Танец чаек в буре, игры и рев тюленей
Над океаном и под водой…
Божественный избыток красоты
Правит игры, решает судьбы, растит деревья.
Громоздит горы, вздымает волны.
Невероятная радость.
Звезды огонь сближают, как губы. О, дай и мне
Соединиться с тобой, ведь ни одна девушка
Не пылает и не жаждет любви
Больше, чем я тебя на берегу тюленьем, где крылья
Ткут, словно ткань в воздухе,
Божественный избыток красоты.
Стихи о красоте
Красота
На небо взглянешь —
Звезд весенних тыщи!
Что юности в блескучей высоте?!
Но яростнее, чем потребность в пище,
Была у нас потребность в красоте.
Нам красота давалась понемножку…
По вечерам, когда шумел привал,
Сапожник ротный, мучая гармошку,
Ее для нас упорно добывал.
Она была минутной и не броской.
Мелькнет — и нет: под утро вдалеке,
На горке — стеариновой березкой,
В ночи — луной, раздробленной в реке.
А то бывало: осень, вязнут танки,
И чад, и гарь — и вдруг она возьмет
И чистым взором познанской крестьянки
Из-под руки, лукавая, сверкнет.
Ода в честь красоте
Краса нас счастия на самый верх возносит,
И сами боги чтят в созданье красоту.
О жизнь! когда ты сон, продли сию мечту,
Продлись, о сладкий сон, пока нас смерть не скосит,
И насладиться дай приятностьми ее,
Пока не обратит их смерть в небытие.
Иль только понимать свои несчастья ясно
Всесильны небеса нас в свет произвели,
И утешенья нет для смертных на земли?
Престанем размышлять о том, что нам ужасно,
Изыщем способы ко облегченью бед,
Оставим по себе мы сладкой жизни след.
Когда мы целый век не можем наслаждаться,
Потщимся хоть продлить приятность сих минут,
Без возвращения которы протекут,
И чтоб раскаяньем впоследок не терзаться,
Пусть наших радостей кратчайшие часы
Составят сладку жизнь, пока цветут красы.
Шекспир — Сонет 53
Стихией ты какою порожден,
Что столько обликов являешь миру?
Дан каждому один, но миллион
Тебе дарован, моему кумиру.
Восторги всех веков в тебе слились,
И красота твоя столь совершенна,
Что пред тобой бледнеет Адонис
И твой двойник — Прекрасная Елена.
Весна — лишь тень твоя, и ярких дней
Вселенной без тебя бы не хватало,
А Осень — символ щедрости твоей:
Ты и Весны, и Осени начало.
Всему ты даришь красоту и свет,
И в мире постоянней сердца нет.
Хорошо молодое лицо
Хорошо молодое лицо —
Жизнь еще не писала на нем,
И своим не пахала резцом,
И своим не дышала огнем.
Больно время его обожжет,
Так же, как обжигало и нас.
Пусть упрямым останется рот,
Не погаснет сияние глаз,
Но добавится что-то еще —
Станут тоньше, духовней черты.
С этой грани начнется отсчет
Настоящей мужской красоты.
Да, тогда лишь придет Красота,
И теперь навсегда, до конца:
Красота не пустого холста —
Обожженного жизнью лица.
Полный беспорядок, почти
Я пробежал шесть лестничных пролетов,
ведущих к моей маленькой обставленной комнатке,
распахнул окно
и стал выбрасывать
все эти, самые важные в жизни, вещи.
Во первых, Правду, визжащую словно доносчик:
«Не делай этого! Я расскажу о тебе ужасные вещи!»
«Ах так? Вообще-то, мне нечего скрывать … Вон!»
После нее — Бога, изумленно злящегося и хнычущего:
«В этом нет моей вины! Я не причина этого всего!» «Вон!»
После — Любовь, подкупающую: «Ты импотенции никогда не познаешь!
Все девушки с обложек »Вог«, все они твои!»
Я пнул ее по толстой заднице и закричал:
«Твой венец всегда — разочарование!»
Я подобрал Надежду, Веру и Сострадание,
всех трех, сцепившихся вместе:
«Без нас ты точно умрешь!»
«Но с вами быстрей с ума сойдешь! Прощайте!»
А после — Красоту … ах, Красота —
Когда я нес ее к окну,
я говорил ей: «В жизни я больше всех тебя любил
… но ты убийца; убивает Красота!»
Не собираясь на самом деле дать ей упасть
я тут же вниз помчался
и точно вовремя поспел, чтобы поймать ее.
«Ты спас меня» — она завопила.
Я опустил ее на землю и произнес: «Иди».
Я пролистал назад все те же шесть пролетов,
попытался найти деньги, чтобы выбросить их тоже,
но денег не было.
Единственное, что в комнатах осталось — это Смерть,
за мойкой на кухне прячущаяся.
«Я не существую!» — закричала она —
«Я просто слух, распространенный жизнью…»
Смеясь, я выбросил ее, вместе с мойкой и всем остальным,
и внезапно осознал,
что все что там осталось — это Несерьезность —
И все, что я мог сделать с Несерьезностью — это сказать ей:
«Проваливай через окно вместе с окном!»
Мы едем, едем, едем в далекие края
Песенка друзей
Мы едем, едем, едем
В далекие края,
Хорошие соседи,
Счастливые друзья.
Нам весело живется,
Мы песенку поем,
И в песенке поется
О том, как мы живем.
Красота! Красота!
Мы везем с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!
Когда живется дружно,
Что может лучше быть!
И ссориться не нужно,
И можно всех любить.
Ты в дальнюю дорогу
Бери с собой друзей:
Они тебе помогут,
И с ними веселей.
Красота! Красота!
Мы везем с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!
Мы ехали, мы пели
И с песенкой смешной
Все вместе, как сумели,
Приехали домой.
Нам солнышко светило,
Нас ветер обвевал;
В пути не скучно было,
И каждый напевал:
— Красота! Красота!
Мы везем с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!
Ночная поездка
Вздымалась волна. Полумесяц из туч
Мерцал так робко нам.
Когда садились мы в челнок,
Нас трое было там.
Докучливо весла плескались в воде,
Скрипели по бортам,
И с шумом волна белопенная нас
Троих заливала там.
Она, бледна, стройна, в челне
Стояла, предавшись мечтам.
Дианою мраморною тогда
Она казалась нам.
А месяц и вовсе исчез. Свистел
Ветер, хлеща по глазам.
Над нами раздался пронзительный крик
И взмыл высоко к небесам.
То призрачно-белая чайка была;
Тот вопль ужасный нам
Сулил беду. И всем троим
Так жутко стало там.
Быть может, я болен и это — бред?
Понять не могу я сам.
Быть может, я сплю? Но где же конец
Чудовищным этим снам?
Чудовищный бред! Пригрезилось мне,
Что я — Спаситель сам,
Что я безропотно крест влачу
По каменистым стезям.
Ты, бедная, угнетена, Красота,
Тебе я спасение дам —
От боли, позора, пороков, нужды,
Всесветных зловонных ям.
Ты, бедная Красота, крепись:
Лекарство я горькое дам,
Я сам поднесу тебе смерть, и пусть
Сердце мое — пополам!
Безумный бред! Кошмарный сон!
Проклятье этим мечтам!
Зияет ночь, ревет волна…
Укрепи, дай твердость рукам,
Укрепи меня, боже милосердный мой!
Шаддай милосердный сам!
Что-то в море упало! Шаддай! Адонай!
Вели смириться волнам!..
И солнце взошло… Земля! Весна!
И края не видно цветам!
Когда на берег мы сошли,
Нас было лишь двое там.
Состязанья красоты
В древней Греции бывали
Состязанья красоты;
Старики в них заседали,
Старики — как я да ты.
Дочь твоя — прямое диво,
Проблеск розовой зари;
Всё в ней правда, всё красиво…
Только — ей не говори!..
Запах мирры благовонной,
Сладкий шепот тишины,
Лепет струйки полусонной
В освещении луны;
Голос арфы, трель свирели,
Шум порханья мотыльков
Иль во дни святой недели
Дальний звон колоколов…
Вот те тонкие основы,
На которых, может быть,
Можно было б ткать покровы —
Красоту ее прикрыть.
Дар
Красота —
Неповторимый дар.
Подари мне
Добрый взгляд
На память.
Как идёт твоим глазам
Загар.
И к улыбке так идёт
Румянец.
Из метро
Ты поднялась
Наверх,
Белая берёзка
Среди верб.
Подари мне
Свой счастливый смех.
Окажи мне
Княжескую милость:
Если можешь
Обними при всех,
Убеди,
Что ты мне не приснилась.
Зачем тебе конкурсы красоты
Зачем тебе конкурсы красоты?
Взгляни на вопрос и мудрей, и шире:
Ну кто всех прекраснее в этом мире?
Да та, которую любишь ты!
Легкое дыханье красоты
Легкое дыханье красоты
мой восторг, как листик, шевельнуло
и в душе оставило следы,
а потом, как бабочка, уснуло.
Посреди арктической зимы
стынет rock’n’roll и застывает,
и с ума сошедшие умы
до весны уже не доживают.
Не иди по ломаной назад –
не найти в холодной тьме решенье…
Огневые, карие глаза,
а не голубые – вот спасенье.
Тетива изогнутых бровей
мечет огнедышащие стрелы,
и секретный код степных кровей
приоткроет новые пределы.
Ритм и блюз внезапного дождя,
вспышки миллионов фотокамер…
Мне сказать хотелось: так нельзя,
только мой язык, как тело, замер.
Шок энергетических полей,
радость, а потом раскаты гнева…
Танцы небом отданы земле,
чтобы жар костров летел до неба.
Бренность красоты
Увы! что в мире красота?—
Воздушный огнь, в ночи светящий,
Приятна сердцу сна мечта,
Луч солнечный, в росе блестящий.
Мгновенье — нет Авроры слез,
Мгновенье — льстить мечта престала,
Мгновенье — метеор исчез,
Мгновенье — и краса увяла!
Эльвира! в легких сих чертах
Твою я повесть представляю:
Давно ли прелесть?— ныне прах,
И вид твой лишь в душе встречаю.
Но где ты днесь? О сердца друг!
Останок твой здесь персть покрыла,
Но персти не причастен дух
И не пожрет его могила.
Ты там, где вечен цвет красы,
Которая в тебе мелькнула,
Отрадой меря где часы,
От зол доброта отдохнула.
Небесную отверзла дверь
Тебе над смертию победа
И радость ангелов теперь
Твоя сладчайшая беседа.
Моя ж беседа — грусть; и нет,
Нет сил прогнать тоску унылу;
Она всяк день меня ведет
На хладную твою могилу.
Сойди ж и ты, о друг мой, к ней,
Зри скорбью грудь мою раздранну;
Пролив в нее отрад елей,
Ты облегчи сердечну рану.
Дай сил ждать смертного часа,
Что съединит меня с тобою,
А здесь пусть дряхлость и краса
Покроются одной доскою.
Завеса сброшена, ни новых увлечений
Завеса сброшена: ни новых увлечений,
Ни тайн заманчивых, ни счастья впереди;
Покой оправданных и сбывшихся сомнений,
Мгла безнадежности в измученной груди…
Как мало прожито — как много пережито!
Надежды светлые, и юность, и любовь…
И все оплакано… осмеяно… забыто,
Погребено — и не воскреснет вновь!
Я в братство веровал, но в черный день невзгоды
Не мог я отличить собратьев от врагов;
Я жаждал для людей познанья и свободы,-
А мир — всё тот же мир бессмысленных рабов;
На грозный бой со злом мечтал я встать сурово
Огнем и правдою карающих речей,-
И в храме истины — в священном храме слова,
Я слышу оргию крикливых торгашей!..
Любовь на миг… любовь — забава от безделья,
Любовь — не жар души, а только жар в крови,
Любовь — больной кошмар, тяжелый чад похмелья —
Нет, мне не жаль её, промчавшейся любви!..
Я не о ней мечтал бессонными ночами,
И не она тогда явилась предо мной,
Вся — мысль, вся — красота, увитая цветами,
С улыбкой девственной и девственной душой!..
Бедна, как нищая, и как рабыня лжива,
В лохмотья яркие пестро наряжена —
Жизнь только издали нарядна и красива,
И только издали влечет к себе она.
Но чуть вглядишься ты, чуть встанет пред тобою
Она лицом к лицу — и ты поймешь обман
Ее величия, под ветхой мишурою,
И красоты ее — под маскою румян.
Старая актриса
В позолоченной комнате стиля ампир,
Где шнурками затянуты кресла,
Театральной Москвы позабытый кумир
И владычица наша воскресла.
В затрапезе похожа она на щегла,
В три погибели скорчилось тело.
А ведь, Боже, какая актриса была
И какими умами владела!
Что-то было нездешнее в каждой черте
Этой женщины, юной и стройной,
И лежал на тревожной ее красоте
Отпечаток Италии знойной.
Ныне домик ее превратился в музей,
Где жива ее прежняя слава,
Где старуха подчас удивляет друзей
Своевольем капризного нрава.
Орденов ей и званий немало дано,
И она пребывает в надежде,
Что красе ее вечно сиять суждено
В этом доме, как некогда прежде.
Здесь картины, портреты, альбомы, венки,
Здесь дыхание южных растений,
И они ее образ, годам вопреки,
Сохранят для иных поколений.
И не важно, не важно, что в дальнем углу,
В полутемном и низком подвале,
Бесприютная девочка спит на полу,
На тряпичном своем одеяле!
Здесь у тетки-актрисы из милости ей
Предоставлена нынче квартира.
Здесь она выбивает ковры у дверей,
Пыль и плесень стирает с ампира.
И когда ее старая тетка бранит,
И считает и прячет монеты,-
О, с каким удивленьем ребенок глядит
На прекрасные эти портреты!
Разве девочка может понять до конца,
Почему, поражая нам чувства,
Поднимает над миром такие сердца
Неразумная сила искусства!