Моя любовь к Армении похожа
На вечную любовь к своей земле.
Не разберу, которая дороже,
Не гаснет жар в нестынущей золе.
Равно? я добрым жаром сердце грею,
Уж такова загадка бытия:
Не будь Россия родиной моею,
Армению не полюбила б я!
Моя любовь к Армении похожа
На вечную любовь к своей земле.
Не разберу, которая дороже,
Не гаснет жар в нестынущей золе.
Равно? я добрым жаром сердце грею,
Уж такова загадка бытия:
Не будь Россия родиной моею,
Армению не полюбила б я!
Солнце — метель золотая —
Сердце кружит сном.
Как сказать тебе то, что знаю,
Каким осенить крестом?
Стань на речкою в резкий ветер.
Сквозь ветер — звон.
Все вопросы тонут в ответе:
«Жизнь есть сон».
И рокотали‚ рокотали лиры,
Певца кудрявого приветствовал Парнас,
Когда в затишье золотого пира
Струя кастальская блистательно влилась.
Скрипели нагруженные телеги,
Бряцали в лад им бусы Мариул,
Когда под голубым сияньем Веги
Алеко у цыганских плеч уснул.
И странный сон пал на чело поэта:
Огромный зал, цветы, шелка… шелка…
И вдруг из кружев — дуло пистолета
Наводит женская прекрасная рука.
И снегом рассыпаются колонны,
А сердце так болит, а сердце так болит,
И чей-то голос, до тоски знакомый:
«Жизнь кончена… дыхание теснит».
От страшных снов дневная жизнь лишь краше,
Но что-то стукнуло в груди кусочком льда,
Когда, подняв персты, прелестная Наташа
Сказала слишком роковое «да».
Судьба, судьба! Божественного барда
И нищего — молчанью одному.
Так сердце женское рукой кавалергарда
Прекраснейшую жизнь щелчком швырнуло в тьму.
И плакали, и плакали метели,
Кустарником колючим шелестя,
Вчерашний след разостланной шинели
С ужасных мест испуганно метя.
Пойдёте пешком на кладбище,
Над письмами просидите всю ночь,
А как было просто нищему
Медным грошом помочь.
О, как говорят над могилой,
Как горестно машут рукой —
Он был и любимый, и милый,
Сердца? обжигал нам строкой.
Десятую долю, не больше,
Сказали б ему, когда жил —
На сколько он про?жил бы дольше,
Стихов ещё сколько сложил!
Твержу, как заклятие снова:
Любите живых горячей, —
Нужнее живому два слова,
Чем мёртвому десять речей.
Мы на мосту. Какая-то река.
Не знаю: Рейн, Москва-река, иль Лета.
Не кровь,туман тут в жилке у виска.
И мы в стране, которой имя «где-то».
О, не Ромео, нет, и не Джульетта,
Хоть нежно так лежит в руке рука, —
Пожалуй, мы скорее Гензель с Гретой,
По дому дальнему такая в нас тоска.
А, может быть, имён совсем не надо,
И безымянны: речка, я и ты.
Такой текучей, нежной пустоты
Такая безымянная услада.
Два голоса во тьме. Два всплеска в океане
В тумане мы, в тумане мы, в тумане.
Шафрановым загаром
Подёрнута земля,
Ликующим пожаром
Пылают тополя,
Кидают в роще сонной,
Прохожего дразня,
Охапкою лимонной
Шуршащего огня.
Шоссе до Канакера
В рубиновой заре,
Одни фонтаны сквера
В струистом серебре.
Не в лавке антикварной
Камней старинный ряд —
На улочке базарной
Лиловый виноград,
Огромные корзины
С душистою айвой,
И синих слив седины,
И перец огневой,
И бархатные груды
Оттенка чайных роз —
Не персики, а чудо
Прислал сюда колхоз.
Глазастые ребята
Черны, как угольки;
До са?мого заката
Шумят, годят ларьки.
А ляжет полосою
На яблоки закат —
Обрызганный росою
Привидится нам сад.
Осенний день победной
Сверкает красотой,
И бронзовой и медной
И светло-золотой.
Анне Ахматовой
Ты рассказала за меня
И за других на нас похожих,
Как от палящего огня
Становятся мудрей и строже.
Но мудрость помогает лире…
А женщине что делать с ней
И как нам быть в холодном мире
Без Лоэнгри?на лебедей?
Так. Под второй удар лани?ты
Подставишь… А потом куда?
Без тёплой солнечной защиты
Застынет в тонкий лёд вода.
Ты девочкою хрупко-смуглой
Любила море и закат…
И вот осталось только угли
Совком дрожащим выгребать.
Но кто из нас тебе кадящих
Поможет руки отогреть
И отразить удар разящий
В тот час, когда не сможешь петь?
Снизу и вверх, сверху и вниз
Широким размахом летят качели.
Сердце — уймись, сердце — смирись:
Только одно воскресенье в неделе.
Нам же, безумным, хочешь — не хочешь,
Праздник за праздником мир подавай,
Нам же безумным и дни, и ночи
Чтобы звенел, зацветая, рай.
Ну, размахнём же качели и сердце —
Снизу и вверх, сверху и вниз!
Ангел, открывший синюю дверцу,
На грешных сестёр своих подивись.
Сами вы там, наверху, виноваты,
Что безпокоен наш лёгкий нрав:
Бросили в сердце огонь крылатый,
В мире ж настроили мирных застав.
Ну, натянувши верёвки, как струны,
С звоном в груди, на? губы — смех,
Наперекор всем закатам — юны,
Сверху и вниз, снизу и вверх!
Стоишь, не поднимая глаз.
На веках — весь прошедший век.
Усталый… Милый… Человек…
Какой холодный, светлый час.
Послушай, эту боль давно
Мои предсказывали сны;
Как непреложны, как ясны
Пути всего, что суждено.
Прощай… Без имени копьё,
Что грудь мою прошло насквозь.
Пойдём опять, шатаясь, врозь,
В своё безпутное житьё.
Пристальнее смотрите
В останавливающиеся глаза,
Спешите любить, спешите, —
Скоро будет нельзя.
В великолепном бездушии,
Любители грустных строф,
Внимательнее слушайте
Му?ку живых слов.
Пойдёте пешком на кладбище,
Над письмами просидите ночь,
А было так просто — нищему
Медным грошом помочь.
Пристальней же смотрите
В останавливающиеся глаза.
Спешите любить, спешите, —
Скоро будет нельзя.
Я рыбою на берегу
Плещусь в зыби песка сухого,
Я знаю, знаю, знаю слово,
Лишь выговорить не могу.
Послушайте, о, подойдите
Ко мне, земные существа,
Я вам шепну едва-едва,
Лишь сердце ближе наклоните.
Я прошепчу, я проплещу
На странном рыбьем языке,
В моём убийственном песке
Я взгляд мой с вашими скрещу.
И вы поймёте, может быть…
Но никого. Горит вода.
О, никогда мне,никогда
По синим блескам не доплыть.
Я рыбою на берегу
Плещусь в зыби песка сухого,
Я знаю, знаю, знаю слово,
Лишь выговорить не могу.
О.Н. Фрелиху
Странный гость вошёл внезапно
В цирковые коридоры,
Бутафорский тухнет запад,
Оборвали марши хоры.
Акробаты все в смятеньи
Полетели вниз с канатов.
Принца Гамлета явленье,
Короля живых закатов.
Отчего такая смута,
Помутнелось в каждом взоре?
Не вино во рту — цикута,
Каждый клоун — бедный Йорик.
Странный гость, в груди налево
Отчего у Вас не бьётся?
Только сзади, справа, слева
Ветер за плащём несётся.
Все полотна,точно души,
Съёжились в тугие сборки,
И нежданно тишь нарушил
Голос медленной танцорки:
«Моего вы знали ль друга,
Первый Дании боец».
И, как смерть, в средину круга,
Стукнув ручкой без колец.
Странный гость ушёл внезапно
В глубь широких коридоров.
Вспыхнул бутафорский запад,
Загремели бубны с хоров.
И бездны мрачной на краю…
Пушкин
В огромную пропасть прошлого
Осыпятся все часы;
Смотри, уже сколько скошено
Короткой земной красы.
Тесней же, теснее руки,
Покуда ладонь тепла,
Покуда швея разлуки
Покрова не доткала.
О, как осыпаются листья,
О, как осыпаются дни!
К сердцу моему наклонись ты,
У сердца моего усни.
В.В. Держановскому
Крутись, вся в блёстках, карусель,
Плыви мой лебедь деревянный,
Душе холодной и туманной
От пошлой польки веселей.
На свете страшно без любви,
Недуг жестокий — жить без сердца;
Пусть карусели пья?но скерцо —
Безкрылый лебедь мой, плыви.
И эти крашеные кони
Когда-то деревом цвели,
А вот плывут, плывут в пыли.
Не всё ль в одном идёт законе?
Вся в блёстках, круглая, крутись,
В мишурной, мёртвой пестроте.
На трёхаршинной высоте,
Мой деревянный лебедь, мчись!
Остановилась у чужого дома;
Кусты шиповников склонились у колен.
И дом, и сад — всё чуждо и знакомо.
Как долгий сон — скитанья вечный плен.
Не отзываются чужие за стенами,
Бледна на лютне тонкая рука.
А за цветущими шиповника кустами
Дорога пыльная темна и далека?.