причалом.
То, что я вокруг себя видал,
Было лишь началом.
Первый снег, но сколько тайны с ним
Связано средь побелевших улиц.
За одним прохожим, за одним
Сто шагов тянулись…
Кто-то в дальний путь костюм мне шил,
Подгонял по возрасту и ГОСТу.
Первый снег детей обворожил
Поднебесным ростом.
Было всё похоже на игру
Со своим волшебным отпечатком.
Лишь нелепо бился на ветру
Жёлтый лист, как женская перчатка.

Ночью 0 (0)

В два часа совсем темно,
Только я той тьме не верю.
Не подсматривай, Окно!
Не подслушивайте, Двери!

Спрятан шёпот между строк,
Скрыт обман под маской ямба.
Не склоняйся, Потолок!
Не раскачивайся, Лампа!

Я смотрю во все углы,
Где живут мои гиены.
Не скрипите так, Полы!
И не сдавливайте, Стены!

Знаю, будет мне судьба,
От которой только взвою.
Не гуди во мрак, Труба!
Не спеши, Душа, на волю!

Пусть попозже, пусть потом
Это все со мной случится.
Не разваливайся, Дом!
Не кричи, дурная Птица!

Этот город похож на татарскую дань 0 (0)

Этот город похож на татарскую дань
С монастырскою сонной округой.
Здесь когда-то построили Тмутаракань
И назвали зачем-то Калугой.

Сколько славных имен в эту глушь полегло,
Но воскресло в иной субкультуре:
Константин Эдуардович… как там его –
Евтушенко сегодня, в натуре.

Этот город, прости меня, Господи, был

То советский Содом, то Гоморра
Постсоветская: Цербер под окнами выл,
В ожидании глада и мора.

Не хочу вспоминать эти пьяные сны,
Явь с придурками, дом с дураками,
И почти несусветную «точку росы»…
Два в одном: Гоголь&Мураками.

Этот город уходит в снега. На фига
Снятся мне в двадцать гребаном веке:
Тараканьи бега… тараканьи бега
И татаро-монголов набеги?

Тобольск 0 (0)

Темнота осыпается пеплом и плавится воск,
Чьи-то тени прошли, наклонясь к моему изголовью.
Падший ангел и тот покидает проклятый Тобольск,
Нынче залитый кровью, последнею царскою кровью.

Здесь теперь ни души, только красные звезды вокруг,
Я зачем-то пытаюсь прорвать этот адовый круг.

Если б кто-то любил меня или вернулся ко мне,
Я бы мог успокоиться в этой ужасной стране.

Но поверх расставаний, любви, добродетели, зла
Толстым слоем повсюду лежит, остывая, зола.

Пепел памяти кружит, срываясь с деревьев весной,
Прилипает к лицу, засыхает как будто короста…
И на площади Красной за красной кирпичной стеной
Дети цареубийц принимают парад у погоста.

Если к Черному морю однажды приехать 0 (0)

Андрею Коровину

Если к Черному морю однажды приехать — больным, одиноким, расстроенным,
если моря не видеть, а лишь представлять, словно Морис Дрюон.
Пить весь день, пить весь вечер, всю ночь коктебельский коньяк с непутевым Коровиным,
вспоминая все время другую Итаку — советских времен.

Мы там были и пили — по три шестьдесят две, в обычную русскую складчину,
но с французским душком были речи, и мысли, и помыслы все: революция, родина… только потом вечно скатывались в азиатчину:
всё про женщин, про баб, про бл*дей, и какой, мол, дурак Одиссей.

Мы там были на этой Итаке, скажи, мы клялись, что не будем такими же,
если что — не вернемся ни к падшей жене, ни к пропащей стране… Если к морю приехать больным, постаревшим, короче,
с затасканным имиджем — в темноте это Черное море по-черному черным вдвойне.

К опустевшему берегу, дикому пляжу спускается пьяная улица:
кто там голый по пояс стоит? Отвернусь от его наготы.
И на счет раз-два-три повернусь и увижу, что море совсем не волнуется,
что его не волнуют ни Понтий, ни Понт, ни чужие понты.

Я останусь нынче в Санкт-Петербурге 0 (0)

СБ

Я останусь нынче в Санкт-Петербурге,
Покатаюсь ночью на Сивке-Бурке,
Только ты о прошлом не суесловь.
В переулках Кушнером бредят урки,
Пресловутый топор под брюхом каурки,
В проходных дворах леденеет кровь.

Для тебя, Иосиф и прочих рыжих —
На Фонтанке культовый чижик-пыжик,
Не зови с собой его, не зови.
От прощаний привкус болиголова,
Только ты о прошлом теперь ни слова,
Что с того, что миф у меня в крови.

Не хочу быть сказочником дешевым —
Встань травой, примятой Петром Ершовым.
Город словно налит по грудь свинцом.
Ностальгия шепчется с конвоиром.
Вдоль реки, разбавленной рыбьим жиром,
Фонари стекают сырым яйцом.

В потемневших водах Невы с обидой
Ленинград рифмуется с Атлантидой.
Не заглядывай за погасший край.
Эту ночь делить нам с тобою не с кем,
Мы вернемся в рай опустевшим Невским,
Мы вернемся в рай, мы вернемся в рай.

Ворованный воздух 0 (0)

вот те Бог, он сказал и кивнул то ли вверх, то ли просто вбок
вот порог, он добавил, ступай. И я шагнул за порог
я дышал ворованным воздухом — и надышаться не мог

я не мог говорить — я боялся, что мимо спешащий Бог
попрекнет ворованным воздухом, взятым как будто в долг
что ему все эти тексты, фразы, слова, или даже слог

я боялся Бога — Он был справедлив, но капризен и строг
я молчал все утро, весь день и весь вечер, я падал с ног
и ворованный воздух, сгущаясь, чернел, превращался в смог

ночь упала плашмя у ног, как непрожитой жизни итог
итого: ворованный воздух гудит в проводах вдоль дорог
все напрасно, Господи, слышишь?.. Слышит, слышит — на то и Бог

не воруй, говорит, даже воздух, добавил. А сам-то, сам
то и дело шепчет, я слышал, вздыхая: сим-сим, сезам
видно, трудно ему не дышать, привыкая к чужим слезам

Елки московские 0 (0)

елки московские
послевоенные
волки тамбовские
обыкновенные
то ли турусами
то ли колесами
вместе с тарусами
за папиросами
герцеговинами
нет не мессиями
просто маринами
с анастасиями
серые здания
вырваны клочьями
воспоминания
всхлипами волчьими
вместо сусанина
новые лабухи
церковь сусальная
возле елабуги
птичьими криками
облако низкое
кладбище дикое
общероссийское
сгинули в босхе и
в заросли сорные
волки тамбовские
волки позорные