А у невских берегов —
зябко, холодно, зима.
Глинка, Кукольник, Брюллов —
за бутылкою вина.
Одна бутылка на столе,
а две бутылки под столом.
Эх, побыть навеселе
да позабыть об остальном!
Один рисует царский двор,
другой муштрует царский хор,
а третий — царский драматист,
пока не кончится фавор.
С них не сводят зорких глаз
Бенкендорф и Николай.
Но сегодня, но сейчас —
вольным воля, пьяным рай!
Три пропащих, три раба
в царской службе-кабале…
Но сейчас им трын-трава
и бутылка на столе.
Сбросив фраки-сюртуки,
уж который час подряд
бражники и шутники
пьют и курят и острят.
Один рисует быстрый шарж,
другой играет бурный марш,
а третий в рифму сыплет сплошь,
когда все трое входят в раж.
И что им — высший свет и власть,
и фон барон, и граф, и князь!
Цыган или венгерец Лист
поймут их боль, тоску и страсть.
Как мужики вокруг костра,
вокруг артельного котла,
сидят-гуляют до утра.
Вот так и жизнь сгорит дотла.
Жребий каждому иной.
Все помрут, но в свой черед.
А пока что за стеной
зимней ночью вьюга вьет.
Только выйдешь — ветер в лоб.
В ледяном гробу — Нева…
Глинка, Кукольник, Брюллов —
за бутылкою вина.