На стеклах нарастает лед,
Часы твердят: «Не трусь!»
Услышать, что ко мне идет,
И мертвой я боюсь.
Как идола, молю я дверь;
«Не пропускай беду!»
Кто воет за стеной, как зверь,
Кто прячется в саду?
На стеклах нарастает лед,
Часы твердят: «Не трусь!»
Услышать, что ко мне идет,
И мертвой я боюсь.
Как идола, молю я дверь;
«Не пропускай беду!»
Кто воет за стеной, как зверь,
Кто прячется в саду?
Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу…
Сосен дрогнули верхушки.
Желтый луч упал в траву.
Но ни звука в чаще свежей…
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.
Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят, и губы
Улыбаются другой улыбкой.
Я заметила это, вернувшись
С похорон одного поэта.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.
Я окошка не завесила,
Прямо в горницу гляди.
Оттого мне нынче весело,
Что не можешь ты уйти.
Называй же беззаконницей,
Надо мной глумись со зла:
Я была твоей бессонницей,
Я тоской твоей была.
Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть?..
«Пушкин» Ахматовой
С юности Анна Андреевна Ахматова любила творчество Александра Сергеевича Пушкина. Она знала наизусть не только его стихи, но и письма.
Стихотворение написано в марте 1943 года. Поэтессе в эту пору 54 года, она в Ташкенте, выздоравливает после брюшного тифа. Радостные известия этого времени – первое письмо от сына после долгого молчания, прорыв блокады Ленинграда. Она также опекает Георгия Эфрона, сына трагически ушедшей из жизни М. Цветаевой. Главным делом ее в этот период становится работа над «Поэмой без героя». Интересно, что среди ближайших подруг ее в Ташкенте была актриса Ф. Раневская. По жанру – посвящение, экспромт, по размеру – ямб со смежной и перекрестной рифмовкой, 1 строфа. Рифмы и открытые, и закрытые. Лирическая героиня – сама автор, словно беседующая с почитателями творчества А. Пушкина. Интонация легкая, чуть задумчивая. Есть и риторический вопрос с многоточием, и восклицание.
«Что такое слава»: действительно, в полной мере ответить на этот вопрос может только испытавший ее. Похоже, даже сама А. Ахматова не решается выступить в этом споре о славе арбитром. «Какой ценой»: ее не обманывал миф о беспечности поэта. За каждой строкой стоит труд – и, прежде всего, сердца и ума.
«Право»: она уверена, что такое право у него действительно есть, он его заслужил, это не оспаривается. «Возможность или благодать»: оба слова сближены, как синонимы. «Шутить»: жизнерадостность, солнечность, искрометность поэзии А. Пушкина общеизвестна. «Молчать»: недоговоренность – частый прием в творчестве поэта. За этим молчанием – тысячи слов. «Ногу ножкой»: об этом уменьшительном суффиксе можно написать целый трактат. К примеру, такое слово встречается не единожды в «Евгении Онегине», где вокруг «ножек» поэт патетически разводит целую философию, возводя их до высоты обобщающего образа. Существует целая вереница нарисованных поэтом ножек в черновиках и рукописях. Сама поэтесса недаром называла этот роман «воздушной громадой». Название этого стихотворения подчеркивает желание А. Ахматовой в очередной раз попытаться выделить некую квинтэссенцию творчества А. Пушкина, разгадать загадку этого феномена. Эпитеты: мудро и лукаво, таинственно. Перечислительная градация: шутить, молчать, называть. Инверсия: купил он.
К пушкинскому наследию А. Ахматова возвращалась в разные периоды своей жизни. Во время Великой Отечественной войны она создает короткое стихотворение «Пушкин».
Солнце комнату наполнило
Пылью желтой и сквозной.
Я проснулась и припомнила:
Милый, нынче праздник твой.
Оттого и оснеженная
Даль за окнами тепла,
Оттого и я, бессонная,
Как причастница спала.
Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: «Довольно!»
Каждый вечер подносят к окну
Мое кресло. Я вижу дороги.
О, тебя ли, тебя ль упрекну
За последнюю горечь тревоги!
Не боюсь на земле ничего,
В задыханьях тяжелых бледнея.
Только ночи страшны оттого,
Что глаза твои вижу во сне я.
Теперь никто не станет слушать песен.
Предсказанные наступили дни.
Моя последняя, мир больше не чудесен,
Не разрывай мне сердца, не звени.
Еще недавно ласточкой свободной
Свершала ты свой утренний полет,
А ныне станешь нищенкой голодной,
Не достучишься у чужих ворот.
Мурка, не ходи, там сыч
На подушке вышит,
Мурка серый, не мурлычь,
Дедушка услышит.
Няня, не горит свеча,
И скребутся мыши.
Я боюсь того сыча,
Для чего он вышит?
Мы не умеем прощаться,-
Все бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
В церковь войдем, увидим
Отпеванье, крестины, брак,
Не взглянув друг на друга, выйдем…
Отчего все у нас не так?
Или сядем на снег примятый
На кладбище, легко вздохнем,
И ты палкой чертишь палаты,
Где мы будем всегда вдвоем.
Да, я любила их, те сборища ночные,-
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, зимний пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.