Снова из облаков
появляются резвые пташки
в небе огромном…
Стихи зарубежных поэтов классиков
Смерть это долгий разговор
Смерть — это долгий разговор
Промеж Душой и Прахом.
«Все тлен!» — гнет Смерть. Душа в ответ:
«Мне чужды Ваши страхи».
Смерть смотрит в землю, а Душа,
Чтоб спор закончить длинный,
Как свой последний аргумент
Сняла пальто из глины.
Черви
Тебе, о Франция, развесистое древо,
Я пел двенадцать лет: «Плоды свои лелей
И вечно в мир кидай щедроты их посева:
Их возрастил господь в течение трех дней.
И вы, что мне вослед в восторженных глаголах
Воспели дерево и сей обильный год,
О дети счастия, — с ветвей его тяжелых
Привитый предками срывайте спелый плод!»
Они торопятся, — и кончен сбор до срока.
Но вижу я: плоды изгнившие лежат,
Надежду обманув старинного пророка,
Льют в сердце и в уста ему свой тлен и яд.
О древо родины, не с неба ли пролился
Источник гибели и беды возрастил?
Иль благородный сок нежданно истощился?
Иль ядовитый ветр побеги отравил?
Нет, черви, тихие, глухие слуги смерти,
Замыслили беду принесть исподтишка,
Осмелились они, губительные черви,
Нам осквернить плоды в зародыше цветка. —
И вот один из них предстал перед глазами:
«Чтоб ныне властвовать, надменно хмуря лоб,
Нам подлость низкая протягивает знамя:
Эй, братья-граждане, готовьте трон и гроб!
Пусть это дерево, чья так пышна вершина,
Под нашим натиском, сгнивая, упадет,
А у подножия разверзнется пучина,
Что роем мы тебе, о дремлющий народ!»
Он правду говорил: святого древа лоно
Посланники могил прожорливо грызут;
С небесной высоты легла на землю крона,
И древний ствол его прохожий топчет люд.
Ты верить нам три дня дозволил, боже правый,
Что снова греет нас луч милости твоей;
Спаси же Францию и всходы ее славы
От сих, в июльский зной родившихся червей!
Лондон
Но вольным улицам брожу,
У вольной издавна реки.
На всех я лицах нахожу
Печать бессилья и тоски.
Мужская брань и женский стон
И плач испуганных детей
В моих ушах звучат, как звон
Законом созданных цепей.
Здесь трубочистов юных крики
Пугают сумрачный собор,
И кровь солдата-горемыки
Течет на королевский двор.
А от проклятий и угроз
Девчонки в закоулках мрачных
Чернеют капли детских слез
И катафалки новобрачных.
К ночи
Быстро пройдись по западной волне,
Дух Ночи!
Из туманной восточной пещеры,
Где, весь долгий и одинокий день,
Ты плетешь сны радости и страха,
Который делают тебя ужасной и дорогой, —
Да будет быстрым твой полет!
Укутай свой образ в серый плащ,
Украшенный звездами!
Ослепи своими волосами глаза Дня;
Целуй его, пока не устанет,
Затем броди над городом, морем и землей,
Дотрагиваясь до всего своей снотворной палочкой —
Приди, долгожданная!
Когда я встал и увидел зарю,
Я вздохнул по тебе;
Когда свет поднялся высоко, и роса исчезла,
И полдень тяжело лег на цветы и деревья,
И усталый День вернулся в отдыху,
Мешкая, как нежеланный гость,
Я вздохнул по тебе.
Твой брат Конец (т.е. смерть) пришел и крикнул,
Хочешь меня?
Твой милый ребенок Сон, с туманными глазами,
Пробормотал, как полуденная пчела,
Мне гнездиться около тебя?
Хочешь меня? — И я ответил,
Нет, не тебя!
Конец придет, когда ты умрешь,
Скоро, очень скоро —
Сон придет, когда ты уйдешь;
Ни у того, ни у другого я не попрошу того,
Что попрошу у тебя, возлюбленная Ночь —
Быстрым будь твой приближающийся полет,
Приди скоро, скоро!
Когда уже все было занесено снегом
Когда уже все было занесено снегом, я послал эти стихи одному другу. Осенью он сулил навестить меня, но не сдержал слова.
Теперь она без следа
Погребена под снегом
А ждал я, мои друг придет,
Когда устилала тропинки
Кленовых листьев парча.
Все любви мои возьми — Сонет 40
Все страсти, все любви мои возьми, —
От этого приобретешь ты мало.
Все, что любовью названо людьми,
И без того тебе принадлежало.
Тебе, мои друг, не ставлю я в вину,
Что ты владеешь тем, чем я владею.
Нет, я в одном тебя лишь упрекну,
Что пренебрег любовью ты моею.
Ты нищего лишил его сумы.
Но я простил пленительного вора.
Любви обиды переносим мы
Трудней, чем яд открытого раздора.
О ты, чье зло мне кажется добром.
Убей меня, но мне не будь врагом!
Одинокая гора
Гора — ужасный ад,
Где побывал Синдбад,
Влечёт магнитом;
На береге морском
Рок разбросал кругом
Суда по плитам.
Подходят корабли
Сюда со всей земли
В болтанке грозной;
Но у горы Судьбы
Все тонут без борьбы
Рано или поздно.
Кого здесь только нет:
Баркас, что много лет
Шторма носили,
Ладьи, их в тот залив
Спокойный, просмолив
Вчера спустили.
Конец один для всех
На грозных скалах тех.
К Синдбада славе
О, Хиндбад, зависть скрой,
Равны все пред горой
В смертельной яви.
Мир
Перевод В. Брюсова
Мир состоит из звезд и из людей.
Там, в высоте,
Спокон веков, таинственно далеких,
Там, в высоте,
В садах небес, роскошных и глубоких,
Там в высоте,
Вкруг солнц, бесчисленных и сходных
С огнистым улеем, там, в высоте,
В сверкании пространств холодных,
Вращаются, впивая дивный свет,
Рои трагических планет.
Неведомо когда,
Как рою пчел, им жизнь дала звезда,
И вот они летят — пылинки мира —
Среди цветов и лоз, в садах эфира;
И каждая из них, свой вечный круг чертя,
Сверкая в тьме ночной, а днем в лучах сокрыта,
Уйдя далёко, вспять бежит своей орбитой
И к солнцу-матери влечется, как дитя.
Там, в белой немоте, есть строй неколебимый
В движенье яростном тех золотых шаров
Вокруг костра огня, вокруг звезды родимой, —
В круговращении неистовом миров!
Что за чудовищность бессчетных порождений!
Листва из пламени, кустарник из огней,
Растущий ввысь и ввысь, живущий в вечной смене,
Смерть принимающий, чтоб вновь пылать ясней!
Огни сплетаются и светят разом,
Как бриллианты без конца
На ожерелье вкруг незримого лица,
И кажется земля чуть видимым алмазом,
Скатившимся в веках с небесного лица.
Под цепким холодом, под ветром тяжко влажным
В ней медленно остыл пыл буйного огня;
Там встали цепи гор, вершины леденя;
Там ровный океан взвыл голосом протяжным;
Вот дрогнули леса, глухи и высоки,
От схватки яростной зверей, от их соитий;
Вот буря катастроф, стихийный вихрь событий
Преобразил материки;
Где бились грозные циклоны,
Мысы подставили свои зубцы и склоны;
Чудовищ диких род исчез; за веком век
Слабел размах борьбы — ударов и падений, —
И после тысяч лет безумия и тени
Явился в зеркале вселенной человек!
Явился господином,
Меж всех земных существ единым,
Стоявшим прямо, к небу поднимавшим очи.
Земля, ее и дни и ночи,
Пред ним распростирала круг
С востока к западу и с полночи на юг,
И первые полеты первых мыслей
Из глуби человеческой души
Державной,
Взнесясь в таинственной тиши,
Незримыми гирляндами повисли.
Мысли!
Их яростный порыв, их пламень своенравный,
Их ярость алая, аккорд багряный их!
Как там, на высоте, меж облаков седых,
Горели звезды, так они внизу сверкали;
Как новые огни, неслись к безвестной дали,
Всходя на выси гор, на зыбях рек горя,
Бросая новое всемирное убранство
На все моря
И все пространство.
Но чтоб установить и здесь согласный строй,
В их золотом и буйственном смятенье,
Как там, на высоте, да, как и там, вдали,
Священной чередой,
Как солнц небесных повторенье,
Возникли гении меж расами земли.
С сердцами из огня, с устами как из меда,
Они вскрывали суть, глася в среде народа,
И все случайные полеты разных дум,
Как улей, собирал их озаренный ум,
И тяготели к ним приливы и отливы
Исканий пламенных, разгадок горделивых;
И тень прислушалась, впивая их слова;
Дрожь новая прошла по жилам вещества:
Утесы, воды, лес почувствовали нежно,
Как дует ветер с гор иль ветерок прибрежный;
Прибой возжаждал плясок, листок обрел полет,
И скалы дрогнули под поцелуем вод.
Все изменилося до глубины заветной —
Добро, зло, истина, любовь и красота;
Живыми нитями единая мечта
Соединила все в покров души всесветной,
И мир, откуда встал невидимый магнит,
Признал закон миров, что в небесах царит.
Мир состоит из звезд и из людей.
Играют в волан
Играют в волан —
слух ласкает мягкий, как масло,
столичный говор…
К Меркурию
Вещий внук Атланта, Меркурий! Мудро
Ты смягчил людей первобытных нравы
Тем, что дал им речь и благой обычай
Ввел состязаний.
Вестник всех богов, я тебя прославлю
Песней. Ты творец криворогой лиры,
Мастер в шутку все своровать и спрятать,
Что бы ни вздумал.
Ты малюткой раз Аполлона стадо
Ловко скрыл, угнав. «Не отдашь коль…» — грозно
Тот стращал, — и вдруг рассмеялся: видит —
Нет и колчана.
Ты Приама вел незаметно ночью:
Выкуп ценный нес он за тело сына,
В вражий стан идя меж огней дозорных
Мимо Атридов.
В край блаженный ты беспорочных души
Вводишь; ты жезлом золотым смиряешь
Сонм бесплотный — мил и богам небесным,
Мил и подземным.
О чтении и письме
Луцилия приветствует Сенека!
Порой поездки бодрость придают:
Когда поговорить бывает не с кем,
Читаю, и в пути не устаю.
Когда пишу, растрачиваю силы.
А чтенье — расслабляет. В свой черед
Меняй занятья: в переводах, милый,
Ни лень, и ни усталость не берет.
Должны мы подражать трудягам-пчелам,
Неутомимо собирая мед
Со всех цветков в округе, и с веселым
Жужжаньем к сотам направлять полет.
Пока о пчелах точно не известно:
Берут ли мед, иль делают его
из сока, облетев вокруг всю местность?
Мы мед едим, не зная ничего.
В собраньи книг возьми себе на пробу,
Потом смешай, создай единый вкус,
Чтоб усладить душевную утробу.
Так, за обедом поглощенный кус
Сперва обременяя наш желудок,
Усвоившись, нам силу придает.
В чужую мысль проникнув, наш рассудок,
Вдруг с собственною мыслью предстает.
Проглоченное только память кормит,
Усвоенное развивает ум.
Пусть и душа, сокрыв, что ее полнит,
Покажет результаты наших дум.
Пусть будет сходство взглядов, как осанки…
Не копией, но, в сыне — лик отца:
Великий ум дает свою чеканку
Всему, что взять решил от образца.
Цитируя, не избежать укора:
Чужие мысли — бой чужих часов…
Хочу в тебе услышать мощность хора,
Не слыша звук отдельных голосов.
Как это спеть?- Внимай,что скажет разум:
Оставь богатство, зависть, славу, спесь —
Им нет конца, достиг чего-то, сразу
Посмотришь вверх: опять там кто-то есть…
Не обивай высокие пороги,
Оставь вдали хоромы богачей.
Иди вперед путем простым, пологим,
Не отводя от мудрости очей.
Неровный путь ведет к мирским вершинам,
Всех ищущих прижизненных даров…
Но разум не измерить тем аршином —
Иди путем пологим.
Будь здоров.
В свой час горит на небе лучистых звезд венец
В свой час горит на небе лучистых звезд венец,
Восходит и заходит и меркнет наконец.
За пазухой у неба, в карманах у земли
Запас рождений новых… Ведь вечно жив Творец.
Песни о любви к себе
На песчаном белом берегу
Островка
В Восточном океане
Я, не отирая влажных глаз,
С маленьким играю крабом.
***
О, как печален ты,
Безжизненный песок!
Едва сожму тебя в руке,
Шурша чуть слышно,
Сыплешься меж пальцев.
***
Там, где упала слеза,
Влажное
Зерно из песчинок.
Какой тяжелой ты стала,
Слеза!
***
Могу ли забыть
Того, кто, не смахивая слезы,
Бегущей по щеке,
Показал мне,
Как быстро сыплется горсть песка.
***
К песчаным холмам
Прибит волною сломанный ствол,
А я, оглядевшись вокруг,-
О самом тайном
Пытаюсь хотя бы ему рассказать.
***
Перед огромным морем
Я один.
Уже который день,
Как только к горлу подступают слезы,
Из дома ухожу.
***
На песчаном холме
Я долго лежал
Ничком,
Вспоминая далекую боль
Первой моей любви.
***
Сто раз
На прибрежном песке
Знак «Великое» я написал
И, мысль о смерти отбросив прочь,
Снова пошел домой.
***
С досадой
Мать окликнула меня,
Тогда лишь, наконец, заметил:
По чашке палочками
Я стучу, стучу…
***
Под вечер без огня сидел я
И вдруг гляжу:
Выходят из стены
Отец и мать,
На палки опираясь.
***
Я в шутку
Мать на плечи посадил,
По так была она легка,
Что я не мог без слез
И трех шагов пройти!
***
Без цели
Я из дома выхожу,
Без цели
Возвращаюсь.
Друзья смеются надо мной.
***
Словно где-то
Тонко плачет
Цикада…
Так грустно
У меня на душе.
***
Я зеркало взял,
Стал строить
Гримасы на сто ладов
Какие только умел…
Когда устал я от слез.
***
Слезы, слезы —
Великое чудо!
Слезами омытое
Сердце
Снова смеяться готово.
***
«И лишь из-за этого
Умереть?»
«И лишь ради этого
Жить?»
Оставь, оставь бесполезный спор.
***
Чтобы стало на сердце легко!
Такой бы найти
Радостный труд!
«Завершу его
И тогда умру», — я подумал…
***
Ночное веселье
В парке Аеакуса,
Вмешался в толпу.
Покинул толпу
С опечаленным сердцем.
***
Когда, как редкий гость,
Приходит в сердце
Тишина,
Легко мне слушать
Даже бой часов.
***
Я взошел на вершину горы.
Невольно
От радости
Шапкой взмахнул.
Снова спустился вниз.
***
А где-то спорят люди:
Кто вытащит
Счастливый жребий?
И мне бы с ними
Потягаться.
***
Хотел бы в гневе
Вдребезги вазу разбить!
Разбить бы сразу —
Девяносто девять —
И умереть.
***
В трамвае
Встречается мне каждый раз
Какой-то коротышка,
Впивается хитрющими глазами.
Я начал опасаться этих встреч.
***
Перед лавкой зеркал
Я вдруг удивился…
Так вот я какой!
Обтрепанный,
Бледный.
***
Я в дом пустой
Вошел
И покурил немного,
Мне захотелось
Одному побыть.
***
Не знаю отчего,
Я так мечтал
На поезде поехать.
Вот — с поезда сошел,
И некуда идти.
***
Зарыться
В мягкий ворох снега
Пылающим лицом…
Такой любовью
Я хочу любить!
***
Руки скрестив на груди,
Часто думаю я теперь:
«Где он, враг-великан?
Пусть выйдет,
Попляшет передо мной!»
***
Зевнуть бы,
Не думая ни о чем,
Как будто бы пробудился
От долгого,
От столетнего сна.
***
Белые руки,
Большие руки. ..
Все говорят про него:
«Какой он необычайный!»
И вот — я встретился с ним.
***
С легкой душою
Хотел я его похвалить,
Но в сердце самолюбивом
Глубоко таилась
Печаль.
***
Льется дождь —
И в доме моем
У всех
Такие туманные лица. ..
Хоть бы дождь скорей перестал!
***
Я похвалой польщен?
Нет, гнев меня берет.
Как грустно
Знать себя
Уж слишком хорошо!
***
Прошла веселая пора,
Когда любил я
Вдруг постучать
В чужую дверь,
Чтоб выбежали мне навстречу.
***
Вчера держался я на людях,
Как избранный
Властитель дум,
Но после на душе —
Такая горечь!
***
Непригодный к делу
Поэт-фантазер,
Вот что думает он про меня.
И у него-то, как раз у него
Мне пришлось попросить взаймы.
***
«То хорошо
И это хорошо!» —
Иные люди говорят.
Завидна мне
Такая легкость духа.
***
Как весело слушать
Могучий гул
Динамо-машины.
О, если б и мне
Так с людьми говорить!
***
Когда приходится служить
Капризным,
Наглым самодурам,
Как страшен
Кажется весь мир!
***
Есть радостная,
Легкая усталость,
Когда, дыханья не переводя,
Закончишь
Трудную работу.
***
Застыли палочки в руке,
И вдруг подумал я с испугом:
«О, неужели наконец
К порядкам, заведенным в мире,
Я тоже исподволь привык!»
***
Как, впитывая воду
До отказа,
Морская губка тяжелеет,
Так чувство тяжести
В душе моей растет.
***
Просто так, ни за чем
Побежать бы!
Пока не захватит дыханье,
Бежать
По мягкой траве луговой.
***
Из дома выйду,
Словно очнусь.
Ведь есть же где-то теплое солнце.
Глубоко,
Полной грудью вздохну.
***
Сегодня убежала наконец,
Как зверь больной,
Не знавшая покоя,
Тревога…
Из сердца вырвалась — и убежала.
***
О друг мой,
Нищего не укоряй
За то, что так жалок он.
Голодный,
И я на него похож.
***
Запах свежих чернил.
Вытащил пробку.
У меня, голодного, вдруг
Засосало под ложечкой…
Грустная жизнь!
***
«Пусть сгибнут все,
Кто хоть единый раз
Меня заставил
Голову склонить!» —
Молился я…
***
Было двое друзей у меня,
Во всем на меня похожих.
Умер один.
А другой
Вышел больным из тюрьмы.
***
Раскрыл всю душу
В разговоре. . .
Но показалось мне,
Я что-то потерял,
И я от друга поспешил уйти.
***
Работай,
Работай! Что из того?
Жизнь не становится легче.
В упор гляжу я
На руки свои.
***
Словно будущее мое
Вдруг раскрылось
Во всей наготе.
Такая печаль —
Не забыть, не отбиться.
***
Большой хрустальный шар!
Ах, если б он был здесь
Перед глазами,
Чтоб, глядя на него,
Я мог спокойно думать.
***
Не знаю отчего,
Мне кажется, что в голове моей
Крутой обрыв,
И каждый, каждый день
Беззвучно осыпается земля.
***
Отряд марширующих солдат.
Я долго
На них глядел.
Как!
Ни тени печали на лицах?
***
Тантара-тара,
Тантара-тара,
Стучат, стучат в голове,
Падая с крыши,
Капли дождя.
***
Новой бумагой
Оклеили седзи
В доме…
Словно тяжесть
Спала с души.
***
Вечером вдруг
Захотелось мне написать
Длинное-длинное письмо,
Чтобы все на родине
Вспомнили обо мне с любовью.
***
Слова,
Неведомые людям…
Вдруг показалось мне
Я знаю их
Один.
***
Бледно-зеленое —
Выпьешь
И станешь прозрачным,
Словно вода…
Если б такое найти лекарство!
***
Я сердце новое себе искал
И вот сегодня
Один бродил
По улицам глухим…
Я и названья их не знаю!
***
В сердце у каждого человека
Если вправду
Он человек —
Тайный узник
Стонет…
***
Ребенка побранят,
И он заплачет.
О сердце детских дней,
Далекое!..
Как мне тебя вернуть?
***
На камни двора
С размаху
Швырнул я часы.
О быстрый гнев
Юных дней моих!
***
Прямая улица уходит вдаль.
Сегодня я почувствовал
Так ясно:
На эту улицу
Я вышел наконец.
Целимена
Не считай, что только сдуру
Весь я твой, мое мученье!
Не считай, что, как всевышний,
Взял я курс на всепрощенье.
Эти штучки, эти дрючки, —
Сколько мне их перепало!
А любой другой тебе бы
Так влепил, что ты б не встала.
Тяжкий крест — а ведь не сбросишь!
И стерплю, хоть это мука.
Женщина, тебя люблю я,
За грехи мне и наука.
Ты чистилище мужчины.
Хоть любовь нам сети ставит,
От твоих объятий, ведьма,
Сам господь меня избавит.