Стихи Владислава Крапивина

Когда мы спрячем за пазухи
Ветрами избитые флаги
И молча сожжем у берега
Последние корабли,
Наш маленький барабанщик
Уйдет за вечерним солнцем
И тонкой блестящей льдинкой
Растает в желтой дали.

От горького пепелища,
От брошенных переулков,
Где бьют дожди монотонно
По крышам, как по гробам,
От злой измены, что рыщет
В домах опустелых и гулких,
Наш маленький барабанщик
Уйдет, не сдав барабан…

Но есть утешенье — как будто
Последний патрон в обойме, —
Последняя горькая радость,
Что каждый из нас был прав.
И вот потому над планетой
Шагает наш барабанщик —
Идет он, прямой и тонкий,
Касаясь верхушек трав…

Когда тебя замучил враг,
И с треском лопнуло терпенье,
Ты сделай самый главный шаг,
Ты сделай самый главный шаг, —
Ты вспомни раковины пение…

Поднимем якорь поутру,
На корабле у нас порядок.
По солнцу выверен маршрут,
По солнцу выверен маршрут,
И в трюмах сложены заряды.

Теперь для страха места нет
И больше прятаться не надо.
С тобой клинок и пистолет,
С тобой клинок и пистолет,
И за тобой твоя команда.

Натянут туго такелаж —
Звенят, звенят стальные штаги,
И лихо точит экипаж,
И лихо точит экипаж
Свои испытанные шпаги.

Теперь пускай враги дрожат:
Пошел на гафель флаг крылатый —
Совсем не знамя грабежа,
Совсем не знамя грабежа
«Веселый Роджер» — флаг расплаты.

Тяжелый толчок и вспышка у глаз
И алая капля со лба…
Он вдруг споткнулся и медленно лег
Средь огненной темноты.
Вперед укатился и на бок упал
Красивый его барабан.
Его потом, средь весенних трав
Ни разу не видел ты?

А может, мальчишка не был убит,
А просто на миг прилег?
А дальше поднялся, догнал друзей
И снова пошел туда,
Где в низкой ночи средь звезд рябых
Горела, как уголек,
Над черными травами впереди
Его большая звезда…

Пока еще в мире живы враги —
Атакам не кончен счет.
Друзья удивляются :»Ты не погиб?»
Сказал он :»Ну вот еще!»
А все-таки в травах или в хлебах,
В клевере или во ржи
Лежит у заросшей межи барабан,
Тебя дожидаясь, лежит…

Если вдруг покажется пыльною и плоскою,
Злой и надоевшею вся Земля,
Вспомни, что за дальнею синею полоскою
Ветер треплет старые марселя.

Над морскими картами капитаны с трубками,
Дым пуская кольцами, спорят до утра,
А у моря плотники топорами стукали —
Над ветрами синими рос корабль.

Крутобокий, маленький вырос, встал на стапели
И спустился на воду он в урочный час.
А потом на реях мы паруса поставили,
И, как сердце, вздрогнул наш компас.

Под лучами яркими, над морскими кручами,
Положив на планшир тонкие клинки,
Мы летим под парусом с рыбами летучими,
С чайками, дельфинами наперегонки.

У крыльца, у лавочки мир пустой и маленький,
У крыльца, у лавочки куры да трава,
А взойди на палубу, поднимись до салинга,
И увидишь дальние острова.

Мне раньше казалось, что день этот очень далек.
Мне даже казалось, что он не придет никогда.
Но был парусов так стремителен белый полет,
И следом за ними промчались года…

Стоят экипажи, в шеренгах закончен расчет,
И тенью молчанье скользнуло по сжатым губам…
Подходит мальчишка — мне ростом всего по плечо,
И я ему свой отдаю барабан.

Он, сжав нетерпение, стоит и спокойно глядит,
Как медленно-медленно лямку тяну я с плеча.
Он ждет — у него еще все впереди.
Ему не понять еще эту печаль.

Ему не до грусти, все мысли его о другом.
Я знаю — в душе его звонкая радость поет.
И он, повернувшись «налево кругом»,
Уходит и детство уносит мое.

Но сколько бы лет после этого дня не прошло,
Каких бы далеких дорог я потом не узнал —
Пусть дождь грозовой мне стучит в ветровое стекло
Знакомый, знакомый, знакомый сигнал.

И вновь я услышу, как ветер шкаторины рвет,
Смеются друзья, и гремит штормовая вода.
Что было со мной, то было, и это мое.
И это со мной навсегда,
навсегда.

Было все хорошо до недавней поры
А теперь будто в глупой считалочке
Раз два три и пошел поскорей из игры
Отдавай барабанные палочки

А за что? Потому что поменьше других
И в передней шеренге не нужен вам
Ну а если б на нас налетели враги

Только где вам подумать про ярость атак
Вам боящимся дождика летнего
Я наверно и сам сделал что-то не так
Надо было стоять до последнего

И не кто заступиться не смог ну и пусть
Пусть уходят стуча в барабанчики
Я в ваш лагерь теперь никогда не вернусь
Досвиданья послушные мальчики

Уходите детсадовской шумной толпой
Под конвоем заботливых тетушек
К вам рокочуший сон про тревожный прибой
Никогда никогда не придет уже

Вы ушли будто сдали наш город врагам
Задубелым от злости и сытости
И сейчас еслиб кто-то мне дал барабан
Я бы палочек больше не выпустил.

Да здравствует Остров сокровищ
За то, что к нему дорога
ежит сквозь пенное море,
Сквозь радости и преграды!
Да здравствуют дикие джунгли
И радуга в брызгах прибоя,
и крик попугая:
«Пиастры! Пиастры! Пиастры!»
Но нам не нужны пиастры.

Пиастры, пиастры, пиастры…

А что с ними делать в море?
Не купишь на них ни ветер,
Ни чистые горизонты,
Ни белых стремительных чаек,
Тебя провожающих в поиск,
Ни звонкое золото солнца,
Что блещет в струе за кормой…

Пиастры, пиастры, пиастры…

А что с ними делать в детстве?
Не купишь на них ни сказку,
Ни смех товарищей звонкий,
Ни ясную радость утра,
Когда по траве росистой
Сквозь солнечный пух тополиный
Бежишь ты навстречу другу.

Да здравствует остров зеленый,
Лежащий за черной бурей,
За синей глубокой тайной,
За искрами южных созвездий!
Да здравствует смех и дорога!
Да здравствует дружба и море!
Да здравствует все, что не купишь
На черное золото Флинта!

А на Диком Западе
Дни стоят хорошие.
Брызжет, брызжет солнышко
В заводи речные.

Там, на Диком Западе
Жили-были лошади
Умные и добрые,
Только не ручные.

Не были исчерчены
Прерии дорогами
В травах незатоптанных
Звонко птицы пели.
Племена индейские
Лошадей не трогали,
И гуляли лошади
Вольно, где хотели.

Но пришли охотники
С петлями, с арканами.
Злык ямы вырыли,
Cети растянули.
Тропы водопойные
Обросли капканами,
А уйдешь от петли ты —
Не уйдешь от пули.

Дождики багровые
На траву закапали,
И теперь без страха там
Не ступить ни шагу;
И на Диком Западе, Западе, Западе
Стало, как в окрестностях
Пыльного Чикаго…

Под ветрами нам плыть,
По дорогам шагать,
Штормовые рассветы встречать,
Нам коней горячить,
Догоняя врага,
Карабины срывая с плеча.

Пусть проснется горнист,
Протрубит общий сбор —
Нам пора выходить на тропу.
Будет ветер и снег,
Будут пули в упор,
И слова посвинцовее пуль.

И, быть может, в траву
Упадем мы с тобой,
И рассвет не пробьется в ночи,
Но горнист никогда
Не сыграет «отбой»,
Не смогли мы его научить.

Мы учили его:
Если грянет беда,
Звать в атаку друзей за собой.
Наш горнист никогда,
никогда, никогда
Не слыхал о сигнале «отбой».

Скоро день расцветет,
Словно огненный клен,
Голос горна тревожн и певуч.
Поднимайся, мой мальчик,
Рассвет раскален,
Бьется пламя под крыльями туч.

У горниста Алешки Снежкова
Отобрали трубу золотую.

Говорили, что сам виноват он:
По утрам потихоньку, без спросу
Поднимался Алешка с кровати,
Шел на берег по утренним росам.

Разносился сигнал его странный
Над чащебою спутанных веток,
Над косматым озерным туманом,
Под оранжевым флагом рассвета.

Спит горнист. А что ему снится?

Может, снится, как эхо сигнала
В теплый воздух толкнулось упруго
И за черным лесным перевалом
Разбудило далекие трубы.

Захрапели встревоженно кони,
Разогнулись дугой эскадроны,
И склонились тяжелые копья,
И взметнулись над строем знамена.

В синем небе рассветная краска,
Облаков золотистые гряды.
Словно в сказке, но вовсе не в сказке
Вылетают на поле отряды.

Мчится всадников черная россыпь
Сквозь кустарник, туманом одетый,
По холодным пердутренним росам
Под оранжевым флагом рассвета.

Тихие города…
Близкое — близкое небо…
тихо дрожат провода —
Это ветер ходит по кругу,
Вот они и дрожат…
Тихие города…
Я не хочу уезжать!
Я не хочу уезжать навсегда,
Никуда
не хочу
уезжать
от друга.

Капает влага с листа…
Капают звонкие капли,
Шариками вода: вода —
Это дождик прошел под вечер —
Вот они и звенят
В сумерках августа…
Солнце толкает меня!
Станет сном улетевшим беда.
И тогда
я тебе
побегу
навстречу…

Я не могу уснуть.
В тонких бумажных крыльях
Трепет живет всегда…
Теплый ветер ударил туго —
Вот они и спешат
В синюю вышину.
Я не хочу уезжать!
Не хочу уезжать навсегда.
Никуда
не хочу
уезжать
от друга.