Стихи Василия Капниста

Non ebut neque aureumMea renidet in domo lacunar.

В миру с соседами, с родными,
В согласьи с совестью моей,
В любви с любезною семьей
Я здесь отрадами одними
Теченье мерю тихих дней.

Приютный дом мой под соломой
По мне,— ни низок, ни высок;
Для дружбы есть в нем уголок,
А к двери, знатным незнакомой,
Забыла лень прибить замок.

Горой от севера закрытый,
На злачном холме он стоит
И в рощи, в дальный луг глядит;
А Псёл, пред ним змеей извитый,
Стремясь на мельницы, шумит.

Вблизи, любимый сын природы,
Обширный многосемный лес
Различных купами древес,
Приятной не тесня свободы,
Со всех сторон его обнес.

Пред ним, в прогалине укромной,
Искусство, чтоб польстить очам,
Пологость дав крутым буграм,
Воздвигнуло на горке скромной
Умеренности скромный храм.

Умеренность, о друг небесный!
Будь вечно спутницей моей,
Ты к счастию ведешь людей,
Но твой алтарь, не всем известный,
Сокрыт от черни богачей.

Ты с юных дней меня учила
Честей и злата не искать,
Без крыльев — кверху не летать
И в светлом червячке — светила
На диво миру не казать.

С тобой, милейшим мне на свете,
Моим уделом дорожу;
С тобой, куда ни погляжу,
Везде и в каждом здесь предмете
Я нову прелесть нахожу.

Сойду ль с горы — древес густою
Покрытый тенью теремок,
Сквозь наклоненный в свод лесок,
Усталого зовет к покою
И смотрится в кристальный ток.

Тут вечно царствует прохлада
И освежает чувства, ум,
А тихий, безумолкный шум
Стремительного водопада
Наводит сон средь сладких дум.

Там двадцать вдруг колес вертятся,
За кругом поспешает круг,
Алмазы от блестящих дуг,
Опалы, яхонты дождятся,
Под ними клубом бьет жемчуг.

Так призрак счастья движет страсти,
Кружится ими целый свет.
Догадлив, кто от них уйдет:
Они всё давят, рвут на части,
Что им под жернов попадет.

Пойдем, пока не вечереет,
На ближний остров отдохнуть;
К нему ведет покрытый путь,
Куда и солнца луч не смеет
Сквозь темны листья проскользнуть.

Там сяду я под берест мшистый,
Опершись на дебелый пень.
Увы! не долго в жаркий день
Здесь будет верх его ветвистый
Мне стлать гостеприимну тень.

Уж он склонил чело на воду,
Подмывши брега крутизну,
Уж смотрит в мрачну глубину,
И скоро, в бурну непогоду,
Вверх корнем ринется ко дну.

Так в мире времени струями
Всё рушится средь вечной при,—
Так пали древни алтари,
Так с их престольными столпами
И царства пали и цари.

Но скорбну чтоб рассеять думу,
Отлогою стезей пойдем
На окруженный лесом холм,
Где отражает тень угрюму
С зенита ярким Феб лучом.

Я вижу скромную равнину
С оградой пурпурных кустов:
Там Флора, нежна мать лугов,
Рассыпала свою корзину,
Душистых полную цветов.

Там дале, в области Помоны,
Плоды деревья тяготят;
За ними Вакхов вертоград,
Где, сока нектарного полны,
Янтарны гроздия блестят.

Но можно ль все красы картинны,
Всю прелесть их изобразить?
Там дальность с небокругом слить,
Стадами тут устлав долины,
Златою жатвой опушить?

Нет, нет, оставим труд напрасный,
Уж солнце скрылось за горой,
Уж над эфирной синевой
Меж туч сверкают звезды ясны
И зыблются в реке волной.

Пора к семейству возвратиться,
Под мой беседочный намет,
Где, зря оно померкший свет,
Уж скукой начало томиться
И моего возврата ждет.

Всхожу на холм — луна златая
На легком облаке всплыла
И верх текущего стекла,
По голубым зыбям мелькая,
Блестящий столп свой провела.

О! как сие мне место мило,
Когда, во всей красе своей,
Приходит спутница ночей
Сливать с мечтой души унылой
Воспоминанье светлых дней!

Вдали зрю смесь полянок чистых
И рощ, покрывших гор хребты,
Пред мною нежных роз кусты,
А под навесом древ ветвистых,
Как мрамор, белые кресты.

Благоговенье! Молчалива,
Витийственна предметов речь
Гласит: «Ты зришь своих предтеч,
Священна се господня нива:
Ты должен сам на ней возлечь».

Так, здесь и прах отца почтенный,
И прах семи моих детей
Сырою я покрыл землей;
Близ них дерновый круг зеленый —
Знак вечной храмины моей.

Мир вам, друзья! Ваш друг унылый
Свиданья с вами скоро ждет;
Уж скоро!.. Кто сюда придет,
Над свежей скромною могилой
В чертах сих жизнь мою прочтет:

«Капнист сей глыбою покрылся,
Друг муз, друг родины он был;
Отраду в том лишь находил,
Что ей как мог, служа, трудился,
И только здесь он опочил».

Напрасно, Паша! ты желаешь
Стихи мои читать,
Сим чтеньем, может быть, мечтаешь
Задумчивость прогнать.

Но как ты, друг мой, ошибешься!
Совсем не то найдешь.
Весьма не часто улыбнешься,
Частехенько вздохнешь.

С тоской я с юных лет спознался
И горьку чашу пил;
За миг, что в радости промчался,
Годами скук платил.

И ныне, жизнь влача унылу,
По тернам лишь брожу;
Почти всех милых снес в могилу
И сам уж в гроб гляжу.

Итак, не радостных мечтаний
Увидишь здесь черты,
Увидишь скорбь,— и лишь стенаний
Услышишь эхо ты.

Почто же чтеньем сим печальным
Взвергать на сердце гнет?
Почто покровом погребальным
Мрачить веселья цвет?

Но требуешь,— ах! друг мой милый,
И ты уж, может быть,
Изведала, что в час унылый
Отрадно слезы лить.

Прими ж мой дар; когда, читая
Печальный стих, вздохнешь,—
О старце, Паша дорогая!
Сим вздохом вспомянешь.

Уже златыми полосами
Лишь солнце из-за гор взошло,
Рассекло тучи и лучами
Багряны их бока зажгло.
Умытая росой природа
Ликует час его восхода
И им любуется в струях,
Цветы ему благоухают,
И хоры птиц его встречают,
Парящего на небесах.

Благословлю тебя, священный
И купно безотрадный день!
Гони печали мрак сгущенный,
Как ночи разогнал ты тень.
Уж солнце года круг свершило
С часа, как горестью унылой
Томит меня Плениры смерть.
Но ни летяще быстро время,
Ни злоключений новых бремя
Не могут лютой скорби стерть.

Вотще весна, прогнавши хлады,
Природе нову жизнь дает,
Для новых ей красот, отрады
Из недр земли цветы зовет,
Вотще, — и ей не внемлют гробы!
Вовек из недр земной утробы
Для новой жизни здесь твой прах
Не встанет, милая Пленира!
Твой дух на крылиях эфира
Парит во светлых облаках.

Ликуй же средь безмрачна круга,
В небесном сонме веселись,
Но иногда на верна друга
С приятным чувством оглянись.
Воззри, как с ревностью сердечной
Твою любезну память вечно,
Твой образ он в душе хранит.
Воззри, как день твоей разлуки —
Источник горький слез и муки —
С благоговеньем он святит.

Над милыми детей гробами,
Над сим убежищем святым,
Из незабудьков с васильками
Сплетенным именем твоим
Простой тебе алтарь украшу.
Там горсть пшеницы, меда чашу
В дар памяти твоей драгой
Поставлю; фимиам возжжется
И теплых слез поток прольется
С усердной к небесам мольбой.

Прийми сей дар, о тень драгая!
Прийми, с превыспренных спустись
И, в легком ветерке летая,
Горячей сей груди коснись:
Пролей в нее покой, отраду;
И верна дружества в награду,
Когда у алтаря сего
Склонюсь почить в уединеньи,
Приди хотя во сновиденьи
Утешить друга твоего.

Милый чижик желтобокой!
Кверху, друг мой! не взлетай,
Не клади гнезда высоко,
Но в густой траве свивай.
Ты взгляни, как ястреб гладный
Над тобой уже парит,
Как, твоей он крови жадный,
Когти на тебя острит.

Вырос илем над горою;
Но там, зной ли дышит — жжет,
Буря ль налетит с грозою —
Ломит ветви, листья рвет.
А в долине ива мшиста,
Бури не боясь, стоит.
Там струя, катяся, чиста
В жарки дни ее поит.

Так зачем и мне крушиться,
Что вельможей не рожден?
Тот пусть ищет век томиться,
Кто тщеславием вскружен.
Я же низменной стезею
От мирских сует уйду.
Труд деля с драгой семьею,
Счастье в бедности найду.

Ах! пойду рассею скуку
По лесочкам, по лугам,
Тайную, сердечну муку
Эхам томным передам.

Томны эхи! повторите
Скромну жалобу мою;
Другу милому скажите,
Что по нем здесь слезы лью.

Пусть хотя чрез вас узнает
То, чего сказать нет сил:
Что по нем душа страдает,
Без него и свет немил.

Эхи! пристально внимайте:
Если милый мой вздохнет,
Вздох скорей мне передайте!-
Сердце лишь ответа ждет.

Здесь берест древний, величавый,
Тягча береговый утес,
Стоял, как патриарх древес:
Краса он был и честь дубравы,
Над коею чело вознес.

Перуном, бурей пощаженный,
Веками он свой век счислял,
Но бодрость важную казал
И, ветви распростря зелены,
Весь берег тенью устилал.

Ах! сколько крат в дни летня зноя,
Гнетомый скукой иль тоской,
Пришед под свод его густой,
Я сладкого искал покоя —
И сладкий находил покой.

От бури, от дождя, от града
Он был надежный мне покров;
И мягче шелковых ковров
В тени, где стлалася прохлада,
Под ним ковер мне был готов.

Там, в час священных вдохновений,
Внимать я гласу музы мнил,
Мечтой себя там часто льстил,
Что Флакка добродушный гений
Над головой моей парил.

Мечты то были; но мечтами
Не все ль златятся наши дни?
В гостеприимной там тени,
Под кровом береста, часами
Мне представлялися они.

Казалось, дряхлостью сляченна,
Меня он, старца, преживет,
И в круге многих, многих лет,
От своего чела взнесенна,
Над правнуками тень прострет.

Но Псёл скопленными струями,
Когда весенний таял снег,
Усиля свой упорный бег,
Меж преплетенными корнями
Под берестом смывает брег.

«Уж берест клонится на воду,
Подрывшу брега крутизну,
Уж смотрит в мрачну глубину,
И скоро, в бурну непогоду,
Вверх корнем ринулся б ко дну.

Главой в реку б он погрузился
И, с илом там сгустя песок,
Свободный воспятил бы ток;
Об ветви б легкий челн разбился».
Пришел и твой, о берест! рок.

У корня уж лежит секира!
О скорбь! Но чем переменить?
Злой рок решил тебя истнить,
Тебя, невинный житель мира,
И мне твоим убийцей быть!

Прости ж, прямый мой покровитель,
Теперь — лишь жалости предмет!
Прости — и мой уж час грядет:
Твой гость, невольный твой губитель,
Тебя недолго преживет.

Но рок нас не разлучит вечно:
Ты часто мне дарил покой,—
В тебе ж и прах почиет мой:
Скончав путь жизни скоротечной,
Покроюся — твоей доской.

Как в устье пристани глубокой,
Вознесшись к облакам, скала
Стоит — и бури рев жестокой,
Сверканье молний вкруг чела,
И волны презирает яры,
Перуна пламенны удары
Изрыли весь ее хребет,
Но опаленну грудь громами
Она, уперши в понт, волнами
Тревожить пристань не дает, —

Так муж, судьбой определенный
Отечества оградой быть,
Враждою ковы соплетенны
Как слабу разрывает нить.
Душой неколебим в гоненьи,
О злобе, зависти, о мщеньи,
О самой смерти небрежет.
Грудь тверду злобе представляя
И жизнь всем бедствам подвергая,
Хранит отечество от бед.

Бесплодно подлость, лесть, измены,
Сокрытны спутницы вельмож,
Как смертоносные сирены,
Сплетают ядовиту ложь,
Враги открыты тщетно злятся,
На пагубу его стремятся,
И всуе рок его разит:
Как черви, тех ногой он давит,
Сим крепость мышц противу ставит,
Судьбе — терпенья твердый щит.

Кому отечество вручило
Весы суда, защиты меч
Или правления кормило,
Тот должен путь опасный течь,
О личной пользе не радея;
В враге лишь общества злодея
Он должен видеть своего.
В душе того, кто долгу жертва,
Как собственность, так личность мертва,
Народно благо — жизнь его.

Он щит судьбою утесненным,
Покров безгласных вдов, сирот,
Рукой неправды угнетенным
Подпора тверда и оплот.
Против врагов, идущих боем,
Отечеству с драгим покоем
Стяжанье, жизнь свою дарит.
Падет ли средь кровавой рати,
И мертв в сердцах своих собратий
Любовь к отечеству живит.

Такие в сонме россов были
Пожарский, Минин, Филарет.
Ярем сарматский сокрушили
Они под лаврами побед.
Но те, что за отчизну пали,
Не больше ль благо назидали? —
Хоть Курций жертвой Риму был,
Но Регула неколебима,
Пример его к спасенью Рима
На остры гвозди положил.

Теки ж — и коль поставлен роком
В столпы отечества, крепись.
Орел! в парении высоком
Спуститься долу берегись.
Предерзкий рог сломи строптивых
И знай, что на путях правдивых
Коль муж великий и падет,
В потомстве с славою он встанет.
Венок лавровый не увянет,
Но ввек на гробе процветет.

Муж, доблестьми превознесенный,
Из пепла вновь себя родит,
Как злато, в горне искушенно,
Лучом сугубым возблестит,
И ни вражда, что мир тревожит,
Ни ржа времен затмить не может
Нетлеюших его доброт.
В сердцах он памятник воздвигнет,
Что храма вечности достигнет,
Священ потомству в род и род.

Твой образ в сердце врезан ясно,
На что ж мне тень его даришь?
На то ль, что жар любови страстной
Ты дружбой заменить велишь?
Но льзя ль веленью покориться:
Из сердца рвать стрелу любви?
Лишь смертью может потушиться
Текущий с жизнью огнь в крови.

Возьми ж обратно дар напрасный,-
Ах! нет: оставь его, оставь.
В судьбине горестной, злосчастной
Еще быть счастливым заставь:
Позволь надеждой сладкой льстится,
Смотря на милые черты,
Что, как твоя в них тень хранится,
Хоть тень любви хранишь и ты.

Мечта, последний луч отрад!
И ты мне изменяешь!
И ты уж твой прелестный взгляд
От скорби отвращаешь!

Люблю; и, искренно любя,
Взаимностью ласкался,
И счастья призраком себя
Я обольщать старался.

Но ты уносишь призрак сей
В страну пустынну, дальну,
Оставя в горести моей
Лишь истину печальну,

Лишь истину, что за любовь
Холодность мне заплата
И что не должен ждать я вновь
Счастливых дней возврата.

Увы! почто же в скорби злой
Влачить часы постылы,
Когда осталися со мной
Лишь горести унылы!

В душе той гроба пустота
Уж мрак свой расстилает,
Котору даже и мечта
На миг не обольщает.

Леса, влекущие к покою!
Чертог любви и тихих дней!
Куда вы с прежней красотою
Сокрылись от моих очей?
Вас та же зелень украшает,
Но мне того уж не являет,
Чем дух бывал прельщаем мой;
Везде меня тягчат печали,
Везде, где прежде восхищали
Утехи, счастье и покой.

О рок! о судия жестокий!
Неумолимый царь времен!
Доколе буду слез потоки
Я лить, тобою осужден?
Доколе, в сердце скорби кроя,
Я буду прежнего покоя
Искать, в злосчастии стеня?
Иль бед моих окончи время,
Или уж всех напастей бремя,
Собрав, повергни на меня.

В терпеньи мудра познаваем,
Несчастьем испытуем он,
Но где сверх меры мы страдаем,
Там тщетен мудрости закон.
Рожденная надежда с нами,
Доколь хоть тихими стопами
К концу напастей нас ведет,
Еще рассудок помогает,
А в ком надежда исчезает,
Под ко?су смерти тот течет.

С юнейших лет жестокой власти
Уже я бремя ощущал
И начал чувствовать напасти,
Как скоро чувствовать я стал,
Но днесь они прешли пределы.
Сбери, о рок, острейши стрелы,
Стремись мне ими грудь пронзать;
Не убоюсь грозы напрасной:
Сразив меня рукою властной,
Ты слаб мой дух поколебать.

Ты слаб! ах, нет! сей мысли верить —
Есть ложной льстить себя мечтой.
Я мог душою лицемерить
Пред всеми, но не пред собой.
Я мог страстей таить волненье,
Скрывать на сердце огорченье
И скорбь в груди запечатлеть,
Но, душу скрыть от всех умея
И ею вне себя владея,
Внутри себя не мог владеть.

Страдал, — и скорби остро жало,
Таящеесь в груди моей,
Тем глубже сердце уязвляло,
Чем больше крылось от очей.
Печаль, являюща отраду,
Подобна пагубному яду,
Который, в лестном виде сна,
Коварну смерть уготовляет.
Конец терпенья предваряет
Души притворна тишина.

Ручей, который с гор стремится,
Сверкает, пенится, ревет,
Сквозь дебри роется, мутится
И камни быстриной несет,
Не столько в ярости опасен,
Как ток, который тих, безгласен,
Подмывши брег, притворно спит:
Он бездну тишиной скрывает;
Тот рвенье чувств изображает,
А сей отчаяния вид.

Еще не свершены печали
И луч надежды не исчез,
Пока стенанья не престали
И ток не осушился слез,
Но коль и сих отрад лишенно,
Несчастьем сердце удрученно
Таит в себе жестокость бед —
Се час ужасный наступает:
Унынье душу омрачает,
А вслед отчаянье течет.

Но, внемля истины уставам,
В печалях должно ль унывать,
И должно ль счастия отравам
Свое спокойствие вверять?
Надежды должно ль нам лишаться,
Томить себя, стенать, терзаться,
Когда преходит всё как прах?
Когда для нас и горесть люта,
И час, и каждая минута
К блаженству будущему шаг?

Почто ж, коль в свете всё пременно,
Почто печальми дух тягчить?
Быть может, что судьбой смягченной
Мне суждено и в счастье жить;
Быть может, что спешит уж время,
Когда напастей тяжко бремя
Она, отторгнув от меня,
Наместо их щедрот рукою
Устроит дни мои к покою,
В блаженство горесть пременя.

Надежда, смертных утешитель!
Ты будь моих подпорой сил.
В тебе единой вседержитель
Спокойство наше утвердил.
Твой глас несчастных уверяет,
Что рок те бедствия скончает,
Которых бремя их тягчит;
А в счастии ты в том порука,
Что никогда уж с ним разлука
К напастям нас не возвратит.

А вы, леса, где грусть я крою,
Простите мне, что я посмел
Теснящею меня тоскою
Встревожить тихий ваш предел.
Несчастье вы мое внимали, —
Когда же рок, прогнав печали,
В которых дух мятется мой,
Пошлет мне прежне благоденство,
Тогда приду к вам петь блаженство
И тем ваш усладить покой.

Не обличи меня ты яростью твоею,
О боже! гневом не карай,
Но кротко пощади, — я в немощах слабею:

Помилуй, призри, исцеляй.

Уже вся сила сокрушилась
В груди, стесненной скорбью злой,
И вся душа моя смутилась:

А ты что медлишь? боже мой!

Восстань и душу днесь не дай на жертву злобе;
Избавь для славы твоея,
Зане кто о тебе воспомнит в аде, в гробе?

От вздохов утрудился я,

На всяку ночь постель омыю,
Слезами ложе омочу;
Перед врагом склоняя выю,

В напастях скорбну жизнь влачу.

Бегите от меня, все мыслящие злобно!
Господь моим стенаньям внял.
Услышал он моё моление прискорбно

И тёплую мольбу приял.

Да возмятутся, постыдятся
Все мне желающие злых,
Да вскоре тощи возвратятся,

И студ везде да встретит их.

Весна приятна возвратилась,
Блестящу ро?су пьют поля,
Зеленым бархатом покрылась
И тысячьми цветов земля;
Оделись листием дубравы,
Кусты и благовонны травы
Нам испаряют аромат;
С гор зе?ркальны струи катятся,
И в рощах хоры птиц гнездятся,
Поющи новы дни отрад.

Взойду на холм — мой взор веселый
Везде довольство, негу зрит:
В долу спокойно бык дебелый
Близь стада тучного лежит.
Там бодрый конь, поднявши гриву,
И хвост, и выю горделиву,
Играет вкруг своих подруг.
Тут козы брань ведут, резвяся,
Там, паствой овцы насладяся,
Блеяньем наполняют луг.

Везде — и в воздухе сем чистом,
По всей поверхности земли,
В полях, в лугах, в лесу тенистом —
Зефиры радость разнесли.
Весны влияния отрадна
И звери ощутя зложадны,
Питают нежный жар в крови,
Приятным чувством умягченный;
И всё, вновь в мире оживленно,
Дань платит счастью и любви.

Всё дань любви и счастью платит!
Лишь человек из тварей всех
Часы в заботах, в скуке тратит,
От общих уклонясь утех.
Несытых вечно полн желаний,
В кругу пустых надежд, мечтаний
Проводит он и ночь и день;
Простых, природных благ чуждаясь,
Сует в дедале заблуждаясь,
Хватает счастья токмо тень.

Один посевы оставляет
И плуг наследный от отцов,
В меч острый рало превращает
И в буйстве ищет лишь врагов.
Обманут гласом ложной славы,
Собратий ток лиет кровавый
И старцев и сирот разит;
И льстится, обагряя длани,
Что кровь пиюще поле брани
Ему лавр вечный возрастит!

Другой, стада продавши тучны
И дом рожденья своего,
Где с детством игры неразлучны
Всю жизнь лелеяли его,
Жену оставя безотрадну,
Чтобы корысть насытить жадну,
Изменным вверился зыбям;
Он плач родных сухим зрит оком,
И вот в волнении жестоком
Лишь злато льстит его очам.

Иной, лишь в пиршествах, забавах
Всё счастье света заключив
И неги в сладостных отравах
Здоровье, душу истощив,
В вихрь роскоши себя ввергает;
Он средства лишь изобретает
От самого себя бежать;
Летяще невозвратно время
Он силится, как тяжко бремя,
Тщетою праздной погублять.

Но на различных сих дорогах
Страстьми влекомый человек,
По кратковременных тревогах
Златый обресть мечтая век,
В отрадном, в истинном покое
Возможет ли сыскать прямое
Блаженство жизни своея?
Ах, нет! — чем к цели он скорее
Течет, тем от него быстрее
Цель удаляется сия.

С какими бедствами, трудами
Стяжаний ищет он драгих!
Скопляются они веками —
Единый миг уносит их.
Честей и знатности степе?ни
Как легки исчезают тени;
Кто плевлы сеет — тот и жнет.
Прелыценна видами пустыми,
Душа не насладится ими:
Прямого счастия в них нет.

О счастье! всех страстей пружина,
Всех мыслей, чаяний, трудов,
Желаний всех о цель едина!
Прийди, поведай, где твой кров?
Скажи нам, где ты обитаешь?
На троне ли в венце сияешь
Иль поселилось в шалашах,
Или, оставя человека,
На крыльях золотого века
Взлетев, живешь на небесах?

Обремененный нищетою,
Презреньем общим посрамлен,
Раб ропщет для чего судьбою
Рабом он в свет произведен?
Он, пышностью вельмож прельщаясь,
«Блажен, — гласит, — кто, наслаждаясь
Богатством, дней число своих
Числом забав, пиров счисляет!
Он век моих утех вмещает
В один своих веселий миг!»

«Я властью вознесен и славой, —
Речет монарх, — я смертных бог.
Я сильною моей державой
Врагов моих стер гордый рог.
В забавах, в неге утопаю,
Но счастия не обретаю
Ни средь побед, ни средь пиров.
Спокойство от меня уходит,
Спокойство в хижине находит
Последний раб моих рабов».

Когда ж своею в свете частью
Никто не удовлетворен,
Так неужель нам путь ко счастью
Стеною вечной прегражден?
На то ль от бога жизнь прияли,
Чтоб, жертвой будучи печали,
Кляли мы жизни каждый час?
Никак, — источник совершенства,
Он сотворил нас для блаженства,
Блаженство сотворил для нас.

Виновны мы, что, льстясь мечтами
И блеском призраков пустых,
Живущее блаженство с нами
Стяжать желаем чрез других;
Что, вечно токмо в чуждой доле,
То в хижине, то на престоле,
Обресть надеемся покой
И, ослепленные пристрастьем,
Весь век свой гонимся за счастьем,
Нося его всегда с собой.

Познай, о человек! сколь смежно
С тобою благ струя течет
И как сама десницей нежной
Своих питомцев к ней ведет
Премудра, щедрая природа,
Что совесть чистая, свобода,
Здоровье и насущный хлеб
Довлеют к твоему покою.
Будь с ними счастлив сам собою
И дар благослови судеб.

А если бог, чтоб безмятежну
Украсить жизнь венцом отрад,
Пошлет тебе супругу нежну,
Правдива друга, добрых чад,
О, счастлив, счастлив ты не лестно!
Для чувств любови сердце тесно
Ты в недра дружества пролей
И, чужд мирских сует, наветов,
Блаженством сих драгих предметов
Удвой твоих блаженство дней.

Удвой, но, ах! с приумноженьем
Сих счастия узлов драгих
Стократ мучительным язвленьем
Коварно жало скорбей злых
Грозит, о смертный! нам всечасно.
Какое сердце толь бесстрастно,
Толь твердо, жестко может быть,
Чтоб близких так души залогов
Болезнь, печаль и смерть без вздохов,
Без ропота могло сносить?

Увы! возможно ль капель слезных
Не уронить с унылых вежд,
Воззрев на прах детей любезных,
На гроб приятнейших надежд?
Слезами не омыв зеницу,
Воссесть на хладную гробницу
Иль друга, иль драгой жены
И не терзаться над могилой,
Где жизни, уж навек постылой,
Все радости погребены?

Несчастный! в скорби сей сердечной
Приди, дай руку мне, пойдем;
Пред троном благ, любви предвечной
С повиновением падем,
И из-под праха глас умильный
Возвысим, да рукой всесильной
Стесненно сердце укрепит,
Печалей да смягчит грызенья,
Противу горестей стремленья
Да ниспошлет нам веры щит!

О вера! глас творца вселенной,
Святейший луч его лучей,
Отрада жизни угнетенной,
Душевна здравия елей!
Оставь небесную обитель:
Снийди, будь вождь нам, просветитель,
Наставь нас, что доколе мы
Вериг не сбросим тела страстна,
Не можем света, нам причастна,
От сродной нам отторгнуть тьмы;

Что жизни в дебри сей терновой
Мы странствовать во мгле должны,
Что там — за ней — день светит новый,
Что те лишь, кто преселены
В то обиталище святое,
Вкушают счастие прямое
И радость полной чашей пьют.
От смерти к вечности избранны,
Венцом нетленным увенчанны,
Небесной жизнию живут.

Но здесь одна лишь добродетель
Источник неисчерпных благ,
Отрад чистейших нам содетель.
В болезнях, в нищете, в бедах
Она печали услаждает
И равномерно сочетает
Себя с владыкой и с рабом.
Ни тать, ни враг, стихии злобны
Ее похитить не удобны:
В сердцах она свой зиждет дом.

Воззрим на мужа благотворна.
Что сладостней его отрад?
Улыбка нежна, непритворна
Им воскормленных чуждых чад,
Признательна слеза вдовицы,
Исторгнутых из рук убийцы
Благословение сирот
И вздох отрадный старца нища —
Какая сердцу сладка пища!
Какий утех бессмертный плод!

Возмогут ли болезнь, гоненья,
Печаль и сонм напастей злых
Средь толь приятна восхищенья
Не притупить всех жал своих
И на стезях колючих, тесных
Лишить его утех небесных,
Восторга нежного сердец,
Когда за жизнью скоротечной
Ему священна вера вечный
Готовит радости венец?

О вера! уст твоих уроки
Ослабший дух мой подкрепят,
С тобой и горести жестоки
Меня теперь уж не сразят.
Убожество, болезнь и бедство,
Как человечества наследство,
С терпеньем буду принимать
И в тишине, средь мала круга
Любезных чад, жены и друга,
Блаженство временно вкушать.

А если б хоть на миг судьбину
Несчастных мог я усладить,
Хоть вздох, хотя слезу едину
Скорбящего остановить,
Иль мокру осушить зеницу, —
О, сколь всещедрую десницу
Творца благословил бы я!
С какой отрадою сердечной
У прага жизни бесконечной
Предел бы жизни зрел сея!

Прийди ж, весна! как ты цветами
Пестришь поверхности полей,
Так дружества, любви венками
Я путь моих усыплю дней.
В тенистых рощах заблуждаясь,
Природы красотой пленяясь,
Невидимых небес красу
В ней, как в зерцале, зреть я стану
И льститься, что хоть здесь увяну,
Но плод бессмертный принесу.

Не тот счастлив, кто кучи злата
Имеет в крепких сундуках,
Кому фортуна торовата
В удел дает блестящий прах,
В чертог чей пышный и огромный
Несчастных не доходят стоны,
Встречая стражу при вратах.
Но тот, кто, скорбным сострадая,
Творил добро по мере сил,
Свои кто пользы забывая,
Лишь ближнему полезен был,
Для блага общего трудился,
Во счастии — не возгордился,
Несчастье — с твердостью сносил.

В семействе кто нашел отраду
И утешенье средь друзей,
Кто добрых дел своих награду
Находит в совести своей.
Тот жизни сей в путях опасных
Идет средь пропастей ужасных
Ко счастью истинной стезей.

Хотя судьба к нему озлится,
Он духом тверд, неколебим,
Удара грома не страшится;
От всех почтен, от всех любим,
Спокойно на грозу взирает;
Как дуб, что бурю презирает,
Тверд основанием своим.

Оленин! се изображенье
Достоинств и доброт твоих.
Не лести низкое внушенье
Вещает днесь в стихах моих,
В них нет витийственна искусства,
Но сердца благодарны чувства
И правды глас — источник их.

Теки ж — и, путь свой совершая,
С стези не совратись своей;
Души великой цель прямая —
Стремиться к счастию людей.
Живи же им во утешенье,—
И от небес благословенье
Прольется над главой твоей.