Стихи Фридриха Шиллера

Слышишь: полночь в колокол забила.
Кончен стрелок кругооборот.
Значит, с богом!.. Время наступило!
Стражники толпятся у ворот.
Жизнь, прощай! Любовь мою возьми ты,
Слезы, чувства, сны, последний взгляд.
Мир весенний, мы с тобою квиты.
Бесконечно сладок был твой яд.

Луч горячий солнца золотого,
В мрак могилы не проникнешь ты.
Никогда не встретимся, мы снова,
Радужные девичьи мечты.
Я прощаюсь с вами в час печали,
Дети рая — грёзы юных- лет.
Не успев родиться, вы увяли
И вовек не явитесь на свет.

А давно ли девушкой невинной
Я была, и пурпур алых роз
Оттенял наряд мой лебединый,
Вились розы в золоте волос?
Я сегодня в том же белом платье,
Жертва ада, здесь стою, нема.
Только вместо роз — как знак проклятья
Смерти чёрная тесьма.

Плачьте ж надо мной, кто непорочно
Лилию невинности хранит,
Девы, сочетающие прочно
Твёрдость воли с нежностью ланит.
Моему позору оправданье —
Это сердце, полное огня,
Злого искусителя лобзанья,
Усыпившие меня.

Ах, быть может, со змеиной лаской
Он к другой красавице прильнёт
В страшный миг, когда дорогой тряской
Повезут меня на эшафот.
И когда в глухой предсмертной муке
Вскрикну я и ливнем хлынет кровь,
Будет он, другой целуя руки,
Пить блаженство и любовь.

Нет, Иосиф! Где б ты ни скрывался,
Знай — тебя найдёт Луизы стон.
Слышишь: гул колоколов раздался.
Пусть в твой слух ворвётся этот звон,
Пусть твоё спокойствие отравит,
В час, когда «люблю» шепнёт она,
Пусть мой голос рану пробуравит
В голубых картинах сна.

О изменник! Иль тебе нет дела,
Как страдала молодая мать.
Это горе — горе без предела —
Тигра бы заставило дрожать!
Парус поднят — ты ушёл надменно.
Вслед тебе смотрела я в слезах.
Девушкам на побережье Сены
Ты скулишь фальшивейшее — «ах!»

А ребёнок, милый мой ребёнок,
Мирно спал, не зная ни о чём;
Улыбался ласково спросонок,
Пробуждённый утренним лучом.
И душа на части разрывалась,
Глядя на святое существо,
И любовь отчаяньем сменялась
В сердце матери его.

«Женщина! Где мой отец?» — безмолвный
Лепет сына громом грохотал.
«Женщина! Где муж твой?» — боли полный,
Каждый угол сердца вопрошал.
Нет, мой мальчик! Звать отца не время, —
Он других голубит сыновей.
Проклянёшь ты, презираем всеми,
Наслажденья матери своей.

Адский жар в груди моей пылает,
В целом мире я теперь одна.
Так зачем твой взор напоминает
Канувшие в бездну времена?
Детский смех твой воскрешает снова
Счастья дни, огонь любви былой,
Входит в душу, разорвав покровы,
Горькою, смертельною стрелой.

Ад мне, ад жить без тебя на свете!
Быть с тобою рядом трижды ад!
Поцелуи ласковые эти
Об иных лобзаниях твердят.
Вопиют они о ложной клятве мужа.
Каждый звук той клятвы не забыт.
Сердце сжалось, и петля всё туже…
Так был мною сын убит…

Но, Иосиф! Где б ты ни был, помни:
Гневный призрак за тобой придёт,
Сладкий сон развеет ночью тёмной,
Хладными руками обовьёт.
Будь в раю, но и в пределы рая,
В звёздную, полуночную тишь,
Явится — провижу, умирая, —
Матерью удавленный малыш.

Здесь он, здесь, сынок мой бездыханный.
Я его сквозь сумрак узнаю.
Кровь струится из открытой раны
И с собой уносит жизнь мою…
Вот палач стучит. Бьёт в сердце молот.
Радостно на казнь спеши!
Пусть скорей погасит смерти холод
Пламень мук истерзанной души.

Знай, Иосиф! Я тебя простила.
Да простит тебя господь!
Ты свободен: письма поглотило
Пламя, что ничем не побороть.
Ложные пылают обещанья,
Поцелуи корчатся в огне,
Всё, что столько сладкого страданья
Принесло в минуты счастья мне.

Сёстры! Розам юности не верьте,
Не поддайтесь лжи мужских речей!
На пороге неизбежной смерти
Шлю проклятья юности своей!
Слёзы? Слёзы палача?! Не надо!
Жалость не нужна мне. Так не плачь!
Лилию ломая без пощады,
Не бледней, руби, палач!

Перевод — Л. Гинзбурга

О захватчик, к тебе гнев улетает мой,
Чтоб проклятьем проклясть мести пылающей
Перед взором творенья,
Пред вечным лицом творца!

В час, когда надо мной чутко плывёт луна,
В час, когда звёзды в ночи, слушая, смотрят вниз,
Сны порхают, — витает
Облик твой, победитель, вкруг,

Ужасом осенён. — Гневно вскочив тогда,
Прах топчу я ногой, в рёве я бурь кричу
Имя мерзкое, низкий,
Прямо в уши полночной тьме.

И, раскрыв свой зев, горы глотающий,
Мне в ответ океан, мне ураган в ответ
Через Смерти чертоги
Кинет имя твоё, злодей!

Вот, вот шествует он — ах, отвратительный! —
Сквозь мечи и вопит (слышишь, всевышний, ты?):
«Бейте и не щадите!»
Бьют бойцы, не щадят они.

Вой вздымается ввысь, стон умирающих
Под потоком побед; боги, узрев из туч
Ту сыновнюю бойню,
Боги, киньте проклятье злым!

Гордо шествует он, павших дымится кровь,
Каплет наземь с меча, как метеор блестит,
Судный день возвещая.
Мир, дрожи пред захватчиком!

Ах, захватчик, скажи: в чём же твой пыл сокрыт —
Страстной злобы мечта? — Там, на краю небес,
Хочешь вздыбить скалу ты,
Чьё чело устрашит орла,

И с вершины горы, хмелем победы пьян,
На обломки миров, на покорённый край,
В дыме сладкого бреда,
В сладострастном чаду взирать.

О, не знаете вы, что за блаженный сон,
Как Элизия рай в сердце хмельном цветёт, —
Если ужасом бледным,
Страхом трепетным мира стать!

И державным толчком, ставшим над полюсом,
Как летящий корабль, кинуть вселенную,
Землю к звёздам направить,
Быть владыкою даже звёзд!

И с престола небес, где Егова сидел,
На разбитую твердь и на развалины
Бывших сфер любоваться, —
О, захватчик в том знает вкус!

Если радостный луг, будто младой Эдем,
Страждет, грудой покрыт рухнувших сверху скал,
Если звёзды на небе
Гаснут, пламя чужих столиц

В буре вихрит смерчи, к тучам взвивает огнь, —
Пляшет твой взор хмельной, пляшет над тем костром!
Ты бессмертия жаждешь,
Славы, — пусть их оплатит мир.

Да, захватчик, о да, будешь бессмертен ты!
Ждёт в надежде старик — будешь бессмертен ты,
Ждут сироты и вдовы —
Будешь, будешь бессмертен ты!

Вверх, тиран, посмотри! Там, где ты сеешь смерть,
С нив, омытых в крови, тяжкий поднялся вздох,
Плача в тысяче вихрей
Над твоим созерцающим

Ликом! Ах, он тебе трепетом полнит грудь!
Если б, как ураган, мчались проклятья в ночь,
И сгоняли бы в стаи
Сотни туч грозовых вокруг,

И несли на тебя силу ревущих бурь,
И в стремлении туч, дико клубящихся,
Вдруг Олимп показали
И в Эреб унесли тебя!

О, дрожи, трепещи в каждом смерче, палач,
Ибо пыльный твой путь неба покой смутил:
Это прах твоих братьев,
Вопиющий о смерти прах.

В час, как глас громовой божьей трубы взгремит,
К воскресенью призвав, встанет в его огне,
В зарном пламени, мёртвый
И тебя призовёт на суд.

Ах, когда он сойдёт, тучами ночи скрыт,
Над Олимпом взнесёт судного дня весы,
Чтоб тебя, нечестивый,
Взвесив, в рай иль Эреб послать, —

Ты ужасным путём всех обречённых душ
Двинешься, сломлен вдруг яростью мщения,
И всезрящее солнце,
И луна, и все чуткие

Сферы, горний Олимп, духи и ангелы,
Твердь и лоно земли — ринут отмщение
В бездну бездн, где блистает
Твой, захватчик, кровавый трон.

И пред богом тогда, перед Олимпом, ты
Уж не сможешь рыдать и милосердье звать:
Знай, пощады вовеки
Не найдёшь, о захватчик, ты!

Пусть проклятье моё, что из пылающей
Груди вырвалось днесь, вдруг на весы падёт, —
Словно рухнуло небо,
Глубже, к аду весы клоня.

Ах, тогда все мечты, весь ненастный жар,
Пыл проклятий моих жадно насытятся,
О, тогда в упоенье,
Буду в полном восторге я

Перед троном твоим в прахе лежать, судья,
И, ликуя, тот день, как осужден был он,
Вечно праздновать песней,
Славить радостный этот день!

Перевод — Л. Остроумова

Видишь — там, где в Дарданеллы
Изумрудный, синий, белый
Геллеспонта плещет вал,
В блеске солнца золотого
Два дворца глядят сурово
Друг на друга с тёмных скал.
Здесь от Азии Европу
Отделила бездна вод,
Но ни бурный вал, ни ветер
Уз любви не разорвёт.

В сердце Геро, уязвлённом
Беспощадным Купидоном,
Страсть к Леандру расцвела,
И в ответ ей — смертной Гебе —
Вспыхнул он, стрелою в небе
Настигающий орла.
Но меж юными сердцами
Встал отцов нежданный гнев,
И до срока плод волшебный
Поникает, не созрев.

Где, штурмуя Сест надменный,
Геллеспонт громадой пенной
Бьёт в незыблемый утёс,
Дева юная сидела
И, печальная, глядела
На далёкий Абидос.
Горе! Нет моста к Леандру,
Нет попутного челна,
Но любовь не знает страха,
И везде пройдёт она.

Обернувшись Ариадной,
Тьмой ведёт нас непроглядной,
Вводит смертных в круг богов,
Льва и вепря в плен ввергает
И в алмазный плуг впрягает
Огнедышащих быков.
Даже Стикс девятикружный
Не преграда ей в пути,
Если тень она захочет
Из Аида увести.

И любовь Леандра гонит, —
Лишь багряный шар потонет
За чертою синих вод,
Лишь померкнет день враждебный,
Уж туда, в приют волшебный,
Смелый юноша плывёт.
Рассекая грудью волны,
Он спешит сквозь мрак ночной
К той скале, где обещаньем
Светит факел смоляной.

Там из плена волн студёных
В плен восторгов потаённых
Он любимой увлечён;
И лобзаньям нет преграды,
И божественной награды
Полноту приемлет он.
Но заря счастливца будит,
И бежит, как сон, любовь, —
Он из пламенных объятий
В холод моря кинут вновь.

Так, в безумстве нег запретных,
Тридцать солнц прошло заветных,
По таинственным кругам
Пронеслись они короче
Той блаженной брачной ночи,
Что завидна и богам.
О, лишь тот изведал счастье,
Кто срывал небесный плод
В тёмных безднах преисподней,
Над пучиной адских вод.

Непрестанно в звёздном хоре
Мчится Веспер вслед Авроре,
Но счастливцам недосуг
Сожалеть, что роща вянет,
Что зима вот-вот нагрянет
В колеснице снежных вьюг.
Нет, их радует, что рано
Скучный день уходит прочь,
И не помнят, чем грозит им
Возрастающая ночь.

Вот сентябрь под зодиаком
Свет уравнивает с мраком, —
На утёсе дева ждёт,
Смотрит вдаль, где кони Феба
Вниз бегут по склону неба.
Завершая свой полёт.
Неподвижен сонный воздух;
Точно зеркало чиста,
Синий купол отражая,
Дремлет ясная вода.

Там, сверкнув на миг спиною
Над серебряной волною,
Резвый выпрыгнул дельфин.
Там Фетиды влажной стая
Роем чёрных стрел, играя.
Из немых всплыла глубин.
Тайна страсти нежной зрима
Им одним из тёмных вод,
Но безмолвием Геката
Наказала рыбий род.

Глядя в синий мрак пролива,
Дева ласково и льстиво
Молвит: «О прекрасный бог!
Ты ль обманчив, ты ль неверен?
Нет, и лжив и лицемерен,
Кто тебя ославить мог!
Безучастны только люди,
И жесток лишь мой отец,
Ты же, кроткий, облегчаешь
Горе любящих сердец.

Безутешна, одинока,
Отцвела бы я до срока,
Дни влача, как в тяжком сне.
Но твоя святая сила
Без моста и без ветрила
Мчит любимого ко мне.
Страшны мглы твоей глубины,
Грозен шум твоих валов,
Но отваге ты покорен,
Ты любви помочь готов.

Ибо сам во время оно
Стал ты жертвой Купидона —
В час, как, бросив отчий дом,
Увлекая брата смело,
Поплыла в Колхиду Гелла
На баране золотом.
Вспыхнув страстью, в блеске бури
Ты восстал из недр, о бог,
И красавицу в пучину
С пышнорунного совлек.

Там живёт богиня с богом,
Тайный грот избрав чертогом,
В глуби волн бессмертной став,
Челн хранит рукой незримой
И, добра к любви гонимой,
Твой смиряет буйный нрав.
Гелла! Светлая богиня!
Я пришла к тебе с мольбой:
Приведи и ныне друга
Той же зыбкою тропой».

С неба сходит вечер мглистый.
Геро факел свой смолистый
Зажигает на скале,
Чтоб звездою путеводной
По равнине волн холодной
Вёл он милого во мгле.
Но темнеет, пенясь, море,
Ветра свист и гром вдали.
Звёзды кроткие погасли,
Небо тучи облегли.

Ночь идёт. Завесой тёмной
Хлынул дождь на Понт огромный.
Грозовым взмахнув крылом,
С гор, из дикого провала,
Буря вырвалась, взыграла, —
Трепет молний, блеск и гром.
Вихрь сверлит, буравит волны, —
Чёрным зевом глубина,
Точно бездна преисподней,
Разверзается до дна.

Геро плачет: «Горе, горе!
Успокой, Кронион, море!
О мой рок! Не я ль виной?
Мне, безумной, вняли боги,
Если в гибельной дороге
С бурей бьётся милый мой.
Птицы, вскормленные морем,
На земле приют нашли.
Не боящиеся ветра,
В бухте скрылись корабли.

Только мой Леандр и ныне,
Знаю, вверился пучине,
Ибо сам в блаженный час,
Мощным богом вдохновенный,
Он мне дал обет священный,
И лишь смерть разделит нас.
В этот миг — о, сжальтесь, Оры! —
Обессиленный борьбой,
Он в последний раз, быть может,
Небо видит над собой.

Понт! Свирепая пучина!
Твой лазурный блеск — личина:
Ты неверен, ты жесток!
Ты его, коварства полный,
В притаившиеся волны
Лживой ясностью завлёк.
И теперь, вдали от брега,
Беззащитного пловца
Всеми ужасами гонишь
К неизбежности конца».

Страшно бешенство стихии!
Ходят горы водяные,
Бьют в береговую твердь.
Горе, горе! Час недобрый!
И корабль дубоворёбрый
Здесь нашёл бы только смерть.
Буря погашает факел,
Рвёт спасительную нить.
Страшно быть в открытом море,
Страшно к берегу подплыть!

У великой Афродиты
Молит скорбная защиты
Для отважного пловца, —
Ветру в дар заклать клянётся,
Если милый к ней вернётся,
Златорогого тельца;
Молит всех богов небесных,
Всех богинь подводной мглы
Лить смягчающее масло
На бурлящие валы.

«Помоги моей кручине,
Вновь рождённая в пучине,
Левкотея, встань из вод!
Кинь Леандру покрывало,
Как не раз его кидала
Жертвам бурных непогод, —
Чтоб, его священной ткани
Силой тайною храним,
Утопающий из бездны
Выплыл жив и невредим!»

И смолкает грохот бури.
В распахнувшейся лазури
Кони Эос мчатся ввысь.
Вновь на зеркало похоже,
Дремлет море в древнем ложе,
Скалы блёстками зажглись.
И, шурша о берег мягко,
Волны к острову бегут,
И ласкаясь и играя,
Тело мёртвое влекут.

Это он! И бездыханный —
Верен ей, своей желанной.
Видит хладный труп она
И стоит как неживая,
Ни слезинки не роняя,
Неподвижна и бледна;
Смотрит в небо, смотрит в море,
На обрывы чёрных скал —
И в лице бескровном пламень
Благородный заиграл.

«Я постигла волю рока.
Неизбежно и жестоко
Равновесье бытия.
Рано сниду в мрак могилы,
Но хвалю благие силы,
Ибо счастье знала я.
Юной жрицей, о Венера,
Я вошла в твой гордый храм
И, как радостную жертву,
Ныне жизнь тебе отдам».

И она, светла, как прежде,
В белой взвившейся одежде
С башни кинулась в провал,
И в объятия стихии
Принял бог тела святые
И приют им вечный дал.
И, безгневный, примирённый,
Вновь во славу бытию
Из великой светлой урны
Льёт он вечную струю.

Перевод — В. В. Левика

И я на свет в Аркадии родился,
И я, как все кругом,
Лишь в колыбели счастьем насладился;
И я на свет в Аркадии родился,
Но сколько слёз я лил потом.

Май жизни только раз цветёт, прекрасный,
И мой отцвёл давно.
Благой господь, — о, плачь, мой брат несчастный! —
Благой господь задул мой светоч ясный,
И вот — вокруг темно.

О, Вечность жуткая, стою, вздыхаю
У входа твоего.
Свидетельство на счастье я вручаю,
Его тебе я целым возвращаю,
О счастье я не ведал ничего.

Вот, справедливая, с мольбою трудной
У ног твоих, я тут.
На той звезде я верил сказке чудной,
Что, царствуя, ты судишь правосудно,
Всё Мстительницей там тебя зовут.

Здесь, говорят, ты грешников караешь
И праведным отраду шлёшь,
Все муки сердца здесь ты исцеляешь,
Извечные загадки разрешаешь
И за страданья честно разочтёшь.

Сюда изгнанник, как домой, вернётся,
Здесь всех дорог страдальческих концы.
Дитя богов, что Истиной зовётся,
Что всех бежит, немногим достаётся,
Мою судьбу схватило под уздцы:

«С тобой я рассчитаюсь в жизни новой,
Взяв молодость твою.
Дать векселя я не могу иного».
Беру я вексель, жду я жизни новой,
А молодость взамен даю.

«Отдай мне ту, кого так любишь нежно,
Лауру дай твою.
Ты в барыше здесь будешь неизбежно».
И вот я ту, кого люблю так нежно,
С рыданьем громким отдаю.

«Расписка, выданная трупу, — мненье
Своё с усмешкой высказал мне свет. —
Та лгунья, у тиранов в услуженье,
Не истиной манит тебя, а тенью.
Срок векселю, а уж тебя и нет».

Шипят везде насмешки дерзновенно:
«Такой пустой ты тешишься мечтой?
Фальшивые спасители вселенной,
Как могут божества помочь мгновенно
Людскою выдумкой нужде людской?

Какое будущее за гробами?
Что Вечность чванная твоя?
Она, нас разлучившая с телами, —
Наш ужас, отражённый зеркалами
Пугливой совести, наш страх небытия.

Как мумию времён, как призрак хилый.
Живою притворившуюся ложь,
Которую Надежда из могилы,
Набальзамировав, к нам притащила, —
Вот это ты бессмертием зовёшь?

Надеждам — ложь их тленье покарало —
Кто подлинные блага отдаёт?
Шесть тысяч лет всё мёртвое молчало,
И вдруг мертвец, из гроба встав сначала,
Вручает Мстительнице счёт?»

Я видел — Время на крылах стремилось
К тебе, к твоим брегам.
Природа, вялый труп, за ним влачилась.
Мертвец не встал, могила не открылась.
И я доверился богам.

Тебе отдавший все свои услады,
Я пред тобою распростёрт в мольбе.
Презрев толпы насмешки без досады,
Я, Мстительница, требую награды.
Я всем пожертвовал одной тебе.

«Всех чад своих люблю без исключенья! —
Вскричал незримый некий дух. —
Есть два цветка, они полны значенья,
Есть два цветка — Надежда, Наслажденье,
И мудрый выберет один из двух.

Избрав один, другим не соблазняйся,
Искать другой — напрасный труд!
Кто не имеет веры, наслаждайся,
А верующий — благ земных лишайся!
История и есть всемирный суд.

Надеявшийся награждён не мало, —
Награду вера всю в себе несёт.
Тебе недаром мудрость подсказала:
Что у тебя Минута отобрала,
То никакая Вечность не вернёт.

Перевод — Н. Чуковского

Умолкла муза; с девственным волненьем,
С неискушённой алостью ланит,
Она к тебе приходит за сужденьем, —
Но не страшится, хоть его и чтит.
Она гордится добрых одобреньем,
Кого неверный блеск не ослепит;
Лишь тот, кто сам ответно мыслью строен
И чист душой, — венчать её достоин.

Но дольше б эти песни жить хотели,
Чем отзвук их в живой душе царит,
Чтоб лучшие мечтанья в ней горели,
Чтоб высшему был взор её раскрыт;
Они не рвутся к отдалённой цели,
Их век родил, их время заглушит.
Один лишь миг ласкали слух и взоры —
Их унесут круженьем лёгким оры.

Весна пришла, над лугом разогретым
Вся юность жизни буйственно встаёт,
Лист нектар льёт и шелестит приветом,
Пернатым хором звонок небосвод;
И стар и млад спешит омыться светом,
И блеск и звук, роскошествуя, пьёт.
Весны уж нет! Цветы налили семя.
И всех пришедших поглотило время.

Перевод — А. Кочеткова

Вот сидит он на циновке,
Выстлавшей вигвам,
Как живой, посажен ловко,
Величав и прям.

Но кулак уж не сожмется,
На устах — замок.
К горним духам не взовьется
Трубочный дымок.

Где, скажите, взор соколий,
Что, на след напав,
Не терял его в раздолье,
В колыханье трав.

Ноги скрещены покорно —
Не пуститься в бег
С быстротой косули горной
Сквозь буран и снег.

Жизнь ушла из этих вяло
Свесившихся рук,
Не согнуть уж, как бывало,
Им упругий лук.

Он ушел для лучшей доли
В край бесснежный тот,
Где маис на тучном поле
Сам собой растет,

Где леса богаты дичью,
Реки рыб полны,
С каждой ветки песни птичьи
Звонкие слышны.

Духи с ним пируют вместе
В солнечной дали.
Нас оставил он, чтоб с честью
Тело погребли!

Все, что может быть отрадой
Воину в пути,
С похоронным плачем надо
В дар ему снести.

Сложим здесь, у изголовья,—
Путь его далек,—
Мы топор, облитый кровью,
И медвежий бок.

Острый нож положим с краю.
Он сверкал не раз,
С головы врага сдирая
Скальп в возмездья час.

Горстку краски в руку вложим,—
С нею погребен,
Пусть предстанет краснокожим
В мире духов он.

Внутренней связью
Сил четырёх
Держится стройно
Мира чертог.

Звёзды лимона
В чашу на дно!
Горько и жгуче
Жизни зерно.

Но растопите
Сахар в огне:
Где эта жгучесть
В горьком зерне?

Воду струями
Лейте сюда:
Всё обтекает
Мирно вода.

Каплю по капле
Лейте вино:
Жизнь обновляет
Только оно!

Выпьем, покамест
Кубок наш жгуч:
Только кипучий
Сладостен ключ!

Перевод — Л. Мея

Привет тебе, прекрасный!
С кошницею цветов,
Природы упоенье,
Пришёл ты средь лугов!

И вот опять ты с нами.
И мил и вновь красив!
Мы радостно навстречу
Идём на твой призыв.

И девушку ты помнишь,
Которая меня
Любила и всё любит
До нынешнего дня?

Для девушки цветочек
Прошу я у тебя.
А ты? Цветок даёшь ты,
Любой даёшь, любя.

Привет тебе, прекрасный!
С кошницею цветов,
Природы упоенье,
Пришёл ты средь лугов!

Андромаха

Для чего стремится Гектор к бою,
Где Ахилл безжалостной рукою
За Патрокла грозно мстит врагам?
Если Орк угрюмый нас разлучит,
Кто малютку твоего научит
Дрот метать и угождать богам?

Гектор

Слёз не лей, — супруга дорогая!
В поле битвы пыл свой устремляя,
Этой дланью я храню Пергам.
За богов священную обитель
Я паду и — родины спаситель —
Отойду к стигийским берегам.

Андромаха

Не греметь твоим доспехам боле;
Ржавый меч твой пролежит в неволе,
И Приама оскудеет кровь;
В область мрака ты сойдёшь отныне,
Где Коцит слезится по пустыне…
Канет в Лету Гектора любовь!

Гектор

Весь мой пыл, все мысли и стремленья
Я залью волной реки забвенья,
Но не чистый пламенник любви…
Чу, дикарь у стен уж кличет к бою.
Дай мне меч и не томись тоскою —
Леты нет для Гектора любви.

Перевод — Л. Мея

Вот, грохоча по кручам горным,
Потоки ливня пролились,
Деревья вырывая с корнем
И скалы скатывая вниз.
И, страхом сладостным объятый,
Внимает путник шуму вод.
Он слышит громкие раскаты,
Но где исток их — не поймет.
Так льются волны песнопенья,
Но тайной скрыто их рожденье.

Кто из покорных вещим девам,
Что тянут жизни нить в тиши,
К волшебным не склонял напевам
Певцом разбуженной души.
Одной лишь силой вдохновенья
Он, как божественным жезлом,
Свергает в адские селенья,
Возносит к небу с торжеством,
Сердцами чуткими играя
Меж скорбью и блаженством рая.

Как в мир ликующих нежданно,
Виденьем страшным, на порог
Стопою тяжкой великана
Необоримый всходит рок,
И вмиг смолкают гул и крики
Под грозным взором пришлеца,
И ниц склоняются владыки,
И маски падают с лица,
И перед правдой непреложной
Бледнеет мир пустой и ложный,-

Так человек: едва лишь слуха
Коснется песни властный зов,
Он воспаряет в царство духа,
Вседневных отрешась оков.
Там, вечным божествам подобный,
Земных не знает он забот,
И рок ему не страшен злобный,
И власть земная не гнетет,
И расправляются морщины —
Следы раздумий и кручины.

Как сын, изведав боль разлуки
И совершив обратный путь,
В слезах протягивает руки,
Чтоб к сердцу матери прильнуть,-
Так странник, песнею ведомый,
Спешит, покинув чуждый свет,
Под тихий кров родного дома,
К отрадам юношеских лет,
От леденящих правил моды
В объятья жаркие природы.

Надеются люди, мечтают весь век
Судьбу покорить роковую,
И хочет поставить себе человек
Цель счастия — цель золотую.
За днями несчастий дни счастья идут;
А люди всё лучшего, лучшего ждут.

Надежда ведёт на путь жизни людей;
Дитя уже ей веселится,
Манит она юношу блеском лучей
И с старцем во гроб не ложится:
Пусть нас утомленье в могилу сведёт —
Надежда для нас и за гробом цветёт.

Нет, нет! не пустым, но безумным мечтам
Мы дух предаём с колыбели,
Недаром твердит сердце вещее нам:
Для высшей мы созданы цели!
Что внутренний голос нам внятно твердит,
То нам неизменной судьбою горит.

Перевод — А. А. Фета

Мой дар иссяк, в мозгу свинец,
И докурилась трубка.
Желудок пуст. О мой творец!
Как вдохновенье хрупко!

Перо скребет и на листе
Кроит стихи без чувства.
Где взять в сердечной пустоте
Священный жар исскуства?

Как высечь мерзнущей рукой
Стих из огня и света?
О Феб, ты враг стряпни такой,
Приди согрей поэта!

За дверью стирка. В сотый раз
Кухарка заворчала.
А я — меня зовет Пегас
К садам Эскуриала.

В Мадрид, мой конь!- И вот Мадрид.
О, смелых дум свобода!
Дворец Филипппа мне открыт,
Я спешился у входа.

Иду и вижу: там, вдали,
Моей мечты созданье,
Спешит принцесса Эболи
На тайное свиданье.

Спешит в объятья принца пасть,
Блаженство предвкушая.
В ее глазах — восторг и страсть,
В его — печаль немая.

Уже триумф пьянит ее,
Уже он ей в угоду…
О дьявол! Мокрое белье
Вдруг шлепается в воду!

И нет блистательного сна,
И скрыла тьма принцессу.
Мой бог! Пусть пишет сатана
Во время стирки пьесу!

Слышишь? Выгляни в окно!
Средь дождя и мрака
Я торчу давным-давно,
Мерзну, как собака.
Ну и дождь! Потоп кругом!
Барабанит в небе гром.
Спрятаться куда бы?
До чего же ливень зол!
Мокнут шляпа и камзол
Из-за вздорной бабы.
Дождь и гром. В глазах черно.
Слышишь? Выгляни в окно!

К черту! Выгляни в окно!
Холод сводит скулы.
Месяц спрятался. Темно.
И фонарь задуло.
Слышишь? Если, на беду,
Я в канаву упаду —
Захлебнуться можно.
Темнота черней чернил.
Дьявол, знать, тебя учил
Поступать безбожно!
Дождь и гром. В глазах черно.
Баба, выгляни в окно!

Дура, выгляни в окно!
Ах, тебе не жалко?
Я молил, я плакал, но —
Здесь вернее палка.
Иль я попросту дурак,
Чтоб всю ночь срамиться так
Перед целым светом?
Ноют руки, стынет кровь,-
Распроклятая любовь
Виновата в этом!
Дождь и гром. В глазах черно.
Стерва, выгляни в окно!

Тьфу ты, черт! Дождусь ли дня?…
Только что со мною?
Эта ведьма на меня
Вылила помои!
Сколько я истратил сил,
Холод, голод, дождь сносил
Ради той чертовки!
Дьявол в юбке!.. Хватит петь!
Не намерен я терпеть
Подлые издевки.
Дождь и ветер! Шут с тобой!
Баста! Я пошел домой!

Далее, смелый пловец! Пускай невежды смеются;
Пусть, утомившися, руль выпустит кормчий из рук.
Далее, далее к западу! Должен там берег явиться:
Ясно видится он мысли твоей вдалеке!

Веру вожатому-разуму! Бодро плыви океаном!
Если земли там и нет, — выйдет она из пучин.
В тесном союзе и были и будут природа и гений:
Что обещает нам он — верно исполнит она!

Перевод — М. Михайлова