Стихи Федора Глинки

Суд мирам уготовляется,
Ходит Бог по небесам;
Звезд громада расступается
На простор его весам…

И, прослышав Бога, дальние
Тучи ангелов взвились;
Протеснясь н врата кристальные,
Хоры с пеньем понеслись…

И мой ангел охранительный,
Уж терявший на земле
Блеск небесный, блеск пленительный,
Распустил свои криле…

У судьбы земной под молотом,
В стороне страстей и бурь,
Ярких крыл потускло золото,
Полиняла в них лазурь…

Но как все переменилося!
Он на Бога посмотрел —
И лицо его светилося,
И хитон его светлел!..

Ах! когда ж жильцам-юдольникам
Возвратят полет и нам —
И дадут земным невольникам
Вольный доступ к небесам!..

Скрывалось за горы
Роскошное солнце,
И долгий день летний
Угаснул, и вечер
Настал с тишиною,
И в воздухе душно!..
Зарница играла
По нивам волнистым,
И сизая туча
Вдали загоралась;
Далекое эхо
В горах рокотало…
Я в роще тенистой
Дышал ароматом
Цветущего луга…
Вдруг птичка слетела,
Не знаю откуда,
И, зыблясь на ветке,
Запела уныло,
Уныло и сладко!..
Я весь стал — вниманье,
И весь — упоенье:
Душа разрывалась
От песни унылой;
Душа восхищалась
Унылою песнью…
И отзыв далекий
Друзей отлученных,
И память о прошлом,
О днях невозвратных
Бывалого счастья,
И стоны разлуки,
И шепот предчувствий,
Грядущего тайны —
Всё, всё выражала
Волшебная песня
Чудесной певицы…
Мне виделось: месяц
Стоял недвижимо
И звезды, внимая,
Горели яснее,
И грохот нагорный
Затих!.. И в забвеньи
Сидел я до утра,
Мечтая о небе…
Певица всё пела,
Но, вместе с росою
Подъемлясь всё выше,
Как искра угасла,
В лучах утонула!..
Откуда ты, птичка,
Небесная радость!
Где край тот далекий,
В котором ты, прелесть!
Гостишь неотлетно?.
И, странник печальный
В сем мире мятежном,
По сердцу мне чуждом,
Услышу ль опять я
В безмолвии ночи,
Залетная гостья!
Твой голос чудесный?
Иль раз только в жизни
Он смертному слышен?

Картина ночи перед последним боем под стенами Смоленска и прощальная песнь русского воина

Затихал на ратном поле
Битвы грозный шум,
И смоленски древни стены,
Гордых башен ряд
Приоделись мраком ночи:
Бил полночный час!..
Но к покою не склонялся
Храбрых россов стан:
Не дремали мудры вожди,
Думу думали,
Как в страну свою родную
Не пустить врагов.
А враги, враги пируют,
Позабыв, что Бог
С высоты на них наводит
Свей разящий гром.
Разлились, как шумны волны,
Их полки в полях;
Ярко сталь мечей сверкает,
Страшно медь звучит;
И, вздыхая томно, вторит
Древний русский край.
Громко ржанье чуждых коней,
Чуждых воев клик…
Тьмы врагов, кичась, мечтают
Сдвинуть с места град!..
Затрещал под их стопами
Древних холмов ряд,
И под силой их погнулся
Левый брег Днепра!
Развели они несметны
По горам огни.
Но одни ль огни в их стане?
Села ближние
Запалились их руками, —
Всюду зарев блеск!
И кругом в ночи краснеет
Море огненно…
Загорелась, запылала
Земля русская!
Поднялся пожар высоко —
До небесных звезд,
И с пожаром востекают
Выше звезд мольбы;
Тяжко стонут, воздыхая,
Люди русские.
«Пусть сгорают наши села, —
Говорят в слезах. —
Что нам села? Что нам грады?
Лишь бы край родной
Защитить от лютой доли
В вечном рабстве жить!»
Так гласит народ, а горы
Вторят ратных клик.
И часы проходят ночи:
Близок грозный день!
Показался из-за башен
В дымном облаке
Месяц, весь налитый кровью,
И печальный лик
Углубил в потоке мутном…
И восток небес
Забелел; златой струею
Пролилась заря:
Зарумянились сребристых
Облаков края,
И повеял в поле свежий
Предрассветный ветр,
И огни во стане русском
(Что поставлен был
Вдоль крутой горы Покровской)
Бледно теплятся…
Тут острят, шумя, гусары
Сабли ясные,
И козак — свой длинный дротик;
И пехотный строй
Закрепляет (чтоб не дрогнул)
Троегранный штык…
Гул далеко вторит ржанье
Ретивых коней;
Бьют копытами о землю,
Из ноздрей их дым;
Громко сарпают, и очи
Их огнем горят.
Словно просятся на битву,
Осердясь за то,
Что враги в родных потоках
Водопой мутят!..
Все вещало, что настанет
Скоро день и бой,
И воспел тут воин русский
Песнь Прощальную:

«Друзья мои, товарищи, сподвижники в боях!
Настанет скоро страшный день, и битва загремит!
Застонет дол и темный бор от сечи роковой,
И ясну зорю утренню и солнца лик младой
Затмит, поднявшись тучами, над смертным полем дым!..
Друзья мои, товарищи, сподвижники в боях!
Настанет скоро страшный день, и битва загремит:
Бог знает, кто останется, друзья, из нас живых!
Но сладко, сладко в битве пасть за родину свою!
Не славы алчет русский царь, и начал бой не он:
Враги, враги вломились к нам с цепями и мечом!
Грозят пленить святую Русь и русских покорить!
Ах! нет, того нельзя стерпеть: скорей могила всем!
Как тяжко жить под чуждыми законами врагов!
Не ясно солнце красное тоскующим в плену,
Не видит звезд и месяца раба слезящий взор!
И самый хлеб постыл ему, и соль ему горька!
Нет, братцы, нет, товарищи, не выдайте врагам
Отечества любезного на рабство и позор!
Пречистая Владычица, хранящая сей град!
Подай нам крепость львиную, да постоим в бою,
Да будет грудь усердная сих древних крепче стен!
Друзья мои, товарищи, сподвижники в боях!
Предчувствие унылое ко мне закралось в грудь!
Уже зари вечерния не видеть мне в сей день!
В сей день в кипящей сече я паду на груду тел,
Потускнут и засыплются песком мои глаза:
Не зреть им побеждающих товарищей моих!
Пронзен, о землю грянусь я — но все лицом к врагам;
Ослабнут руки крепкие, и мой холодный труп
Притопчут кони бурные, и ратный прах, сгустясь,
Подернет лик кровавый мой печальной пеленой…
Друзья мои, товарищи, я смерти не боюсь!..
Когда ж умолкнет грозный бой, найдите вы меня:
По ранам на груди моей легко узнать мой труп!
О други, о товарищи, сподвижники мои!
Штыками вы и саблями близ светлых вод Днепра
Изройте, други верные, могилу для меня;
Насыпьте, други храбрые, на ней высокий холм;
На нем скрижаль и новый крест, и напишите так:
»Здесь храбрый русский воин спит, товарищ наш в боях:
Во всех кровавых сечах он в передних был рядах;
Струилась часто кровь из ран, но ран он не слыхал!
Под тучами картечь и пуль наш друг был смел и бодр.
Струей дунайской раны он кровавы омывал;
По Альпам, выше грозных туч, с Суворовым всходил
И на гранитах шведских скал острил драгой булат,
Что вырвал из могучих рук кавказского бойца!
Он зрел брега каспийских вод и видел бурный Бельт,
В далеких был краях — и пал за близкий сердцу край:
За родину, за милую, за русский край святой,
Поставя смело грудь в бою за веру и царя!
Он жил и умер, храбрый друг, как истый славянин».
Так пел: «Мне будет долго здесь и беспробудно спать;
Когда ж утихнет брань в полях и теплая весна
Пригреет землю хладную и мой могильный холм
Оденется цветочками и травкой молодой, —
Тогда придет любезная подруга юных дней,
И с нею дети милые увидят отчий гроб.
»Не плачьте, — скажет матерь им, — не умер ваш отец:
Здесь только прах земной его, а дух на небесах!
Туда пошел он в светлый дом к Небесному Царю
За то, друзья, что верен был царю земному здесь!»
Так, братья, други храбрые, мне сладко умереть
За родину, за милую, за русский край святой!»

Слуху моему даси радость и веселие.
Псалом 50

Чей шепот в душу проникает?
Кто говорит мне: «Веселись!
Година счастья наступает,
Уж годы скорби пронеслись.
Уже грехов истерлись цепи,
И расклепались кандалы:
Оденутся дубровой степи
И жатвы взыдут на скалы.
Настанет новых дум порядок;
Свершится ряд заветных числ;
И тайны вековых загадок
И прорицаний темных смысл
Постигнут люди, — и мгновенно
Воспрянет всяк, как пробужденный
От тяжких, воспаленных снов:
Пройдет пиянство шумной злобы,
И в пятичувственные гробы
Войдет вторая жизнь — любовь!
Повеет сладкое прощенье
Над осужденною землей,
И потечет благословенье
На широту земных полей.
И люди встретятся как братья,
И — дети пред лицом отца —
Друг к другу кинутся в объятья
И сложат в длань его сердца».

Умней Европа — я не спорю!
Но на добро ли этот ум?!
Идет с умом от горя к горю,
А в результате только шум,
Еще какое-то круженье
В одном и том же все кругу!
Кричит: «прогрессы — просвещенье»;
О Боге ж ровно ни гугу!
Ей быт земной — дороже неба!
Торговля — вот ее потреба;
Ей биржа храм! — Сама ж без хлеба
И при уме — кругом в долгу!..

О друг младой, прекрасный друг!
Уж солнце за горами.
Певец зари мой нежит слух,
Луна над озерами;

Тебя я жду, тебя зову:
Уже густеют тени;
Присядь ко мне, склони главу
На дружние колени…

Она пришла, она была,
Душа при ней так млела!..
Но вспыхнул день — и, как стрела,
Куда-то отлетела…

Уж нет ее, и грудь пуста;
Ах, если б, если б чаще
Ко мне слетала та ж мечта,
Мне б горе было слаще!

Я долго, долго бы глядел
В твои лазоревые очи,
По дням ни жив ни мертв сидел,
Без сна просиживал бы ночи,
И всё бы радостью яснел,
Глядя в твои лазурны очи.
Так пастырь, празднуя весну,
Один, без мыслей, без волненья,
Сидит и смотрит на луну
И пьет душою тишину
Из бестревожного смотренья!

Утеха пламенных очей,
О радость-дева молодая!
Явися мне в тиши ночей,
Когда, бессонием страдая,
Я мучусь в пламенной тоске;
Явись, как ты являлась прежде,
В воздушной, розовой одежде,
С букетом в ласковой руке
Свежеющих, ночных фиолей!
Веди меня с собою в поле
И в шелковистые луга,
Где всё свободно и привольно,
Где небо гнется как дуга,.
Ласкаяся к земле довольной!..
Но я вотще тебя зову
Тоскливым голосом томленья:
Иные, грозные виденья
Смущают томную главу.
Растут, кипят, я вижу, воды
И нагло рвутся из брегов,
И грудь земли полна громов
И не таков уж чин природы!..

Я бурями вспахан, разрыт ураганом,
И слезы — мой были посев;
Меня обольщали — обман за обманом,
Как ласки изменчивых дев.

Беды просевали сквозь медное сито
Меня, истолокши пестом,
Но чья-то премудрость то ясно, то скрыто
Мне путь мой чертила перстом!..

Когда я пускался в житейское море,
Мне выдали шаткий челнок;
За кормщика село — угрюмое горе.
Мой парус вздул бурею рок.

Когда ж совершилась страданиям мера,
Из облак рука мне дала
Тот якорь, на коем написано: «Вера»,
И жизнь моя стала светла.

Теперь уж, покинув большую дорогу,
Гляжу я на мир из окна;
Со мной же покинуть решилась тревогу
Мой видимый ангел — жена!..

Как перья по ветру, кружит там, в арканах,
Их, ветреных, — ветреность дум:
Лишь мелочность жизни, лишь бури в стаканах
Заботят и тешат их ум!

Но как обратить их? — советом ли, толком?
Глухая не слушает плоть.
Так пусть же мятутся… а мы тихомолком
Прошепчем: «Спаси их, Господь!»

От вихрей, кружащих сей мир коловратный,
Укрой нас, Властитель судеб!
Для сердца — жизнь сердца — Твой мир благодатный,
Для жизни — насущный дай хлеб!

Брега пустынные темнеются как коймы,
Онега зеркалом лежит;
И паруса сложили соймы…
Ничто не движется, безлюдный берег спит.
И волны тихие смешались с небесами,
Чуть слышен гул грозы — и молния горит
Над повенецкими лесами…
Торчат, как призраки, огромные скалы,
Природы древние обломки.
Зачем уснули вы, кипящие валы?
Где ты, порывный ветр? Где вихри в свистах звонких?
Вы, древние жильцы в сих горных теснотах,
Мой вздох к моим друзьям промчите в высотах!
Вас просит грустный преселенец;
Скажите им, что он, в пустынных сих местах,
О них тоскует, как младенец.