Счастие и величие 0 (0)

В час, когда для жизни сердца
Я пришел в мир суеты,
Мать желанного младенца
Положила на цветы
И сказала: «Для того ты
Пеленой весны повит,
Чтоб в очах твоих заботы
Принимали счастья вид,
Чтоб улыбкой молодою
Красовалося чело,
Чтобы всё перед тобою
Жило, пело и цвело».

С той поры, хотя печали
(Наважденье адских сил!)
На пути меня встречали,
Но от них я уходил.
Друг беспечности любезной,
Чадо неги и весны,
В век холодный и железный
Золотые вижу сны.
Бледность — роскошью мне зрится,
Сводом мраморным — шалаш,
И в душе моей гнездится
Нестареющая блажь.

Резвые люблю забавы,
Скучного бегу труда,
Не желаю громкой славы,
Не боюсь людей суда.
Лишь хотел бы, лиру строя
И прядя напевов нить,
Чувство мира и покоя
В сердце братии перелить.
Пусть другой надмен и шумен,
Обожает славы лик;
Кто был счастлив — был разумен,
Кто счастливил — был велик.

Людская душа — могила 0 (0)

Людская душа — могила,
Где сотворивший мирно спит.
Жизнь живую земля покрыла,
Травами, цветами она говорит.
Приходи помечтать над могилой,
Если сам не умер давно.
Проснется с несказанною силой
Всё, что казалось темно,
И травы приклонятся к травам,
Цветы улыбнутся цветам,
И ветер зашепчет дубравам,
Нивам, полям и кустам.

К Франко 0 (0)

И пусть простит тебя церковь
Миро, причастья покой
Пусть зовет тебя Папа
«Любимейший сын мой» —

Церкви дал Бог прав много
Не дал лишь одного

Папа — слуга его.

В ад попадешь — узнаешь
Вдоволь иереев, Пап —
В своих грехах признавались
Но не простил их Бог —

Кто последнюю заповедь…

Жара 0 (0)

Температура крови — тридцать семь
По Цельсию у ночи колдовской,
А днем пылающих деревьев сень
Не оградит от влажности морской.

Все вверх ползет безжалостная ртуть:
Вот сорок, сорок два и сорок пять…
Соленый этот кипяток вдохнуть —
Как будто самого себя распять.

Шары жары катит в меня Бомбей,
И пот стекает струйками со щек.
Сейчас взмолюсь я: только не убей,
Мне дочку надо вырастить еще.

Но не услышит зной моей мольбы,
Не установит для меня лимит.
Печатью солнца выжигая лбы,
Он поровну, всех поровну клеймит.

А эти боги с лицами людей,
И эти люди с лицами богов
Живут, благословляя свой удел,
На жарких землях пятьдесят веков.

И три недели жалкие мои,
Мой испытательный короткий срок,
Твердят: о снисхожденье не моли,
Узнай, пойми и полюби Восток.

Светлой предутренней грёзой 0 (0)

Светлой предутренней грёзой,
Очерком тонким и нежным,
Девственно-белою розой
Светится в сердце мятежном, —
Нет, не земною женою,
Нет, не из дольных селений!
Это — туманной порою
Небом потерянный гений.

Перестройка 0 (0)

Кому-то шиш под нос, ну а кому — кормушка.
Рубль падает опять… А где же та подушка?
Неужто так и будет – шито-крыто –
В потёмках, у разбитого корыта?
Хочу понять, хочу, но не могу:
То где-то – ха-ха-ха! – то где-то ни гугу.

Приближение Господа любви 0 (0)

Когда ты близишься, душа моя пылает
И всё во мне от радости дрожит;
И кровь, как горный ключ, кипит,
И мозг в костях моих играет.
Что ж ты несешь с собой, творец и бог миров?
Какое нищему таинственное благо?
Ты окропил уста какою сладкой влагой?.
Я узнаю… то ты и то… твоя любовь!..

Из воды выходила женщина 0 (0)

Из воды выходила женщина,
удивленно глазами кося.
Выходила свободно, торжественно,
молодая и сильная вся.

Я глядел на летящие линии…
Рядом громко играли в «козла»,
но тяжелая белая лилия
из волос ее черных росла.

Шум и смех пораженной компанийки:
«Ишь ты, лилия — чудеса!» —
а на синем ее купальнике
бились алые паруса.

Шла она, белозубая, смуглая,
желтым берегом наискосок,
только слышались капли смутные
с загорелого тела — в песок.

Будет в жизни хорошее, скверное,
будут годы дробиться, мельчась,
но и нынче я знаю наверное,
что увижу я в смертный мой час.

Будет много святого и вещего,
много радости и беды,
но увижу я эту женщину,
выходящую из воды…

Баллада о фашистской овчарке 4.5 (15)

Она могла весь мир заесть
И разорвать в куски.
От крови порыжела шерсть,
Темней, острей клыки.

Казалось ей: народ чужой
Терзать не надоест,
Заслуженный имела свой
Большой железный крест.

Пожар к пожару.
К дыму дым.
Ходила по огням.
Она давно привыкла к ним,
Как к травам и цветам.

И вновь пожара ярый взмах.
Он ночь насквозь прожёг —
В её оплавленных глазах
Он был, как мотылёк.

Танкисты вновь лишили сна
И люк открыли ей,
Чтоб кинулась душить она
Израненных людей.

И вдруг застыла на бегу:
Трещали этажи,
А всюду,
В доме и в снегу,
Кричали малыши.

Тянули руки к ней они
Из-за дверей, камней,
И, плача, тыкались в огни,
И звали матерей.

Никто от пламени не спас
Испуганных ребят,
И были все они сейчас
Похожи на щенят,

На тех,
Что в танке принесла —
Их выбросили в люк, —
Тогда с трудом она смогла
Свой побороть испуг.

И стало прошлое больней
Глаза ей застилать.
«Души! » — приказывали ей,
А в ней проснулась мать.

Фашисты вышли из машин.
Всё тьмой заволокло:
Три автомата, как один,
Сработали легко.

И рухнула в огонь живой
Она среди детей,
Не смяв впервые никого,
Не показав когтей.

Михаил Беляев